Михаил Армалинский - Правота желаний (сборник)
Приехали, наконец, к Линде. Нет, чтоб сразу в постель прыгнуть. Нет, разговариваем. Она всё выведывает, насколько мне можно довериться, даже как бы невзначай спросила, так же ли я мало пью, как раньше. Я успокоил её и сказал, что пью ещё меньше. Спросила она меня и о планах на будущее, собираюсь ли заводить семью. Я подпел, что якобы созрел для отцовства от нужной женщины. Линда, конечно же, посчитала себя «нужной» Но слов и заверений ей оказалось мало. Оказывается, она вся погрязла в картах Таро, в гадание на которых она втюрилась за время нашей разлуки. Без карточного одобрения она теперь шагу не ступает. Она должна, мол, разложить пасьянс и выспросить благословения судьбы на нашу еблю. Ну, не дура ли? Давай уж, раскладывай, говорю, да побыстрей.
Я в этом раскладе, разумеется, ничего не понимаю, и Линда могла, как бы там карты ни легли, наплести, что, мол, карты против нашей близости, – и до свиданья. Или, наоборот, если даже карты разложатся супротив нашего совокупления, сказать из-за похоти, что карты дали добро на еблю. Но Линда ведь теперь честная, моральная, врать не должна. А что, если и впрямь карты выстроятся стеной или целым карточным домиком, заграждающим Линдино тело? Ведь тогда она даже, если и хочет, вынуждена будет сказать, что карты против, и тогда, кто знает, может, у неё хватит глупости, чтобы последовать их совету. Тоже мне, пиковая дама. Но положение, действительно пиковое: дам ли или не дама.
Сидит Линда на диване, по-турецки ножки раздвинув, градусов так на 120, что повыше чистого спирта будет, мухлюет с картами увлечённо, а я стараюсь прожечь взглядом её джинсы в нужном месте. Наконец, окинула она меня просветлённым взглядом и произносит, что карты ей указывают, что можно.
– Не только можно, но и нужно, – восклицаю я, и беру Линду за грудь. Линда резко отстраняется.
– В чём дело? – спрашиваю, – ты перестала верить картам?
– Понимаешь, у меня есть мужчина, я его не люблю, но он очень хороший, заботится обо мне. Мне тогда нужно с ним порвать.
– Тебе виднее, – говорю я и кладу руку ей между ног.
Линда отбрасывает мою руку:
– Подожди, я хочу ему позвонить.
– Потом позвонишь.
– Нет, я хочу сейчас, иначе будет нечестно.
Встаёт с дивана, идёт к телефону. Ну, думаю, сейчас ещё скажет мужику, что решила замуж выйти. Чёрт её знает, как она воспринимает наше возрождение.
– Здравствуй, Билл, – говорит Линда торжественно. – Мне нужно тебе сказать что-то очень важное. Я встретила человека, которого давно любила, и хочу продолжать с ним отношения.
Билл что-то там завякал на том конце. Линда терпеливо выслушала и продолжила:
– Нет, я так не могу. И, пожалуйста, не звони мне. Я позвоню сама, если захочу. Спасибо тебе за всё.
Трубку аккуратно положила, задержав на ней взгляд. И потом решительно повернулась ко мне, будто перешла Рубикон[42]. Совесть у неё теперь должна была быть, как у новорожденной.
Я опять устремляюсь к её бёдрам и расстёгиваю джинсы. И опять что-то не-то – Линда отстраняется.
– Давай завтра. Я сегодня не могу, – просит она.
– У тебя что, менструация? – спрашиваю, хотя раньше ничто для нас не являлось препятствием для совокуплений. Но, может быть, она стала настолько благоверной, что и ебля в крови для неё безнравственна – самое время в иудейство записываться.
– Нет, у меня не менструация.
– Так что же, тогда? Ты должна сказать мне правду, – заговорил я в её священных терминах.
– Билл у меня сегодня ночевал.
– Ну и что?
– Мы утром занимались любовью…
– Меня это не тревожит, а разве тебя это волнует? И что изменится, если мы отложим на завтра? У тебя, что сил на меня не осталось?
– Осталось, – правдиво призналась Линда, улыбаясь.
Я понял, что она для полной честности должна была сказать о сегодняшней ебле на случай, если это могло бы отпугнуть меня. Но она должна бы знать, что я чужой спермы не боюсь.
Тут мы наконец разделись, и Линда театральным жестом вытаскивает презерватив. Причём как нечто само собой разумеющееся. А мы с ней в прошлые времена ни разу ни к одному даже не притрагивались, а если какой и попадался на глаза, то смотрели на него с отвращением.
– Ты что, таблеток больше не принимаешь?
– Принимаю. Но мы с тобой не виделись так долго. У тебя были женщины, может быть и мужчины. А сейчас СПИД.
– Ну, насчёт мужчин можешь не тревожиться, женщинам я не изменял. А с Биллом ты тоже резинки использовала?
– Мы с ним сделали тест на СПИД, а до этого использовали презервативы шесть месяцев.
– А почему шесть, а не двадцать пять?
– Потому что СПИД может не появляться в крови до шести месяцев после заражения.
– А что, если твой Билл спал ещё с кем-то, то все Ваши шестимесячные карантины – коту под хвост?
– Нет, он любит меня и не мог меня обманывать.
– А ты ведь его не любишь, тебе-то зачем было верность хранить?
– По соображениям здоровья, – резонно объяснила Линда.
Чтобы избежать резинового монстра, я стал разворачиваться валетом в надежде на неопосредованный контакт.
– Нет, – твёрдо говорит Линда, – через рот тоже может произойти заражение СПИДом.
Ну что ты будешь делать?! Пришлось возвращаться в исходную позицию и напяливать жирную резину.
На второй раз я решил поприветствовать Линду через задний проход, что она раньше всегда тоже приветствовала. Но и он оказался под запретом, ибо в нём уже с год как образовались трещины, которые кровоточат.
– Ты хоть скучаешь по ощущениям? – завёл я разговор, будто о ком-то умершем.
– Да, очень, – призналась Линда. – Но врач мне запретил, – с неуместным фанатизмом заявила Линда.
Пришлось опять тащиться в резиновом снаряжении по проторённому пути под палящим солнцем похоти.
Чтобы кончить, Линда активно натирала пальцем мозоль клитора. Хоть это она ещё считала достаточно нравственным.
При прощании оказалось, что Линда планирует продолжить нашу совместную жизнь, если не с завтрашнего дня, то уж со следующей недели – точно. Более того, она уже в открытую настроилась на замужество. Итого: бросилась на меня, сломя голову, будто бы я водка. Запой какой-то.
А я не собирался сидеть на резиновой диете шесть месяцев, да и вообще, трезвая добропорядочная Линда мне показалась скучной до невозможности. До невозможности с ней встречаться. Вот почему на следующий день, когда она мне позвонила, я убедительно посоветовал ей перезвонить Биллу. На том мы снова распрощались.
Через несколько месяцев я оказался в баре после театрального представления, чтобы хлебнуть вкуснокрепкого прежде, чем отправиться домой. Этот бар был неподалёку от дома Линды, её придворный и любимый бар, потому что она могла дойти до него пешком. Сев на табурет за стойку бара, я задался романтическим вопросом, с кем Линда сейчас ебётся? Это первое, что приходит мне в голову, когда я вспоминаю о какой-либо из своих прежних женщин.
Не успел я приложиться к своему стакану, на четверть наполненному древней тёмной жидкостью, как услышал позади своё имя, произнесённое женским голосом, показавшимся мне знакомым. Я обернулся и увидел стоящую перед собой Линду. Она расслабленно улыбалась, и глаза её светились доступностью – я понял, что она пьяна.
– Я тебя сразу приметила, – сказала она, глядя на меня в упор.
– Как ты поживаешь? – спросил я, чтобы что-то сказать.
– Пошли ко мне ебаться, – предложила, нет, повелела она так громко, что мои соседи, сидящие у бара, вздрогнули и оглянулись на неё с надеждой, что обращаются к ним.
Я залпом допил оставшееся в стакане, соскочил со стула и повёл Линду к выходу. Пока мы шли по созревшей весне, обнимаясь и целуясь, я подумал, что, наверно, плохо пользоваться тем, что Линда пьяна. Но я говорил себе, что если бы я не оказался в этом баре, то она подошла бы с тем же заманчивым предложением к кому-то другому.
Я просто оказался в нужное время в нужном месте. Воспитывать я её больше не хотел, а ебать – очень. Линда, учуяв мои мысли, объявила мне, что принялась за питие после моего побега от неё, трезвой. Рассказав об этом, она и польстила мне, и в то же время укорила.
Я предложил пригласить Стива, чтобы Линда возрадовалась по максимуму, так как Стив был не знаком с Линдой и мог продемонстрировать ей свои перворазовые способности. Линда возликовала от моего предложения. Я позвонил всегда готовому на приключения Стиву, и он постучал в дверь Линды как раз в тот момент, когда я уже был готов передать ему эстафету. Стив ринулся заполнять опустевшую полость, а я осознал, что резкость безразличия, наступающая после оргазма у мужчины, придумана богом для того, чтобы излившийся мужчина сразу и не медля уступал место другому самцу с новой порцией семени. Однако, через некоторое время, когда Стив решил для передышки уступить место мне, так и не оросив Линду, я добавил новую порцию.
У Линды произошло множество любвеобильных изменений: трещины в известном месте у неё зажили, в ней обосновалась уверенность в собственном иммунитете к СПИДу, а также возродилась ненависть к резине.
