Марина Болдова - Клетка
– Катя решила отомстить всем троим по-своему. С помощью магии разрушить их жизнь. Чтобы больно стало. Я правильно говорю, Катя?
– Да. Глупость, конечно, я сейчас понимаю.
– Да, не глупость! От заклятого слова просто так не отмахнешься. Я тебе тогда еще, когда ты первый заговор на Зотова начитала, что сказала? Помнишь? Что ты дорогу злу открыла. Так оно и получилось. Валится на него беда за бедой.
– Катя! Ну, как же так! – Арина в отчаянии посмотрела на сестру, – И что же теперь делать?
– Это уже наша забота, Арина. Правда, Катя? Не волнуйся! Думаю, что у вас с Алексеем теперь все будет хорошо.
– Прости, – Катя вздохнула.
«Аришка простит», – подумала она. «Поймет и простит», – подумала Светлана. «Они обе немного сумасшедшие. Или я чего-то в этой жизни не знаю», – подумала Арина, облегченно вздыхая.
Глава 51
Он опять заказал себе водки. Выпить захотелось нестерпимо, как только он вышел из дома с намерением ехать в больницу, чтобы там встретиться с Зотовым. Но, созвонившись с ним в пути, узнав, что тот ждет его в машине в больничном дворе, предложил кафе. Потому, что только там он мог, расслаблено сидя на стуле, залпом опрокидывать в себя стопку за стопкой. И при этом не думать о себе, как об алкоголике.
Он здорово пил после Афгана. Собственно, не столько пил, сколько заливал стоящие перед глазами безумные картины. Они на время расплывались, становясь менее четкими, но потом, обозначив мельчайшие детали, наступали на него снова. И он, вытерпев неделю – другую, опять сдавался.
Вытащила его дочь. Глядя на него своими наполненными слезами и ужасом глазенками, теребя его мотающуюся из стороны в сторону голову, она молчала. Это молчание трезвило. Уходить от этих глазок в запои он перестал разом. И разом перед ним открылся мир гражданки. Без грохота, мата и оторванных конечностей. И мертвых тел. Сотен, тысяч мертвых тел, еще вчера принадлежавших лопоухим мальчишкам.
И что такого могло произойти сейчас, что его тянет опять туда, в мутную пелену? С ним ничего не случилось. Отравили Федьку, взорвали машину Лешки, убили Кисловых, которых он толком не знал. А он чувствовал, что рушится его жизнь. Катя тому виной?
Он опять похолодел от одной только мысли о ней. И тут же его обдал жар стыда. За себя. За слабость и понимание, что он тридцать лет жил подлецом и только сейчас узнал об этом. И к этому стыду примешивалось еще какое-то стыдное чувство. Он хотел эту женщину, хотел до такой степени, что тряслись пальцы, держащие сигарету. Понимал, что болен, понимал, что никто его не сможет понять, но не мог сдержать стона, когда вдруг уходила грань реального, и он будто чувствовал ее рядом. И это можно было залить водкой, пусть на время.
– Привет, – Зотов устало опустился на стул.
– Как там Татьяна?
– В истерике. Она ведь сына потеряла. Петька вчера умер.
– Ты же сказал, что он довел мать? Он же был жив!
– Я пока с Татьяной возился, тещу в морг определял, он что-то вколол себе. Вечером прихожу, а он в отрубе. В больнице ничего не смогли сделать. Передозировка. Может, нарочно?
– Леш, а ты не замечал раньше, что он употребляет?
– Никто ничего не замечал. Даже Танька своим носом не учуяла. Ей ведь что главное, чтобы у дитятки денежки были, да машина под задницей. Сколько раз ей говорил, что забаловала парня.
– Знаешь, Зотов, ты о нем, как о чужом.
– Веришь, даже не стыдно. Никогда его понять не мог. Даже мальчишкой он был, кроме раздражения у меня к нему ну, никаких чувств! И ведь, правда, Федькиным отпрыском оказался. Я сегодня утром проснулся, альбом с его детскими фотографиями нашел. На одной ему лет семь, так вылитый Курлин! Как раньше не замечал?
– Не присматривался.
– Точно. Налей и мне водки, что ли!
– Ты же за рулем?
– Да хрен с ним. Поставлю вон на стоянку. Куда надо, пешком дойду. Наливай. Сам-то, что обмываешь?
– Ничего, – Роговцев потянулся к графину.
– Врешь. Я тебя, Мотя, знаю. Ты так не пил с Афгана. Что случилось? Ты мне даже о встрече с Галаниной ничего не рассказал. Кстати, новость хочешь? Арина ее родная сестра.
– Какая Арина? Твоя?
– Моя, теперь точно моя, – Зотов победно улыбнулся, – Вспомни ту маленькую девочку, которая тогда не вовремя домой вернулась. Это и была Арина. Вот так. Так что Катя?
– Катя…, – Роговцев потер ладонью горящее лицо, – Катя чудом жива осталась. А я теперь, после встречи с ней, чуть жив…
– Матвей, между вами что произошло-то? Вчера?
– Было – расстояние в тридцать лет. А сейчас, будто и не было его, – Роговцев все никак не мог решиться на то, чтобы рассказать Зотову о Кате все. Но и не рассказать он тоже не мог.
Зотов слушал и пил водку. Потому, что без нее никак. Если верить, что ничего не придумано, становилось страшно. Он видел, что Матвей не в себе. Он никогда не видел, чтобы тот плакал. А Роговцев из всех сил пытался говорить спокойно. Но только пытался, потому, что срывавшийся слишком часто голос выдавал его.
– Понимаешь, с Надей все время было ровно. С первых дней. Она и сама такая. С ней ничего подобного в жизни случиться не могло. В принципе. Она никогда бы рванула из города, только потому, что остаться беременной без мужа – это дурной пример для младшей сестры. Да она и не подумала бы о сестре. Она мудро решила бы, что она, беременная женщина, становится центром внимания. Теперь все, мама, сестра, будущий отец ребенка должны мерить свою жизнь по ее запросам. Коряво выражаюсь?
– Да нет, все понятно.
– Катя не хотела мне навязываться. Она не хотела вешать свои проблемы на мать. Она решила, что справится сама. И судьба ее за это жестко наказала.
– А ты-то в чем виноват? Ты же не знал о ребенке!
– Я мог с ней поговорить хотя бы. Ты понимаешь, я сознательно тогда решил для себя, что Катя меня разлюбила, как и я ее. Мне так удобнее было думать. Она мне призналась, что, когда я предложил ей «остаться друзьями», при этом назвав ее Катюхой, она оторопела. Она пришла сказать мне, что у нас будет ребенок. А я ей – «Катюха»! «Подруги не рожают вам детей, рожают жены», – сказала она вчера, когда я ее упрекать начал. Я-ее! Господи, как же мне тошно! – Матвей опять опустошил полную рюмку. Он уже смутно видел Зотова, у него уже было смутно на душе и в желудке. Но он вдруг понял, что готов выложить Зотову главное.
– Матюха, хватит тебе уже, – Зотов с сомнением посмотрел на почти пустой графин.
– Хватит, – согласно кивнул Роговцев, – Только я тебе сейчас скажу… Я не могу без нее. Вот так, уже сутки, не могу! На Надежду утром глянул и вдруг понял – колдовство кончилось. Она чужая, холодная, не моя.
– Не мели ерунду, Роговцев.
– Вот я так и знал, что ты ничего не поймешь! Но я все же скажу тебе! Я хочу ее себе вернуть! Всю, в пользование! Главное – не дать ей улизнуть, как тогда. Главное, держать, чтобы даже не мечтала! А Надежда меня давно не любит. Знаешь, с какого времени? С самого начала. Просто приколдовала она меня. А Катя колдовство сняла.
– Господи, Мотя, ну, и надрался ты! Сам не понимаешь, что несешь. Пошли домой.
– К жене? Не пойду, – он замотал головой, – Пойду к тебе.
– Пойдем ко мне. Все равно Арина пока у Кати.
– У Кати? Тогда пошли туда. Я с ней поговорю. Она поймет. Я знаю, она меня любит!
– Роговцев, ты достал уже! Хочешь все испортить? Куда ты с такой рожей? Что ты сейчас связного произнести можешь? Проспишься, тогда решим, – Зотов подозвал официантку, расплатился с ней и подтолкнул Роговцева к входной двери.
– Ваш друг вчера здесь с женщиной одной был, – догнала его другая девушка в белом фартучке, – Я вспомнила. Эта женщина была здесь, в кафе, когда убили того фотографа. Она сидела вон за тем столиком. Но, правда, быстро ушла. Еще до того, как все случилось.
Зотов остановился. Вот, похоже, и найден убийца Курлина. Все же Катя. Да, отравление – это чисто по-женски. Но зачем же так круто? Федька-то в чем виноват? Или, все же, Матвею бокальчик с коньяком предназначался? И как она могла все просчитать?
Зотов посмотрел на Роговцева, пытающегося натянуть куртку. «Завтра это чудо протрезвеет, я с ним поговорю. Хотя, Беркутову позвонить нужно уже сегодня. Уже сейчас», – подумал он, нажимая кнопки мобильного телефона.
Глава 52
Сергей Сергеевич Карташов еще раз просмотрел содержимое тонкой пластиковой папки. Он ничего не понимал. Он ехал в Бремен за подтверждением своих догадок, а вышло все как-то не так.
Чуть больше месяца назад его немецкий друг и коллега Курт Зигель переслал ему электронной почтой статью местного журналиста об известной некогда балерине Эрике Билевиц. Короткое сопроводительное письмо содержало всего лишь просьбу собрать и отправить ему все материалы, в которых упоминалась бы фамилия Курлиных. Курт очень любил загадки и хорошо знал Карташова: открыв перед тем все карты, он лишит друга возможности самому выстраивать различные версии. Опытный в поисках чужих родственных связей Карташов сразу же связал эти две фамилии. Вариантов было множество. Но одна фантазия выглядела особенно привлекательно: Эрика Билевиц могла оказаться из рода Курлиных. Тех Курлиных, которые были одними из самых богатых землевладельцев в Самаре. Тех, которые владели мукомольнями, амбарами, складами. Он и не думал, что так вот сразу найдет все недостающие звенья цепочки и преподнесет доказательства своей версии Курту. Он искал хотя бы зацепку, хотя бы упомянутое вскользь родство с любой немецкой фамилией. И нашел. В начале века у одного из Курлиных в семье жила молодая гувернантка – немка. Во время первой мировой войны Курлин отослал ее, беременную, на родину к родителям. Написав Курту, который со своей стороны тоже изучал отосланные Карташовым документы, что у него кое-что есть, он получил от него приглашение и заказал билеты. В день отлета ему позвонил молодой человек и назвался Александром Курлиным. Он просил о встрече, но Карташов, мысленно находясь уже далеко, отказал. Потомков Курлиных в городе жило много, в последние годы они все живо интересовались своими предками и чаще всего корысти ради. Он машинально назвал юноше точную дату своего возвращения и почти не удивился, что на следующий день тот ему позвонил. Отказывать вторично Карташову показалось неприличным, и теперь он сидел и ждал гостя, перебирая в памяти свою поездку в Бремен по дням.
