Наталья Милявская - Быстрее С.
– Еще быстрее?
– Еще быстрее?
Это я спрашиваю у самой себя.
Легкие наполнены огнем. Сердце взрывается в грудной клетке. Во рту – вязкая соленая слюна.
– Еще быстрее!
Где-то впереди мелькают ботинки Ивана.
Марш-бросок вдоль безлюдного грязного переулка. Лужа. Яма. Снова лужа. Поворот направо, в темную арку. Спринтерский забег мимо песочниц, корабликов, горок и промокших скамеек. Лужа. Лужа. Вам все еще интересно, почему именно я ношу кеды?
Иван на мгновение попадает в полосу света, минуя узкую, заставленную автомобилями улочку, огибает обшарпанный киоск и несется дальше, вдоль длинного дома.
– Давай! – хрипит он, обернувшись. И, мастерски перелетев через какую-то каменную ограду между двумя одинаковыми домами, тут же снова пропадает в темноте.
Скачу следом, ощущая, как за спиной у меня реют крылья. Надо было выкинуть их к чертовой бабушке еще возле клуба и надеть куртку. А теперь куртка у меня в руках, и, сдается мне, она изрядно понижает аэродинамику моего тела.
Миновав улицу и киоск, прыгаю через ограду и неудачно приземляюсь на влажную землю, подвернув ступню. Боль ошпаривает ногу кипятком до самого колена.
– Черт!
– Что? – выныривает из темноты Иван. – Сломала?
– Надеюсь, нет.
Иван поднимает меня с земли и ставит на ноги.
– Как?
– Больно!
Позади слышится топот.
– Твою мать!
Иван оглядывает растерянно крохотный дворик, в котором мы оказались. Двор глухой – ни арки, ни прохода. Два подъезда, засыпанный землей фонтанчик посередине. И – слава богу! – ни одного фонаря. Лишь на третьем этаже сонно светится пара окон.
– Сюда! – тычет он пальцем в сторону пристроившихся у стены мусорных баков.
В два прыжка преодолев отделяющее нас от помойки пространство, мы втискиваемся в узкий проем между последним баком и стеной. В бок мне упирается водосточный желоб, под ногами россыпью поблескивают в темноте бриллианты битого бутылочного стекла. Крышек на баках нет, мусорную шапку крайнего с нашей стороны контейнера венчает сломанный деревянный стул.
Какое-то время в дворике царит тишина – я слышу лишь, как ветер треплет полиэтиленовые пакеты и как рядом прерывисто дышит Иван. Потом, когда я уже решаю, что мы оторвались, из-за угла показывается долговязая тень. Человек, в спину которому светит далекий уличный фонарь, движется крадучись вдоль ограды, останавливается, прислушивается. Мы с Иваном синхронно перестаем дышать.
Как же ноет нога!
Отлепившись от дома, к первой тени присоединяется другая, пониже и пошире в плечах. Думаю, это наш Зайчик. Какое-то время оба преследователя стоят неподвижно, потом о чем-то перешептываются и, развернувшись, уходят туда, откуда пришли.
– Думаешь, они от нас отстали? – шепчу я Ивану во влажный висок.
– Не знаю. Куда нам дальше?
– Придется возвращаться так же, как пришли. Сидеть здесь всю ночь мне неохота. А где мы находимся и где сейчас Каменноостровский проспект – я уже не понимаю.
– Ясно, – шепчет Иван. – Ну и воняет здесь! Блин, я сигареты, кажется, обронил.
– Потом будешь курить. Две минуты ждем и уходим.
Не знаю, сколько именно мы сидим за мусорными баками. Может, две минуты, может, десять. Смотреть на экран мобильного телефона мы оба не решаемся – чтобы не палиться.
– Ну что, уходим? – наконец, спрашивает Иван тихо. – Идти сможешь?
– Куда же я денусь?
Крадучись, мы минуем двор, прислушиваемся к тишине, царящей на улице, потом снова перелезаем через ограду и совершаем быструю перебежку до следующего дома. Вернее, это Иван совершает перебежку, а я просто хромаю позади в быстром темпе. Вот же угораздило меня подвернуть ногу в самый неподходящий момент!
– Давай руку! – Иван возвращается за мной. – Куда теперь? Нам нужно людное место. Где этот твой проспект?
Я беспомощно оглядываюсь по сторонам – далеко впереди светится вывеска круглосуточного продуктового магазина, слева высится небольшая часовня, обнесенная каменным забором. Я вообще не понимаю, где мы и куда дальше двигаться.
– Стой! – слышится далекий окрик за спиной.
– Бежим! – дергает меня Иван, и мы несемся вдоль домов. Клянусь, близость людей с пистолетом действует на мою ступню лучше любой анестезии!
Оторвавшись, Иван ныряет в первую же арку и тут же выскакивает обратно – проход закрыт решеткой. Рвемся дальше. Еще поворот направо. Тупик! Узкий проход между домами заканчивается сетчатым забором выше моего роста.
– Перелезешь? – спрашивает Иван, оглядывая препятствие. – Тут невысоко!
– Альтернативы у меня нет? – интересуюсь я.
– Думаю, нет.
– А наверху как быть?
Сетку-рабицу венчает двойная обмотка колючей проволоки.
– Э… Куртка! Кожа отлично подойдет! – Иван хватает куртку и, подпрыгнув, вешает ее сверху на проволоку. – Все, теперь не поранишься. Ну, давай!
Легко сказать!
– Я не смогу.
– Сможешь!
– Я никогда не лазила через заборы!
– Пора учиться! Хочешь, чтобы тебя пристрелили какие-то укурки?
– По твоей вине, между прочим.
– Потом разберемся. Я подсажу тебя. Лезь!
Сунув пальцы в дыры, я повисаю на заборе. В ту же секунду я чувствую две пятерни на своей заднице, и Иван выталкивает меня наверх – остается только уцепиться за висящую наверху куртку и перевалиться на другую сторону забора.
– Мамочки! – прыгаю я вниз.
Приземлившись на секунду позже меня, Иван ухмыляется:
– Отличная задница.
– Сам ты задница!
– Ты мне когда-то это уже говорила.
– С тех пор ничего не изменилось.
– Стой, сука! – орет сзади мужской голос.
Ну почему эти двое не оставят нас в покое?
Мы с Иваном улепетываем во дворы во все лопатки. Пашина куртка остается висеть на заборе. Хорошо, что телефон, деньги и карту гостя из гостиницы я сунула в карман джинсов.
Миновав длинную череду гаражей и спугнув слившуюся в поцелуе парочку под фонарем, мы оказываемся в большом дворе, засаженном деревьями. Дома выстроены ровным кругом – кажется, подперев друг друга стенами, они водят хоровод.
– Я сейчас сдохну! – выдыхаю я, согнувшись. Бежать дальше просто нет сил.
– Так, давай сюда, в подъезд, – говорит Иван, оглянувшись.
Подхватив меня под руку, он тащит меня к ближайшей двери. Закрыто! На двери кодовый замок. Мы бросаемся к следующему подъезду – такая же история. Дергаем третью дверь – бесполезно!
– Смотри, открыто! – восклицает радостно Иван, дернув темную дверь без номера подъезда над входом. – Давай сюда, только тихо!
Мы проскальзываем в узкий, пахнущий плесенью подъезд и прикрываем дверь. Нас поглощает кромешная темнота. Потом, спустя несколько секунд, я начинаю различать силуэты. Возле лестницы возвышаются кучей какие-то мешки, рядом навалены пластиковые магазинные ящики.
– Кажется, это черный ход, – говорю я.
– Отлично! Поднимайся наверх, глянем из окна во двор, – шепчет Иван.
Добравшись до пыльного узкого окошка, мы пытаемся разглядеть, что происходит внизу. Парочка романтиков уже куда-то испарилась – двор холоден и пуст.
– Я сейчас сдохну! – выдыхает Иван, привалившись к подоконнику. – Надо бросать курить!
– Тихо! Вон они!
Во дворе, с той стороны, откуда вошли мы, появляются наши заклятые друзья. Постояв в нерешительности у низкой ограды, окаймляющей растущие посередине деревья, эта парочка начинается действовать точно так же, как мы, – дергать все двери подряд.
– Наверх! – шепчет Иван, и мы бросаемся вверх по темной лестнице.
Шесть этажей, и вот мы на последней, узкой темной площадке. Сдерживая дыхание, прислушиваемся к тому, что творится внизу. В подъезде стоит гробовая тишина – а потом где-то в темноте едва слышно хлопает дверь.
– Блядь, они нас нашли! – шепчет Иван. – Вот пидоры!
– Тс-с! – зажимаю я ему рот. – Постоят и уйдут!
Те, кто вошел в подъезд, действительно стоят внизу. А потом начинают крадучись подниматься наверх.
Что же они бодрые такие? Обглотались экстази? Любой, даже самый упертый идиот на их месте давно бы поехал домой. Или в другой клуб, догоняться.
– Что будем делать? – шепчет мне в ухо Иван.
Я оглядываю площадку – здесь всего одна дверь, без ручки. Пару раз я лазала с друзьями на крыши в Питере в похожих домах – если я не ошибаюсь, эта дверь ведет на чердак, с которого должен быть выход на крышу. А если нам повезет, дверь не заперта.
Сделав шаг, я протягиваю руку, ощупываю обшарпанную деревянную поверхность, пережившую пару революций, одну блокаду и несчетное количество покрасок, и аккуратно толкаю ее.
Бинго! Нам снова повезло. Едва скрипнув, дверь распахивается.
– Добро пожаловать на крышу! – говорю я Ивану. Затем переношу ногу через порог и ступаю в абсолютную, вселенскую черноту.
38
В общем, вы уже поняли – все-таки крыша. Не мост.
Обычная питерская двускатная крыша старой шестиэтажки, выходящей фасадом на площадь Льва Толстого. Все то время, пока мы носились по темным переулкам и дворам, Каменноостровский проспект был у нас под боком. С высоты его огни кажутся такими уютными! Фонари заливают желтым светом вечно влажный асфальт, редкие парочки бродят исключительно в обнимку, из открытых окон проезжающих авто доносится музыка. Низко нависшее небо, до которого, кажется, с легкостью можно достать рукой, решило повременить с дождем до утра – чтобы народ мог беспрепятственно предаваться пьянству на лавочках, парапетах и всех открытых крышах города.
