Лариса Райт - История странной любви
Он понял, о чем она говорит: о своих всегда занятых выходных. Она никогда не придумывала причину своей занятости. Не говорила о сверхурочной работе или о вынужденном посещении библиотеки, хотя он поверил бы всему, что она скажнт. Но Вика только обещала, что объяснит потом, и Борис терпеливо ждал. Он не страдал ревностью и не изводил себя мучительными подозрениями. Он видел, что перед ним девушка, которая делает то, что говорит. И раз обещала рассказать, то непременно расскажет, когда придет время.
И вот оно пришло.
– Ты замужем и у тебя двое детей? – спросил он, больше в шутку, чем всерьез. И, конечно, не ожидал услышать:
– Я не замужем, но детей действительно двое.
– Я не…
Борис, конечно, понимал, что и к двадцати годам девушка может обзавестись двумя детьми, но вот чтобы покорять с ними большой город – это как-то уж слишком!
– Ну, и где они? Брошены на бабушку, пока мама удовлетворяет свои столичные амбиции?
Вика совсем не обиделась на его выпад, за который ему потом, конечно, стало стыдно. Он сказал первое, что пришло бы в голову любому на его месте.
– У них нет ни бабушки, ни мамы. Никого нет, кроме меня. Я – их старшая сестра и одновременно опекун. Они пока живут в детском доме, а на выходные я их забираю. – Она сделала многозначительную паузу и добавила: – Всегда.
В голове Бориса взорвалась пороховая бочка вопросов: «А где родители? Почему ты никогда ничего не рассказывала? Что за дети? Сколько им лет? И почему, собственно, они должны стать помехой его планам?»
Но вместо всего этого он только обнял девушку и сказал, целуя светлые волосы, дивно пахнущие ромашкой:
– Ценное у тебя приданое. Познакомишь?
Вика прижалась к нему теснее и кивнула:
– Конечно.
А потом были и объятия, и поцелуи, и слезы и заявление в ЗАГС…
Конечно, родители Бориса восторга не испытывали, как и любые московские родители, подпорченные тем здоровым цинизмом, который неизбежно появляется в характере практически любого жителя большого города. Нет, они не устраивали сцен и не разыгрывали шекспировских трагедий в стиле «вон из дома, ты нам больше не сын». Они смирились с решением Бориса и принимали непосредственное участие в подготовке к свадьбе, но все же просили сына быть поосторожнее, и неоднократно намекали на то, что, скорее всего, сейчас ему счастье глаза застит, а что его ждет впереди – неизвестно.
– Все-таки вы еще так мало знакомы, Боренька, – робко пыталась отложить намеченное торжество мама. – И у нее непростая ситуация…
– Мама, если бы я знал о ней раньше, я бы женился еще раньше, понимаешь? Я бы только быстрее понял, какой она человек. Не каждый решится на такой поступок.
– Не каждый. Но человек решительный способен на многие поступки. И они могут быть очень разные, Боренька.
– Поживем – увидим.
– Вот и поживите. Расписываться-то зачем? Хотите, мы вам комнату выделим? Твоя детская всегда тебя ждет.
– Мам, я уже три года снимаю квартиру, с чего бы вдруг мне возвращаться?
– Вот увидишь, вернуться придется.
– Почему?
– Не удивлюсь, если твоя молодая жена сама на это намекнет.
– То есть?
– Боренька, она приезжая, а приезжим нужна регистрация.
– Она у нее есть. Как-то ведь она обходилась без меня все эти годы.
– Это сейчас есть – она учится. А закончит, тогда что? На какой площади ее регистрировать?
– Если ты так переживаешь, – тон Бориса стал холодным и чужим, – на вашей ее регистрировать не станем, найдем выход. И не волнуйся: жить с вами она не попросится, ей есть с кем жить.
Мама настроение сына игнорировала, продолжала гнуть свою линию:
– И об этом, Боренька, я тоже хотела с тобой поговорить. Все-таки чужие дети – это чужие дети. Подумай, ты же всегда жил в тепличных условиях. Ты привык, что все – тебе и для тебя. Ты сам не заметишь, как тебя начнет раздражать эта вынужденная забота о внезапно свалившихся тебе на голову малышах…
– Мамочка, у твоего сына появился шанс убить в себе эгоиста, а ты возражаешь, – попробовал отшутиться Борис, но мать только поджала губы и нахмурилась.
Тогда он сказал коротко и резко:
– Это не чужие дети, а Викины. Все, что ее – мое. Понятно? И забота – никакая не вынужденная. Я сам так решил.
– Что ж… – Мама вздохнула, но взглянула на сына с уважением: – Взялся за гуж…
И Борис взялся.
На самом деле никаких сложностей в общении с близнецами у него не возникло. Они были обычные смышленые детишки, обожающие свою сестру. Вика платила им сторицей, копила деньги на гостинцы, и помощь от Бориса в этом вопросе принимала весьма неохотно: говорила, что не хочет перекладывать на его плечи свои проблемы.
А он только смеялся:
– Да я только для этого на тебе и женился. Мне нравятся твои проблемы. Всем бы такие – двое милых ребятишек, уже воспитанных и не орущих по ночам.
Вика благодарно улыбалась.
Жизнь шла своим чередом.
Они проживали ее так, как и должны проживать два молодых, влюбленных друг в друга человека. Учились и работали легко, как бы между прочим, тратя основные силы на познание мира: театры, кино, музеи, концерты, разговоры и споры по ночам до хрипоты. А по выходным – цирк, зоопарк, качели, карусели с детьми или просто битва подушками на диване. В общем, все то, от чего могут прийти в сущий восторг два шестилетних человека.
И Борис, и Вика поменяли работу. Борис устроился в более дорогой ресторан, Вика перешла в бюро переводов. Говорила, что скучает по запаху цирка, но «придется смириться, потому что цирк в их дальнейшие планы не входит».
– А какие у нас планы?
– Ресторан, ты что, не помнишь?
– Ты все это серьезно?
– Вполне. Разве ты об этом не мечтаешь?
– Допустим, – соглашался Борис, хотя подобные желания продолжали его пугать своей смелостью. – Но это – мои мечты. А о чем мечтаешь ты?
– Я хочу жить в Италии, родить дочь и зарабатывать столько денег, чтобы, чтобы…
– Чтобы что?
– Чтобы те придурки в моем поселке, которые советовали мне «не высовываться», сдохли бы от зависти.
– Да они уже и сейчас сдохнут, если узнают, каких ты добилась успехов.
– Это точно! – смеялась. она – Ты – мой безусловный успех.
– В общем, желаний у тебя хватает.
– Ага. Вагон и маленькая тележка.
Она вдруг стала серьезной:
– Только, знаешь, тележка очень важная…
– Говори.
– Я хочу, чтобы близнецы пошли в нормальную школу.
– Отличное желание. И что для этого надо сделать?
Некоторое время она смотрела ему в глаза, не мигая, будто пыталась заранее донести всю важность того, что собиралась сказать.
И сказала:
– Усыновить.
Он не сомневался ни секунды:
– Я не против. Думаю, ты вполне можешь уйти с работы и сидеть с детьми. Мы справимся. И школ тут хороших в округе навалом.
– Борька, ты не понял. Я своих планов никогда не меняю. Не думаю, что сидение с детьми способствует продвижению в карьере, так что сидеть я ни с кем не собираюсь. Я собираюсь пока что обеспечить им хорошее будущее, а для этого надо учиться и работать, а насидеться я еще успею, когда тебе дочку рожу.
– Тогда как? Будем искать няню? Дорого, конечно, но прорвемся. Не могут же такие малыши, да еще привыкшие к постоянному присмотру, сразу стать самостоятельными.
– Не могут и не станут. И не беспокойся – никаких нянь. Тебе надо на ресторан экономить, а не транжирить на моих обормотов. У меня уже все продумано. Есть очень приличный интернат с хорошим контингентом. В программу там входит английский и еще какие-то предметы для творчески одаренных детей. Короче, в отличие от детского дома, туда попасть – счастье. У цирка есть там какая-то квота, и мне обещали помочь по старой памяти.
С каждым новым прожитым днем Борису все больше нравилась собственная жена. Но с другой стороны, те же привлекательные черты – решимость, уверенность, умение пробиться и даже некоторая ушлость – начинали его пугать. Порой он думал, что мама, возможно, была права в своих опасениях. Он уже не был уверен в том, что Вика, идя к своей, только ей ведомой цели, не сможет не переступить через любые препоны на своем пути. Он даже признался:
– Викусь, я тебя боюсь.
Она только расхохоталась и кивнула:
– Правильно. Меня надо опасаться.
– Это почему же?
– Потому что ты обо мне еще многого не знаешь.
– Но я готов рискнуть.
– Хорошо. Я уже говорила тебе, что немного колдую?
Борис расхохотался:
– Ну, конечно! Ты меня околдовала, а я и не заметил.
– Борь, а я серьезно. Хворь могу снять быстро и безболезненно.
– Конечно, милая. Одна проблема – когда ты рядом, у меня ничего не болит.
Она усмехнулась:
– Ну, ладно, не веришь, значит?
Вика тут же включила газ и бесстрашно обожгла себе кисть.
Все произошло так быстро, что Борис не успел остановить ее. Все, что ему оставалось делать, – это вскрикнуть и схватиться за бутыль с подсолнечным маслом, чтобы щедро полить свежий волдырь. Но Вика выдернула руку: