Мариам Петросян - Дом, в котором… Том 1. Курильщик
– Этот Вонючка – неплохой парень. И чего все на него ополчились? Говорят, никого подлее него в Доме нет. А он славный.
– Да, – сказал Волк, поглаживая гитару. – Он ничего. Симпатичный ребенок, немного увлекающийся шантажом. Поймал Слепого в капкан, свалился с подоконника, совершенно случайно сожрал четыре чужих бутерброда с сосисками…
– Он был голодный, – заступился за Вонючку Кузнечик. – Он на обеде не был.
– Я тоже не был, – вздохнул Волк. – Хотя если завтра никто не явится за этой гитарой, я готов скормить ему еще два обеда.
Кузнечик успокоился. «Хорошо, что Вонючка догадался прихватить гитару, – подумал он. – И хорошо будет, если завтра за ней не придут».
– Где бы достать апельсин? – жалобно спросил Красавица. – Или лимон? Или еще что-нибудь выжимающееся? – он осторожно потрогал кнопку пуска соковыжималки – и быстро отдернул руку. Он очень боялся ее сломать. Все, что он трогал, ломалось, как будто само собой.
– Спортсмен ссорится с Сиамцами, – сообщил Слепой. – Они сперли у него журнал с голыми тетками.
– Да, – сказал Волк. – Моральный облик мальчика удручает. А ты прямо как подслушивающее устройство, Слепой. Про Вонючку они еще не знают?
Слепой потряс волосами:
– Нет. Но гармошку уже расслышали.
Вонючка вернулся. Пристроился у двери и, тихо насвистывая, ковырялся в проводах сигнализации.
– Где бы достать апельсин? – спросил Красавица. – Или хотя бы мандарин. Не знаете?
– Где бы достать самоучитель игры на гитаре? – спросил Волк. – Как вы думаете, может, у Лося найдется?
Пронзительный вой сирены подбросил всех в воздух. Красавица зажал уши. Сирена надрывалась две минуты, потом стало тихо.
– Работает! – радостно сообщил Вонючка, тараща на всех огромные и наглые глаза.
Уходя на завтрак, они оставили сигнализацию включенной, а у двери поставили замаскированный капкан.
– Может, когда мы вернемся, в нем уже кто-то будет, – сказал Горбач.
В столовой присутствие Вонючки за их столом вызвало скандал. Спортсмен демонстративно отсел подальше, стая последовала его примеру. Длинный стол младших ходячих разделился посередине безлюдной полосой. Даже старшеклассники это заметили.
– Гляньте, у малявок раскол, – сказал старшеклассник Кабан.
– Подрастают, – пренебрежительно отметил Хромой. – Становятся таким же дерьмом, как мы.
Младшие, расслышавшие этот обмен мнениями, гордо выпрямились и покраснели. Старшие сравнили их с собой!
Колясники сумрачно разглядывали Вонючку.
Вонючка сиял и свинячил вокруг своей тарелки.
Возвращаясь из столовой, Кузнечик остановился у щита с объявлениями. «Разлученные». Вечерний сеанс. 2 серии. Значит, в десятой вечером никого, кроме Седого, не будет. Кузнечик побежал догонять своих.
Вонючка попросил разрешения нарисовать что-нибудь на стене. Волк вытащил банки с краской и выделил ему угол. Вонючка рисовал долго. Карандашом, потом гуашью – до самого обеда его не было слышно, только из рисовального угла доносились вздохи и шуршание, свидетельствовавшие о муках творчества.
Волк раздобыл у кого-то самоучитель игры на гитаре. Он читал его очень внимательно, но Кузнечику показалось, что у него не выходит сосредоточиться. Красавица разжился апельсином и сидел с ним перед соковыжималкой, не решаясь ее включить. Кузнечик и Горбач установили на тумбочке печатную машинку – еще один дар ящика, которым никто, кроме Кузнечика, не заинтересовался. Кузнечик сразу понял, что машинка нужна ему.
Попасть пальцем протеза по клавише с буквой намного легче, чем эту же букву нарисовать так, чтобы кто-то смог догадаться, что именно за буква имелась в виду. Ручки выскальзывали из искусственных пальцев, буквы получались корявыми и рваными. Поэтому, увидев машинку, Кузнечик обрадовался и попросил поставить ее на свою тумбочку. Пока Горбач заправлял в нее листы бумаги и печатал на них все подряд, он представлял, какое письмо напишет Рыжей и Смерти и как опустит его в лазаретный ящик – специальный ящик для писем, висевший возле лазаретной двери. В Хламовнике шумели намного громче обычного.
– Может, готовятся на нас напасть? – сказал Горбач.
– А может, нападают друг на друга? – предположил Кузнечик.
Горбач отстукал слово нападение.
– А может, это рушится империя Спортсмена, – сказал Волк. – И сейчас в нас полетят ее осколки.
В дверь кто-то тихо поскребся.
– Ну вот, – сказал Волк. – Что я говорил? Уже летят.
Красавица испуганно спрятал апельсин за спину.
– Или все же за ящиком пришли, – сказал Слепой.
Но это был Фокусник. Грустный Фокусник в полосатой рубашке, с костылем под мышкой и бельевым мешком.
– Здравствуйте, – сказал он. – Можно войти?
Он был похож на человека, сбежавшего от беды.
– Там что, и правда что-то рухнуло? – испугался Горбач.
– Тебя отпустили? – удивился Кузнечик. – Я думал, не отпустят.
– Там два новичка сразу прибыло, – застенчиво объяснил Фокусник. – Я собрался – и сразу сюда. Им теперь не до меня, а я давно хотел к вам. Можно мне остаться? – он покосился на стену и быстро отвел глаза.
– А что-нибудь полезное ты принес? – поинтересовался Вонючка.
– Он умеет фокусы показывать, – быстро сказал Кузнечик, краснея за Вонючку. – С платком и с картами. И с чем угодно.
– Проходи, – сказал Волк. – Выбирай кровать. А что за новички?
Фокусник, постукивая костылем, прошел к свободной кровати и положил на нее вещи.
– Один нормальный, – сказал он. – А второй страшный. С родинкой. Как будто шоколадом облили. Почти все лицо, – Фокусник прикрыл ладонью лицо. – Ой, гитара! – ахнул он, опуская руку и впиваясь взглядом в гитару на подушке Волка. – Откуда?
– Умеешь? – живо спросил Волк.
Фокусник кивнул. Он смотрел только на гитару.
– Повезло, – обрадовался Волк. – Я уж боялся, что свихнусь над этим самоучителем. Давай, сыграй что-нибудь.
Фокусник простучал к кровати. Волк уступил ему место.
Устраиваясь с гитарой, Фокусник деловито откашлялся, как будто собирался петь.
– Вкус меда, – объявил он.
Кузнечику сразу вспомнилось, что и фокусы свои он объявлял специальным, не своим голосом. Фокусник заиграл и, действительно, запел, хотя петь его никто не просил, но ему, должно быть, хотелось показать все свои таланты сразу. Голос у него был тонкий и пронзительный, играл он уверенно и пел тоже. Видно было, что он по-настоящему умеет играть и петь и не стесняется своего голоса. Вокруг него собрались все, кроме Вонючки, который продолжал рисовать.– И я вернусь к меду и к тебе, – выводил Фокусник трагичным фальцетом, раскачиваясь над гитарой и сам себе подпевал, – турум-турум, – встряхивал волосами и отрешенно смотрел в стену. В конце песни голос его совсем охрип, а глаза увлажнились. Следующую песню он только играл и даже объявлять ее не стал. Третью песню он назвал «Танго смерти» и на ней в первый раз сбился. Кузнечику от песен Фокусника стало грустно, остальным, как ему показалось, тоже.
– Еще я на скрипке умею, – сказал Фокусник, разделавшись с «Танго смерти». – И на трубе. И на аккордеоне. Немножко.
– Когда только успел? – удивился Волк.
Фокусник скромно потренькал струной.
– Да вот так. Успел.
Самодовольство вдруг исчезло с его лисьего личика, оно жалобно скривилось, и Фокусник отвернулся.
«Вспомнил что-то Наружное, – подумал Кузнечик. – Что-то хорошее». Ему стало жалко Фокусника и он попросил:
– Покажи фокус с платком. Тот твой, самый лучший.
Фокусник зашарил по карманам.
– Не всегда получается, – предупредил он. – Мало тренируюсь.
Вонючка отъехал от стены и с интересом уставился на Фокусника. За его спиной, в отведенном ему углу, открылось что-то страшное с вывороченными ноздрями, пупырчатое и пучеглазое. Все сразу увидели это «что-то» и забыли про фокусы.
Фокусник перестал искать платок.
– Это кто? – спросил Волк в ужасе. – Ты кого нарисовал?
– Гоблина, – радостно сообщил Вонючка. – В натуральную величину. – Правда, хорошенький?
– Да, – сказал Горбач. – Прямо хоть завешивай.
Вонючка счел это комплиментом. – Нет, правда? – спросил он. – Кровь стынет?
– Точно, стынет, – согласился Горбач. – А еще сильнее остынет, если забрести в тот угол ночью с фонариком.
Вонючка захихикал.
– Покажи, как делать сок, – попросил его Красавица, протягивая апельсин.
Вонючка схватил его и быстро очистил. Разделил на дольки и, давясь ими, объяснил оторопевшему Красавице:
– Маловато тут для сока. Лучше просто так съесть.
Он великодушно протянул Красавице одну мокрую, раздавленную дольку:
– Ешь, это полезно. Куча витамина С.
Курильщик. Взаимопонимание белых ворон
Тишина. Запах пыли и сырости. Вот что такое Перекресток ночью. Я сидел возле кадки, в которой росло что-то обглоданное и пересохшее, трогал этот скелет растения и читал надписи, покрывавшие кадку сверху донизу. Кабан, Тополь, Гвоздь… Все клички незнакомые. Буквы почернели и выглядели, как полустертый орнамент. Но кое-что можно было разобрать.
