Михаил Липскеров - Белая горячка. Delirium Tremens
В правительственной ложе один бесконечно мыл руки под бесконечной струей воды, льющейся из бесконечности. Другой бесконечно набивал трубку папиросным табаком. Бесконечно раскуривал, бесконечно курил, не затягиваясь. Третий постоянно облизывался, прокусывая себе нижнюю губу. Чтобы ощутить вкус хотя бы собственной крови. Четвертый, перебирая четки, скорбел о предстоящем распятии. Убеждая себя, что Иисуса необходимо распять. Чтобы потом во имя его распинать, сжигать, закапывать живьем в землю других. Чтобы смертью одного оправдать смерти других.
Тут курящий случайно затянулся и закашлялся. И этот кашель был принят как знак начала казни.
Цани, слуги сцены, в разноцветных балахонах опрокинули Иисуса на крест, взяли молотки и стали выбирать гвозди. Нужно было отобрать наиболее длинные и чистые. Чтобы у Иисуса, часом, не произошло заражения крови. И тут обнаружилось, что сволочь-подрядчик, обслуживающий все распятия в Римской империи вообще и в Иудее в частности, поставил гвозди хоть и чистые, но короткие. Так что руки и стопы пробить они могли. Но войти в дерево у них не получалось. Поэтому Иисусу привязали руки к поперечной перекладине креста. А гвозди вбили в ладони, чтобы они символически коснулись дерева креста. Стопы, также пробитые гвоздями, разместили на маленькой поперечной дощечке. Голени перебили молотками. Чтобы у них не было опоры. И привязанные руки, пробитые гвоздями, не могли получить облегчения. На соседних крестах на скорую руку распяли двух разбойников. А может быть, и не разбойников. Может быть, просто случайных людей. Потому что по канону Иисус должен быть распят обязательно в компании. Палило солнце, в толпе шастали разносчики воды, орудовали карманники. Зрители заключали пари на время смерти Иисуса. Кипела обычная для его казней жизнь.
И только Мэн с учениками стояли на коленях. И молили Господа, чтобы Он побыстрее закончил крестные муки Сына Своего. И Бог внял молитвам Мэна и учеников. С безоблачного неба сверкнула молния, ударила в тело Иисуса. И он со словами «Иду к Тебе, Отче» обмяк на веревках. А молния небесная, отразившись от тела Христова, коснулась плеча Мэна, слегка царапнув его. И вот уже на плече Мэна снова сидел голубь и требовательно смотрел на него.
19 И услышал Мэн слова Господа:
– Иди дальше, сын мой. Продолжи дела другого Сына моего. Который принес себя в жертву ради спасения человека. Твое время тоже придет. От тебя тоже потребуется жертва. Ради спасения дара творения. И это будет третий, завершающий Завет между мной и людьми. Первый Завет – ради спасения народа. Второй Завет – ради спасения человека. Третий Завет – ради спасения Духа.
Потом некий Иосиф снял Иисуса с креста. Правда, один из правительственной ложи настаивал, чтобы Иисус висел на кресте, пока не сгниет. В назидание диссидентам. Другой хотел его сожрать. Но третий и четвертый настояли, чтобы Христа сняли. Третий – для постоянного подновления христианства. Четвертый – чтобы освободить место для предстоящих казней. Так что тело Иисуса отнесли в пещеру, положили в могилу и завалили каменной плитой. А у пещеры поставили охрану из римских воинов. Чтобы тело Иисуса не было выкрадено и подвергнуто осквернению со стороны правоверного люда.
Всю субботу Мэн с учениками оплакивали смерть Иисуса. А в воскресенье отправились к пещере. Они проходили мимо виноградарей, и один из виноградарей спросил:
– Что, ищете живого среди мертвых?..
И Мэн узнал в нем Иисуса. Воскресшего. И все ученики поверили в воскресение Иисуса. Кроме Раввина. Тогда Иисус предложил ему вложить пальцы в свои раны. И Раввин уверовал. И тут же был окрещен Доминиканцем в христианство. И у Раввина на груди рядом с могиндовидом повис крест. Крест – в память об одном замученном еврее. Могиндовид – в память о миллионах замученных евреев. (Так это, как уже было сказано, трактовал Мэн.) Причем впоследствии наблюдалась странная вещь. Поскольку крест и могиндовид висели на одной цепочке, то наверху попеременно оказывались то крест, то могиндовид. И в зависимости от этого Раввин ощущал себя то евреем, то христианином. С одной стороны, это было удобно. Так как Раввин отдыхал два раза в неделю. В субботу, согласно законам иудаизма. И в воскресенье, согласно законам христианства. С другой стороны, это вносило в него смуту. Как объяснил Мэн, человек, носящий в себе две истины, не владеет ни одной. Для него в зависимости от случайных событий дважды два может быть и четыре, и пять, и шестнадцать. И сто двадцать семь в третьей степени. И такой человек обречен мучиться в поисках единственной истины.
– А впрочем, – философски добавил Мэн, – единственная истина, ради которой живет человек, это – поиск истины. Поэтому гуляй субботу и воскресенье. Тем самым ты, с одной стороны, чтишь Закон Бога-Отца. С другой – чтишь память Бога-Сына…
(Возможно, именно поэтому во многих странах мира с недавних пор существует пятидневная рабочая неделя. Так мы думаем. И нет никаких оснований искать для пятидневки другую, более логичную причину.)
Короче, Мэн со всеми учениками узрели воскресшего Иисуса. И тут Мэна ожидало потрясение. В беседе с Иисусом смутно помнящаяся Мэну Книга Бытия приобрела совсем другое содержание. Оказывается, по версии нового Иисуса, праотцом всех евреев был не Авраам. А некий Мэн. Который неведомо откуда появился в земле Ханаанской. Сын его Исаак был убит в междуусобице. И продолжателем рода стал другой сын, бедуин Измаил. Рожденный Мэном от рабыни по имени Агарь Измаил, в свою очередь, родил Иакова и Исава. От Чернокожей рабыни. Исав продал Иакову право первородства за чечевичную похлебку. Иаков от двух своих жен, Лии и Рахили, родил двенадцать сыновей. Двенадцать основателей колен израилевых. Потом были египетское рабство, исход, Моисей, Давид. От которого впоследствии и произошел Иисус. Мэн был потрясен. Он и не мог себе представить, что в приступе белой горячки изменил истоки. Но не менее он был потрясен тем, что все вернулось в известную ему колею. И понял всю мудрость Господа, который, несмотря на все искажения прошлого, ведет человека к единственному верному настоящему.
– А где похоронены праотцы твои, Иисус? – спросил Мэн.
– И твои тоже, – мягко поправил Иисус. – А лежат они в пещере Махпела. На поле Ефрона, сына Цохара, Хоттеянина. Которое против Мамре. Сейчас там город Хеврон. Иди туда и поклонись праху праотцев твоих. И получи от них силу, чтобы продолжить начатый мной путь. Иди, брат, – закончил Иисус.
20 По дороге в Хеврон Прокаженный, Насморочный и Здоровый затеяли схоластический спор о путях человечества в будущем. Первый говорил об одном, Второй – о другом. Третий – о третьем. Остальные ученики, вмешавшись, предложили свои варианты. Бессмысленный спор разгорался. И теоретические разногласия превратились в практический мордобой. Причем было непонятно, кто кого бьет. И за что. Книжники клевали носами всех и постреливали соплями в разные стороны. Трижды изменивший молотил своих бывших судей. Владелец бесплодной смоковницы бил Прокаженного. Тот бил Насморочного. Насморочный бил Здорового. Жук и Каменный Папа молотили всех. Воспользовавшись умением, полученным в детстве, юности и взрослости на улицах Москвы. В общем, было достаточно весело и непрофессионально.
А когда все несколько притомились, Мэн остановил измочаленных учеников и рассказал им следующую притчу:
– У отца было три сына. И как это ни странно, ни один из них не был дураком. Итак, старший сын пошел на запад и вернулся с востока. Он хотел посмотреть свет.
Средний сын пошел на север и вернулся с юга. Он хотел посмотреть свет.
А младший сын остался дома. Возделывать свой хлеб.
Первые два принесли в дом рассказы о хлебах, которые они ели в своих странствиях. С запада на восток. И с севера на юг. Но эти рассказы не могли заменить живой хлеб. Который вырастил младший сын. Какой смысл извлечете вы из этой притчи? – спросил Мэн утирающих кровищу учеников.
Те тупо смотрели на Мэна, так как смысл притчи был очевиден. Для них. Но, заметим мы, «очевидное» – термин не всегда утверждающий. Это знал Мэн. Но не знали ученики.
– Так вот, – продолжил Мэн, – одному человеку свойственно идти на запад. Чтобы вернуться с востока. Второму – на север. Чтобы вернуться с юга. А третьему – выращивать хлеб. И все три брата для их отца – сыновья. Вне зависимости от того, кто куда пошел. Кто откуда вернулся. И кто что вырастил. Поэтому говорю вам. Любите детей ваших. Потому что они – дети ваши. Любите детей братьев ваших. Потому что и они – ваши дети. Любите всех детей. Потому что они – дети Господа. И нет среди детей разницы перед Господом. Куда бы они ни пошли. Откуда бы они ни вернулись. Чтобы они ни делали. И всех любит Господь. И вы любите друг друга. Потому что вы – дети Господа. И не хрена мордовать друг друга по надуманным, а не реальным причинам. Хорошо ли я сказал, Господи? – осведомился Мэн у Господа, слегка запутавшись в своих построениях.
