Максим Малявин - Укол повелителю галактики, или Психиатрический анамнез

Эту историю рассказал мой друг и коллега, Александр Алексеевич. К нему уже второй десяток лет ходит на прием одна пациентка. Марина Юрьевна (назовем ее так) не считает себя больной. Ведь каждый нормальный человек имеет телепатическую связь с космосом и способен напрямую с ним общаться. А если связи нет – значит, проблемы с подключением. И голосов у себя в голове не слышат только нечуткие, черствые, обиженные природой люди. А то, что они и других готовы лишить такой возможности, – так это из зависти и мести.

Но все наше государственное устройство – это результат эпохальной проктологической работы. И психиатры, которые лично в космосе не бывали, почему-то считают себя вправе судить, что там есть, а чего нет. Приходится делать вид, что подчиняешься. Но кто сказал, что систему нельзя победить? Ну хотя бы попытаться?

В тот день Марина Юрьевна пришла на прием вся возбужденно-загадочная:

– Все, доктор, можете снимать меня с учета! Я пришла попрощаться!

– Уезжаете куда? – спросил доктор.

– Нет! Но вы меня теперь фиг найдете! Даже не пытайтесь! И амбулаторную мою карточку можете засунуть себе знаете куда?

– Наверное, в архив? – предположил Александр Алексеевич.

– Глубже, доктор! Глубже!

– Так что случилось-то? – спросил Александр Алексеевич.

– Я поменяла фамилию! И имя! И не скажу вам, как теперь меня зовут! А раз такого человека у вас в картотеке нет, значит, и на учете меня нет! И не будет! У меня теперь новая жизнь!

– Со старыми голосами, – заметил доктор.

– А они мне не мешают! Так что вот вам. – Марина, которая уже не Марина, скрутила две дули и показала их доктору. Потом прислушалась к себе и нахмурилась: – Нет, бить я его не буду. Нет! Пусть живет и мучается, гад!

– И чем теперь будете заниматься? – поинтересовался доктор.

– Куплю ружье. На всякий случай – вдруг вы санитаров пришлете. Предупреждаю: я сначала пристрелю их, а потом приду к вам!

– Я не про то, – покачал головой Александр Алексеевич. – Где вы деньги будете брать? Ведь продлить инвалидность, насколько я понял, вы уже не придете?

– И не мечтайте! Я пойду работать. Нет! Лучше! Как мне тут совершенно правильно подсказывают из космоса, я буду баллотироваться в Госдуму! Меня народ поддержит!

Доктор представил себе выступление нового члена Госдумы на заседании и улыбнулся. Потом представил, какие законопроекты могут получиться, и ужаснулся. А потом сравнил их с теми, что уже пишутся, – и успокоился. Некоторую озабоченность вызывало то, что параноидный синдром могут сделать обязательным, а так – без особой разницы.

– Что? Боитесь? Правильно боитесь! Я вас всех поувольняю! И больницы позакрываю! И всех на волю выпущу, кроме Зинки из пятой палаты! Все! Оревуар! Не скучайте тут без меня! Пакуйте чемоданы, экономьте деньги – скоро будете безработным!

Больше-не-Марина послала доктору воздушный поцелуй, потом подумала, снова скрутила две дули, развернулась и вышла прочь, от души хлопнув дверью.

– Вы не будете ее госпитализировать, Александр Алексеевич? – спросила медсестра.

– А зачем? – пожал плечами доктор. – У меня, может быть, далекоидущие планы на эту чудесную женщину. Только представьте себе: она баллотируется. Ее избирают (я даже проголосую за). Во время одного из заседаний у нее начинается обострение. Звонят психиатрам. К ним на заседание приезжает спецбригада.

– И что? – спросила медсестра, видя, что Александр Алексеевич мечтательно замолчал.

– У НИХ БУДЕТ МНОГО РАБОТЫ!

P. S. Планам доктора в тот раз не суждено было сбыться. Марина Юрьевна через некоторое время все же попала в стационар, потом вернула себе старые имя и фамилию и с тех пор регулярно ходит на прием. Но идею баллотироваться в Госдуму иногда вспоминает. Александр Алексеевич не отговаривает: вдруг у нее все же получится?

Не пущу!

– Я – драчистый изумруд!

– Вовочка, ты уверен, что Пушкин ЭТО имел в виду?

Сезон весенних обострений обычно не минует и военкомат. У них план по призыву, и они честно пытаются его раскурить. Настрой призывников сильно варьирует. Кто-то готов вот прямо хоть сейчас погасить священную задолженность, а у кого-то внезапно обнаруживается страшная болезнь, принципиально несовместимая с солдатским рационом и воздухом казармы. Есть и такие, кого мама не пускает. Эту историю рассказал коллега из другого города.

Он в прошлом году как раз такого парня и принимал. Павлику (скажем, звали его именно так) двадцать четыре года. Привела его на прием мама. За руку. В другой руке она держала запечатанный конверт с направлением из военкомата. Вид у мамы был решительный. Какой конь, какая изба! Ипподром поголовно, в разгаре скачек, за полсотни метров до финишной черты! А пожарный расчет может вообще никуда не выезжать.

Павлик вызывал стойкую ассоциацию с теленком на буксире у танка. Пару раз он сделал честную попытку ответить на вопросы доктора, потом глянул на маму, оценил кривизну брови, вжал голову в плечи и все оставшееся время мирно пасся в сторонке, только что не мычал.

Выяснилось, что эти бессердечные военкоматские кю поначалу не хотели давать направление на обследование. Ну это когда Павлик один пошел. Тогда он применил маму. Точнее, она взяла его за руку и повела в военкомат. И поведала леденящую кровь историю болезни того, кого они по недомыслию чуть было не призвали.

Сначала были описаны тяжелые роды. Кажется, тужилась вся врачебная комиссия и случайно заглянувший на крики военный комиссар. Потом был продемонстрирован несовместимый с жизнью кифосколиоз имени Павлика. Кто сказал, что угол на рентгене недотягивает? Это все садист-рентгенолог, он заставил ребенка ПРЯМО СТОЯТЬ! Мало что на дыбе не растягивал!

Переведя дух после индуцированных схваток, военком поинтересовался, как же такого болезного учиться-то взяли. Оказалось, что до третьего класса мама не просто приводила мальчишку в школу. Она оставалась там и дежурила до конца уроков: не ровен час кто-нибудь обидит! А с четвертого по девятый классы лично провожала и встречала, вы же знаете, какие на улице жирные маньяки и непуганые психопаты! И это не считая дебилов-одноклассников!

Военком набрал полную грудь воздуха. Потом подумал, переглянулся с психиатром, и тот сел писать направление на обследование. Вот, собственно, так они и попали на прием.

– И где же ты сейчас учишься? – спросил Павлика доктор.

– В институте, – опасливо глянув на маму, промямлил Павлик.

– А на кого?

– На специалиста по связям с общественностью, – еще один взгляд в сторону мамы.

– И как ты себе представляешь свою будущую работу? – заинтересовался доктор.

Павлик впал в предобморочное состояние. Видимо, по связям с общественностью до сих пор специализировалась мама, и одна мысль о том, что она может делегировать ему полномочия, превращала кифосколиоз в подогретый холодец.

– Что вы мучаете ребенка! – возмутилась мама. – Я ему найду хорошую работу, будет каким-нибудь директором!

Доктор представил эту выдающуюся женщину с тисками и терморектальным криптоанализатором на заседании совета директоров какой-нибудь компании и внутренне содрогнулся. У Павлика действительно имелись шансы стать начальником.

– Павел, а девушка у тебя есть?

Взгляд Павлика сделался тоскливым-тоскливым. Видимо, попытки все же были. Доктору стало любопытно: куда эта женщина прячет трупы совратительниц.

– Вот еще! – Мама сердито посмотрела на доктора. – Сначала учеба, потом устроится на работу, а потом будем девушку подыскивать.

– Без вторичных признаков, но работящую… – тихонько пробормотал себе под нос доктор.

– У меня требование, – сказала мама. – Если вы кладете сына на стационарное обследование, пусть выделяют отдельную палату. Я не собираюсь оставлять его одного среди этих… Я тоже буду находиться в отделении!

– Нет-нет, – поспешно ответил доктор. – Обследование мы проведем амбулаторно. У нас тут серьезное государственное учреждение, не надо превращать его в дурдом.

Дважды король

Если верить народному эпосу, детской литературе, а также ранним Упанишадам, бог не фраер. В том смысле, что злодей все равно в итоге обломится, даже если клюв правосудия щелкнул вхолостую. Правда, те же Упанишады уточняют, что карма может тормозить с загрузкой, и тогда воздаяние огребется в каком-нибудь из следующих воплощений. И многих это не устраивает: что за дела? Где эти чудесные молнии, где эта чума на оба ваши дома, где хотя бы золотуха и импотенция? Иногда же случается такое, что буддист на моем месте сказал бы: ох, ни фига ж себе товарища накрыло!

Тут как-то привезли нашему доктору, Юлии Юрьевне, на консультацию пациента. Из колонии-поселения. Мол, гляньте, пожалуйста, а то товарищ уже не первый год под дурачка косит – а вдруг не врет? За Леней водилось много всего такого, из-за чего в ближайшие лет пять ему вольная жизнь не столько улыбалась, сколько ехидно щерилась. Странности за ним в колонии стали замечать уже года три назад, но поначалу отнесли все на счет общей придурковатости. Ну называет себя человек дважды королем – и на здоровье. Его так и прозвали – Леня-королек. Психиатра в тех краях отродясь не было, и неладное заподозрили лишь недавно, когда Леня погнал такую пургу, что народ отказался ночевать на соседних с ним нарах. Не хотим, мол, проснуться однажды по частям и в разных географических точках.