Олег Радзинский - Иванова свобода (сборник)
Ей показалось, что Тьерри улыбнулся: она любила его улыбку. Она любила только его, и никого другого.
– А почему ты говоришь по-русски? – спросила Лиза. – Ты же француз. Француз?
– Француз, француз, – заверил ее Тьерри. – Cherie, ты помнишь наш уговор: если мы потеряемся, то встретимся в одиннадцать утра на Понт д’Авиньон. Приходи туда.
– Я не знаю пути, – ответила Лиза. – Не знаю, как туда добраться.
Она ждала, что Тьерри ей объяснит.
– Нужно найти, – весело сказал Тьерри. – Путь на мост – это и есть путь к себе.
Она не помнила, где ее сумка: вчера, вернувшись домой, положила куда-то, и сумка исчезла, растворилась в гулком пространстве пустой квартиры. Лиза обыскала все комнаты и прихожую, но не могла найти сумку. Разбуженная ее возней и переворачиванием диванных подушек кошка недовольно зевала и, протяжно мяукая, повсюду таскалась за Лизой, стараясь помочь. Когда Лиза находила давно и, казалось, безнадежно потерянные вещи – черный полупрозрачный чулок под кроватью, старый и окончательно забытый лифчик за тазиком в ванной, изящный золотистый чехол для мобильного телефона на холодильнике, кошка начинала играть этими вещами, делая вид, что на них охотится. Она несколько раз поймала и загрызла пыльный чулок и, оставшись довольна, улеглась на него, прижимая лапой к полу.
– Глупая кошка, – сказала ей Лиза, – ты совсем не помогаешь. Думаешь только о себе.
Она так и не нашла сумку и, отчаявшись, села на стул в прихожей. Здесь было темно – лишь слабенькая лампочка на стене тускло и неохотно освещала небольшое пространство вокруг. Воздух в прихожей казался гуще, чем в остальной квартире, должно быть, от хранившейся здесь обуви. Лиза сидела в оцепенении, ни о чем не думая, безразличная к наступившей тишине. Затем, словно ведомая наитием, она сунула руку в карман висящего на вешалке плаща и вынула то, что искала, – узкую полоску бумаги с номером телефона. Она оторвала ее вчера от объявления в переходе и положила в карман.
Лиза позвонила, ожидая услышать глухой безразличный Сашин голос и обдумывая, что спросить.
В проводе сразу щелкнуло, и механическая женщина бодро сообщила:
– Неправильно набран номер. Проверьте номер или свяжитесь с оператором. Неправильно набран номер. Проверьте номер или свяжитесь с оператором. Неправильно набран номер.
Лиза повесила трубку. Она не знала, как связаться с оператором. И зачем? “Нужно поехать обратно в переход и сверить этот номер с номером на объявлении, – решила Лиза. – Вдруг мне не повезло и я оторвала номер с ошибкой”. Она надела короткие зеленые сапоги, сняла с вешалки плащ и засмеялась: под плащом висела желтая лакированная сумка.
– Плохая, – поругала ее Лиза. – Ты пряталась, а я тебя все равно нашла.
Город радостно встретил ее приглушенным матовым светом и мокрым ветром. Дождевая пыль, растворенная в пропахшем выхлопными газами воздухе, окутала Лизу влажной шалью-невидимкой, и опавшие листья, завалившие опустевший двор и беседку, зашуршали, зашептали, зашевелились, жалуясь ей на свою скорую смерть.
– Не ропщите, – попросила их Лиза. – У природы нет плохой погоды.
Москва, попытавшись с утра быть быстрой и деловитой, уже успела отчаяться и теперь успокоилась дневными пробками, потонув в шелесте шин и лениво переключая никому не нужные светофоры. Темные окна опустевших квартир отсвечивали пустотой, ожидая наступления вечера. Серый свет без теней заполнил город, и лишь обиженные гудки машин нарушали наступившее дневное безразличие, словно крики о помощи в тумане. Лиза встряхнула волосами, рассыпав их по плечам, и пошла сквозь высокую грязную арку, где много лет назад целовалась в первый раз в жизни.
Она не смогла доехать до Театральной площади и вышла из пойманного такси на углу Кузнецкого Моста и Неглинной. Лиза перешла дорогу и остановилась, привлеченная лиловым неоновым светом в широком окне Vogue Cafe. Высокая, ярко одетая женщина с широко расставленными глазами, сидящая за столиком у окна, помахала ей, приглашая войти. “Милая, – подумала о ней Лиза. – С такой ничего не страшно”. Она помахала женщине в ответ и пошла дальше – мимо ЦУМа к подземному переходу на Театральной площади. Прохожие заполнили узкую ленту мостовой, идти стало тесно, и Лизе казалось, что она плывет в тяжелой темной воде.
Она сверила номер на оторванной полоске бумаги с номерами на поблекшем от времени и поднятой людьми пыли объявлении и убедилась, что номер тот же. “Странно, – решила Лиза, – отчего же тогда?” Лиза сняла трубку с висевшего на стене телефона и аккуратно нажала холодные квадратные кнопки. Она приложила трубку к уху и только тогда вспомнила, что забыла бросить монеты.
Телефон, однако, зазвонил, и тут же подняли трубку.
– Говорите, – попросил Саша.
Лиза растерялась: она ожидала, что механическая женщина станет требовать денег за звонок или посоветует связаться с оператором. Лиза молчала, не зная, что сказать. Она услышала, как Саша вздохнул, а может, и зевнул, и это вывело ее из наступившего оцепенения.
– Это снова я, – представилась Лиза: она надеялась, Саша ее узнает. – Я с вами вчера разговаривала. – Она послушала молчание в проводе и решила напомнить: – По вопросу прошлых жизней.
– Ага, – сказал Саша. – Говорите.
Лиза понимала, что ей нужно узнать, как найти путь на Понт д’Авиньон, но вместо этого неожиданно для себя самой пожаловалась:
– Я вам из дома звонила, сказали, что неправильный номер. Чтобы я к оператору обратилась.
– Это он неправильный, если из других мест звонить, – объяснил Саша. – Нужно только из перехода набирать, тогда соединится. – В трубке что-то щелкнуло, и голос сразу удалился, стал глуше: – Говорите.
– Мне нужно попасть на Авиньонский мост, – сказала Лиза. – К одиннадцати часам утра.
– Задача. – Саша немного помолчал, а затем спросил: – Вы что, дорогу потеряли?
– Да, – ответила Лиза. – Я потеряла туда дорогу. Я заснула в одном месте, а проснулась в другом. Заснула в одной жизни, а проснулась в другой. И не могу вспомнить, какая из них сон. Отчего это? За что? Что я сделала?
Трубку заполнило знакомое потрескиванье статика, и сквозь него, как сквозь стрельбу из игрушечных пистолетов с пистонами, пробился незаинтересованный Сашин голос:
– Вы читали роман Кацуо Исигура “Не отпускай меня”?
Лиза читала, но решила уточнить:
– Это про то, как детей выращивали на органы? – спросила Лиза. – В специальной школе-интернате? Про это?
– Ага. – Потрескиванье не пропало, но голосу удалось стать ярче, слышнее. – Очень точная метафора сущего, – вздохнул Саша. – Так все и устроено.
Лиза обдумала его слова.
Она помотала головой из стороны в сторону.
– Вы что хотите сказать, – поинтересовалась Лиза, – что нас выращивают на органы?
– Навроде того, – весело подтвердил Саша. – Только им нужен всего один орган – душа. Они ее как бы кушают.
Он рассмеялся, и потрескиванье сразу пропало, будто испугавшись этого смеха. Лизе тоже стало смешно.
– Кушают? – спросила Лиза.
– Кушают, кушают, – веселился Саша. Он прокашлялся и пояснил: – То есть не в прямом смысле, а в энергетическом. Они питаются нашими душами и этим поддерживают свое бессмертие. Потому все религии, которые они нам дали, – это учения о душе: как ее беречь, заботиться о ней, содержать в чистоте. – Он снова засмеялся: – Чтобы вкусная была.
Люди в переходе бестолково сталкивались друг с другом, спеша в разные стороны. Сверху, приглушенный, доносился шум улицы, словно шелест дождя за окном. Под землей было темно и уютно. Лизе не хотелось отсюда уходить.
– Люди, – сказал Саша, – просто контейнеры для выращивания душ. Просто скорлупа, шелуха от семечек.
– Почему тогда у всех разные жизни? – спросила Лиза. – При чем тут судьба? Для чего тогда все эти разговоры об уроках судьбы?
– Разные жизни, – потрескиванье в трубке снова ожило, словно тоже хотело ответить на Лизин вопрос, – разные жизни – это так, придать определенный энергетический вкус. Посолить, поперчить. В зависимости от судьбы души приобретают ту или иную энергетическую конфигурацию. Знаете ли, по вкусу. А на вкус и цвет… – засмеялся Саша. – Помните, говорят: горькая жизнь, сладкая жизнь. – Он вздохнул: – Кто что любит, то в наши судьбы и добавляет.
Оба долго молчали, слушая, как их дыхание соединяется в проводе. У Лизы замерзли ноги, и она начала постукивать одной щиколоткой о другую. “Эти сапоги мне малы, – подумала Лиза, – нужно было брать на размер больше”.
– Что же делать? – спросила она вслух. – Как не дать свою душу? Как вырваться из судьбы? Я пытаюсь обмануть, выбираю себе другие жизни, чтобы убежать от своей, но она меня везде нагоняет. Словно из меня хотят что-то приготовить. По чужому вкусу.
– А вы выберите не жизнь, а судьбу, – посоветовал Саша. – Жизнь – это биография, это про ваши отношения с людьми. А судьба – это про ваши отношения не с людьми.
