Татьяна Булатова - Ох уж эта Люся
Не сумев совладать с нахлынувшими чувствами, быстро пошел навстречу Петровой.
– Здравствуй, – проворковала Люся, складывая ладонь над глазами козырьком.
– Где ты была?
– Я уезжала.
– Куда?
– В Одессу.
– Ничего не сказала. Я тебя потерял. Узнал случайно. Что у тебя случилось?
– Ничего. Хотела побыть одной.
– Врешь… Ты же не любишь одиночества.
– Не люблю. Но вот захотелось. Надо было подумать.
– Подумала?
– Давай сядем, – предложила одуревшая от полуденной жары Петрова.
Кирилл Александрович грузно сел и потянул Люсю за руку. Та аккуратно ее убрала.
– Что случилось?
– Нет, объясни сначала, что у тебя случилось?
– У меня?
С точки зрения Кирилла Александровича, ничего особенного не произошло. Просто период частых встреч сменился периодом временного затишья.
– Вре-мен-но-го! – втолковывал Сухояров в бестолковую Люсину голову.
Необходимость перерыва в романе начмед начал ощущать особенно остро в момент, когда под ним закачались оба кресла – начальника и супруга. Ни с тем, ни с другим, как выяснилось, Сухояров расставаться не торопился.
Вопрос был поставлен ребром, и Кириллу Александровичу пришлось выбирать. Вернее, он думал, что выбирает. На самом деле к решению он был подведен прямо под белы рученьки сразу двумя аж инстанциями – облздравотделом и неугомонной супругой.
Пристального внимания первой инстанции бессменный начмед детской больницы удостоился благодаря многочисленным жалобам на аморалку вверенного ему женского коллектива.
Моральный облик начмеда Сухоярова, возможно, ангельский и не напоминал, но и сатанинского в нем было немного. Разве только на утренних ежедневных пятиминутках гремел Кирилл Александрович своим раскатистым басом да сдвигал кустистые мефистофелевские брови к переносице, когда отчитывал нерадивую регистраторшу.
Тем не менее от въедливых взглядов педиатринь пенсионного возраста не могли укрыться изменения во внешности Сухоярова, которые говорили, нет, вопили, о неожиданно настигшем его счастье. Стал Кирилл Александрович светел лицом, в уставших глазах засверкали лукавые искорки, распрямились согнутые возрастом плечи. И все бы ничего, если бы безответно влюбленная в него много лет суетливая секретарша вдруг не соотнесла в своем канцелярском сознании частоту обращений крутого начмеда к «ничего не представляющей собой» Людмиле Сергеевне Жебет.
– Кто такая? – шипела преданная Сухоярову помощница, забегая в бухгалтерию к «девочкам» на чай.
– Кто такая?! – вторила взбудораженной бухгалтерии регистратура.
– А вы знаете? – таинственно и вроде бы между делом сообщала участковому педиатру не первая по счету медсестра.
– Да вы что?! – искренне удивлялась врач и укоризненно качала седой в букольках головкой. – Тако-о-ой достойный мужчина. Тако-о-ой уважаемый человек!
Слухи распространялись с молниеносной скоростью. И вскоре детская больница стала напоминать развороченный улей.
– Меня бойкотируют, – жаловалась Кириллу Александровичу Люся.
– Не может быть. Ты очень мнительна, – успокаивал ее Сухояров, с упоением целуя тонкую шею.
Люся теряла бдительность, всякий раз с томным удовольствием повторяя:
– Ну зачем я тогда тебе позвонила?
– Это ты про корову? – уточнял начмед.
– Про бычка, – шептала Петрова.
– Может быть, твоя Светка еще кого-нибудь украдет? – предлагал Сухояров. – И ты мне еще раз позвонишь?
– Позвоню, – соглашалась Люся и уточняла: – Домой?
На этом Кирилл Александрович обычно беседу прерывал и переходил к более решительным действиям. Впрочем, домой ему действительно позвонили, назвавшись доброжелателями.
Супруга Сухоярова выслушала сообщение с достоинством, не перебивая собеседника, не кидая трубку на рычаг. Сказала: «Благодарю вас», и зачем-то пристально посмотрела на себя в зеркало. Потом распахнула рот и взглядом пересчитала все пломбы в зубах. Растянула кожу к вискам, ушам, провела руками по шее. Резко развернулась и ушла в комнату.
Вечером Кирилла Александровича ждал праздничный ужин.
– Что за повод? – поинтересовался ни о чем не подозревавший муж.
– Ты сегодня дома, – торжественно произнесла принарядившаяся супруга.
– А где дети? – Душа Сухоярова требовала полноты семейного общения.
– Это наш ужин, – пояснила жена. – Мы практически не бываем вместе. Мы вообще в последнее время не бываем вместе, – с горечью повторила она.
Начмед насторожился:
– А что, собственно говоря, произошло?
Супруга не ответила. Сухояров не сбавлял обороты:
– Нет, ты мне объясни, пожалуйста, дорогая, а то я чувствую себя полным дураком.
Ответ жены показался Кириллу Александровичу безумным:
– Я хочу выйти на работу.
– Зачем? – поперхнулся Сухояров. – Нам что, не хватает денег?
– Дело не в этом, – гнула свое жена.
– А в чем?
– Мне надоело сидеть дома, заниматься хозяйством и готовить ужины для того, чтобы есть их самой. Я соскучилась по общению.
– Но тебе же это всегда нравилось?
– Нравилось – разонравилось, – печально пошутила супруга, и начмед решил прекратить сопротивление.
– Хорошо. Куда и когда?
– К тебе, – безапелляционно заявила истосковавшаяся по работе домохозяйка.
– Ко мне-е-е? – опешил Сухояров. – Но кем?
– По специальности. – Жена поджала губы.
Не веря своим ушам, Кирилл Александрович уточнил:
– Ты хочешь работать медсестрой?
– Заметь, участковой медсестрой, – пошла в наступление супруга.
– И на какой же участок? – полюбопытствовал начмед.
– На какой участок? – переспросила жена. – На участок к педиатру Людмиле Сергеевне Жебет. Или такой педиатр у тебя больше не работает? – с вызовом произнесла хозяйка положения.
Сухояров покраснел.
Больше ни о чем в тот вечер супруги не разговаривали: молча пили чай, молча смотрели программу «Время», молча готовились ко сну. «К утру рассосется», – хотелось думать каждому. Не рассосалось. За Сухояровым пришла машина, и мирная жизнь бессменного начмеда детской больницы закончилась.
Второй звонок, но уже из вышестоящей инстанции, для Сухоярова неожиданностью не стал. Пожелания в интонациях доброжелательной угрозы Кирилл Александрович выслушал спокойно, обещал принять к сведению и потрудиться на благо отечественной медицины. Перспективы вырисовывались нерадужные.
«Надо рвать», – вступил сам с собой в мысленный диалог Сухояров. «Зачем?» – грустно вступал в беседу Сухояров-Второй. «Затем, что летит все к чертям собачьим!» – «Что все?» – «Не так уж мало: семья, работа…» – «А любовь?» – не успокаивался искуситель. «А что любовь? Пенсия не за горами». – «Да перестань. Один раз живем», – возражал Сухояров-Второй. «Один», – соглашался начмед, и сердце безудержно рвалось из груди: «Лю-ся, Лю-ся, Лю-ся…»
А Люся, входя в ворота больницы, не отрываясь, смотрела на заветные окна, ожидала увидеть ставшее родным за этот год лицо. Вместо лица виднелась куцая занавеска. Всю неделю Петрова обмирала от ее вида, а начмед – от вида Петровой. Жена торопила, Сухояров медлил. Руку помощи протянула Люся вместе с заявлением об уходе.
– Причина? – грозно спросил Кирилл Александрович.
– Ты.
– И у меня – ты, – выдохнул Сухояров.
– Так больше продолжаться не может, – пожаловалась Петрова. – Я устала отвечать на дурацкие вопросы. Даже пациенты… – начала было Люся.
– И что ты отвечаешь? – прервал начмед.
– Ничего. Молчу… Подпиши заявление.
Сухояров вспыхнул:
– Я нашел тебе место. Врач-лаборант, никаких вызовов, надбавка за вредность. Главврач – мой хороший товарищ.
– Хорошо, – Люся потянулась за подписанным заявлением.
– Подожди, – Сухояров схватил ее за руку. – Дай мне объяснить. Мне трудно. Я к тебе привязан, ты это знаешь.
– Знаю, – согласилась Петрова.
– У меня семья, – начмеда потянуло на банальности.
– Я помню.
– Постарайся понять.
– Я понимаю. Но на мне не надо было жениться…
Брови Сухоярова удивленно поползли вверх:
– Так вопрос не стоял!
– И стоять не будет, – попыталась пошутить Люся.
Все это Петрова говорила, глядя Кириллу Александровичу прямо в глаза. В глазах застыли страх и желание. Из одного глаза выглядывал испуганный Сухояров-Первый, из другого – возбужденный Сухояров-Второй. Петрова растерялась, не зная, кому из них верить. Сглотнув комок, начмед сказал еще одну банальность окосевшей от перенапряжения Люсе:
– Прости меня…
– Всего хорошего, Кирилл Александрович, – неестественно громко произнесла Петрова и направилась к плотно закрытым дверям.
– Всего хорошего, – произнес ей вслед разом постаревший Сухояров, и голос его приобрел былую величественность.
