Дан Борисов - Троглобионт
– Дик, не трясите ляжкой, – сегодня Хотланда раздражало решительно всё.
– Извините, шеф, – Дик отодвинулся в правый угол сиденья и облокотился, почти лег на свои высоко поднятые коленки, левая коленка продолжала дрожать, – Я волнуюсь, шеф, мне кажется, это должно быть понятно…
– Мне понятно, Дик, понятно… но еще более понятно мне, что эти русские крутят нам мозги… держат здесь уже третий день – то одно, то другое… Я боюсь, сегодня опять придумают что-нибудь, как вы думаете, Алекс?
– От КГБ можно ждать чего угодно…
– Это уже не КГБ, – вставил своё слово Дик, очень уважавший точность.
– Не имеет значения… вот, кстати, обратите внимание направо – это основное здание КГБ – самое высокое здание в Москве.
– Вроде нет, – опять уточнил Дик, глядя в окошко.
– Говорят из подвала этого здания Колыму видно, – Алекс густо захохотал, но, не увидев реакции, обернулся назад и уточнил, – Это очень далеко, на Дальнем Востоке…
Но и при этой добавке Хотланд с Диком даже не улыбнулись. Всю оставшуюся дорогу ехали молча. Собственно, было уже совсем рядом, с неширокой улицы они свернули в переулок, потом еще раз свернули и остановились у ворот, которые сразу разъехались в стороны. Машина плавно вползла в уютный немного старомодный дворик. В загородном пансионате, где они обитали уже три дня, осень еще почти не чувствовалась, а здесь высокие клены уже забросали скамеечки желтыми и красными листьями.
Здесь же, во дворике их встретил сотрудник ФСБ, которого они видели уже третий раз, но опять не узнали. Они приняли его за врача, потому что в этот раз он был в белом халате. Видя, что гости его не узнают, сотрудник решил прийти им на помощь:
– Приветствую вас… меня зовут Алексей Петрович, мы уже встречались с вами…
Хотланд сбросил встречную дежурную улыбку.
– Ах, да, да… надеюсь, больше не будет недоразумений и переносов?
– Нет, нет… вы сейчас встретитесь с… Энн Шертли, хотя я вас уже предупреждал, что она не признает этого имени, но мы об этом еще немного поговорим в кабинете. Прошу вас, – Алексей Петрович говорил по-английски чище, чем американцы.
Через стеклянные двери они взошли в просторный холл, где у них приняли верхнюю одежду, выдали пластиковые бахилы. Гостевой кабинет располагался рядом, на первом этаже.
В этом кабинете обстановка напоминала домашнюю: сервант с посудой и большой полуовальный стол с резными стульями. Весь пол застелен мягким ковром. За столом сидел худощавый человек в приличном костюме с красно-синим галстуком. Он тут же поднялся на встречу вошедшим. Алексей Петрович обратился уже к одному Хотланду:
– Если вы думаете, что мы скрываем что-то от американской стороны, то вот вам подтверждение обратного, это…
– Гарри, – опередил Алексея Петровича человек в официальном костюме.
– Это представитель вашего посольства в Москве.
– Я не сотрудник посольства. Я сотрудник ЦРУ, – Гарри слегка хохотнул, похлопал Хотланда по плечу и подтолкнул к столу, – Садитесь… садитесь господа, – он широким хозяйским жестом пригласил остальных к столу, что не удивительно – американцы, особенно представители некоторых официальных структур, везде чувствуют себя, а главное ведут себя хозяевами.
Глаза Алексея Петровича смеялись. Только глаза и так, что этого было не видно остальным. Американцев развязное поведение своего разведчика покоробило, но они не подали виду. Алекс закашлялся в кулак и присел с краю. Гарри продолжал болтать, не умолкая, он рассказал о том, как американские врачи уже исследовали Энн и дали своё заключение, состоящее в том, что надо дать пациентке покой минимум на полгода с расчетом на то, что процесс восстановления наладится сам собой без стрессов. На этом же настаивают врачи российской стороны. Однако все согласились с тем, что можно показать ей её жениха и научного руководителя – вдруг она вспомнит их, чем черт не шутит. Гарри при этом хлопнул в ладоши и развел руки, широко улыбаясь, как фокусник, удачно завершивший номер.
Как будто по этому хлопку дверь отворилась, и симпатичная девушка вкатила в комнату поднос с кофейным прибором и сладостями. Пока на столе расставлялись чашки и прочее, некоторое время все молчали, но Хотланд не выдержал:
– Ну, хорошо, но что мы тогда должны делать? мебель из себя изображать?
– Зачем же? – Алексей Петрович тоже улыбнулся, – вы можете задавать ей любые вопросы… только по-английски.
– Она не понимает английского! – Гарри опять развел руками и рассмеялся.
– Как? – впервые нарушил молчание Дик.
– Я не знаю, как, Дик, – ответил Гарри, сразу посерьёзнев, – Механизм амнезии плохо изучен, – и опять развеселился, – Это не я говорю, это говорят врачи… специалисты.
– Лиза, – обратился Алексей Петрович к уходящей уже девушке.
– Принесите еще чайник и чай в пакетиках. Она не будет кофе, – последнее он сказал по-английски.
– Почему? она любит кофе… любила, – горячо, но нерешительно вставил своё мнение Дик.
Алексей Петрович посмотрел на него, но ответом не удостоил, а обратился уже ко всем сразу:
– Давайте договоримся, вы можете задавать ей любые вопросы, но только по-английски. Это, прежде всего, относится к вам, – он посмотрел на Алекса.
– А что я? Я молчу.
– Ну и прекрасно… а переводить вопросы буду я… и должен предупредить, что при первом же подозрении, что происходящее может ей повредить, свидание будет прервано…
– И никаких импульсивных телодвижений, – строго глядя на Дика, помог коллеге Гарри.
Энн вошла в комнату в сопровождении своего лечащего врача – скромной женщины среднего возраста. Обе поздоровались и присели за стол на свободное место, как раз посередине.
– Здравствуйте Аня, – совсем уже другим голосом начал Алексей Петрович, – Мы совсем замучили вас медицинскими комиссиями, но, что поделаешь? вас же надо лечить. Это группа американских врачей из Нью-Йорка. Ну, Гарри, психотерапевта, вы уже знаете…
– Из Нью-Йорка? Я выражаю вам своё соболезнование, господа, вас постигло большое несчастье… надеюсь, никто из ваших близких не пострадал?
Все очень внимательно смотрели на Энн. Алекс удивленно покачал головой – он видел её всего несколько раз, на бегу, но запомнил обычной американкой, теперь она совершенно чисто говорила по-русски, без малейших признаков иностранного акцента. Даже по манере говорить и мимике складывалось полное впечатление, что эта девушка родилась в Москве или в Рязани, в крайнем случае.
Алексей Петрович перевел слова Энн, добавив от себя, что она имеет в виду события 11 сентября сего года. Он правильно сделал, что добавил, потому что Хотланд с Диком, пораженные переменой, произошедшей с Энн, забыли об этом эпохальном событии, хотя прошла всего неделя.
– Вы что, даете ей смотреть ТВ? – живо откликнулся Гарри, – Ей это не повредит?
– Почему бы нет? ничего страшного, – после этого Алексей Петрович повернулся к Энн и «перевел», – Спасибо за заботу, у них лично всё в порядке.
Энн удовлетворенно кивнула головой.
– Не хотите ли кофе?
– Если можно чашку чая, пожалуйста. С детства не люблю кофе…
– сказав это она смутилась. Какое детство? когда она помнила не больше полутора месяцев своей жизни?
Женщина лечащий врач сразу начала излагать по памяти историю болезни Энн. Она говорила не громко, опустив глаза, как будто обращалась к вазе с печеньями, только изредка взглядывая на американцев, на каждого в отдельности. Алексей Петрович переводил почти дословно, лишь изредка путаясь в медицинских терминах. Закончила женщина практически на полуслове, но сразу распрямилась, тряхнула слегка крашенной в цвет седины короткой прической и выжидательно повернулась к Алексею Петровичу. Тот кивнул ей головой, перевел последнюю фразу и обратился к американцам:
– Теперь прошу вопросы… – поскольку те в растерянности молчали, добавил, – Спросите хоть что-нибудь, может она ваши голоса узнает, интонации…
Не узнала. И вообще это свидание получилось весьма напряженным и тягостным. Хотланд задал ряд вопросов научного характера, рассчитывая зацепить память об образовании. Алексей Петрович переводил довольно точно. Энн понимала вопросы, отвечала и даже не затруднялась с терминологией, но объяснить, откуда собственно она имеет эти знания, она не смогла. Дик, напротив, решил давить на чувственность и лирические воспоминания, Энн ответила, что никогда не бывала в Америке и ей трудно судить о тамошней жизни. Собственно всё было ясно. Для вида еще поговорили о чём-то медицинском и разошлись.
Гарри, даже не спрашивая ни у кого согласия, уселся в машину с остальными и велел отвезти его в посольство. Он сидел на переднем сидении, полуобернувшись назад, и травил разные анекдоты и байки из жизни иностранных разведок в России, особенно израильской. В этих историях бедные евреи всё время попадали в неловкие положения с бедными родственниками из аборигенов. Алекс искренно и смачно хохотал, Дик тоже хихикал для приличия, Хотланд же только улыбался, но думал о другом. Улучив минуту затишья в бурном веселье Гарри, он задал вопрос:
