Николай Удальцов - Дорога во все ненастья. Брак (сборник)

– …Ревнуешь? – прервал молчание Иван.

«Из двух любящих, один всегда раб», – почему-то подумалось Петру, но он не сказал этого другу.

– Не ревнуют только те, у кого нет шанса быть обманутыми, – вздохнув и нелицемеря, ответил Петр, потом вздохнул еще раз:

– Впрочем, я реализовал свой шанс полностью. Так, что это – уже и не ревность, вовсе, а старая, как могильный холм, тоска.

И еще – игра.

Игра, в которую я уже не хотел бы выиграть.

– А, может, просто боишься начать новую партию?

– Не боюсь.

Только я больше не знаю правил.

– Ты не можешь ее забыть, – проговорил Иван, и Петр солгал другу: – Могу.

– Хочешь, я пойду за их столик, и приглашу ее сюда?

– Не хочу, – ответил Петр.

Если бы каждый мог разобраться в том, чего он хочет – возможно, люди хотели бы совсем иного.

– Тогда, я пошел, – сказал Иван.

– Почему?

– Потому, что ты этого хочешь…

…Петр видел, как, улыбаясь, Иван склонился над столиком, за которым сидели две женщины, поцеловал им обеим руки и проговорил что-то.

После этого, Лена встала, легким профессионально женским движением поправила юбку, и направилась к столику, за которым Петр остался в одиночестве.

Это был ее поступок…

…Того, о чем, после этого, говорили Иван и Лика, он не мог слышать, и, глядя на Лену, даже не заметил того, что те заговорили друг с другом:

– Надеюсь, они дообщаются до правды, – сказала Лика.

– Я тоже надеюсь.

– Хотя, – Лика перешла на улыбку, – От своей женщины правды добиться трудно.

– Есть то, от чего добиться правды еще труднее, – вздохнул поэт.

– От чего же?

– От своей эпохи, например…

…Когда Лена села напротив Петра, они оба помолчали, и это молчание могло бы продолжаться столько, сколько ему было угодно потому, что каждому из них троих – Петра, Лены и молчания – было неизвестно, как это молчание прервать.

А потом зазвонил мобильный телефон художника:

– Петька, есть дело… – звонила журналистка Анастасия.

– …Этот вопрос я решу, – ответил Петр, но его телефон зазвонил вновь:

– Петр, есть дело… – звонила поэтесса Лариса Алова.

– …И этот вопрос я решу тоже, – Петр повторился, но разговор с другими людьми, помог и ему, и Лене начать их собственный разговор.

– Кто это? – спросила Лена.

– Одна журналистка и одна поэтесса.

– Журналистки, поэтессы – ты пользуешься вниманием.

– Лена, меня всегда будут окружать красивые, умные, талантливые женщины.

– Это твои любовницы?

– Это женщины, делавшие меня счастливым.

– Почему ты ни на одной из них не женился?

– На это много причин, но, если ты не хочешь слышать лжи – не подобных задавай вопросов…

– …У тебя, за это время, было много женщин? – спросила Лена, и Петр не ответил ей, но подумал: «Женщина может заменить собой весь мир. Но, ни одна женщина не может заменить другую женщину…»

– Скажи, а легко найти свободную женщину?

– Нет.

Потому, что, если легко найти счастье на день или ночь, значит трудно найти его на всю жизнь…

– …Твои женщины… они хорошие?

– Такие хорошие, что ни одна из них, никогда не легла бы с таким, как твой муж, в постель, – хотел ответить Петр, и промолчал. Но, Лена, словно угадав его мысли, прошептала:

– Что же, мой муж никакой женщины не достоин?

– Он недостоин тебя. Его уровень – это поломойка из соседнего подъезда.

И, именно, ее место, ты, так гордо, заняла.

– Ну, не так уж и гордо.

– А разве, женщина должна занимать место, которое она занимает не гордо?..

– …Знаешь, здесь так душно. Пойдем отсюда, – проговорила Лена, не задумываясь о том, что она делает. И о том, к чему, это может привести.

Солнце, действительно, полудничало так активно, что начало испарять не только лужи, оставшиеся от ночного дождика, но и цвет листвы деревьев, превращая его из оливково кадмиевого на русской зеленой с ультрамариновым подмалевком, в желтую светлую охру с белилами, подмешанными в окись хрома.

– Куда?

– Можем пойти к тебе?

– Можем.

– Тогда, я только предупрежу Лику, – Лена достала свой мобильный, позвонила на соседний столик и через несколько секунд, услышала:

– Смотрю на тебя, Ленка.

Знаешь, какое у тебя лицо?

– Какое?

– Невинной девушки, собирающейся зачать ребенка, но не знающей – как это делается.

– Знающей…

…Когда они оба входили в квартиру-мастерскую Петра, Лена спросила:

– Сколько раз ты говорил себе, что хочешь, чтобы я вернулась?

– Много… Но про себя.

Но я говорил так тогда, когда это было не возможно.

– Теперь возможно.

– Теперь я этого говорю вслух…

– …Ты ругаешь меня за мой поступок?

– А, разве, кто-нибудь тебя за него похвалил?

И вообще – ты можешь себе представить человека, который этот твой поступок одобрил бы?..

– …Если ты, хоть немного уважаешь меня, ты должен уважать и мой выбор. – А я уважаю тебя тем, что презираю твой выбор…

– …Мне пришлось прожить с ним целых два года… – начала еще один вопрос Лена, но Петр остановил ее:

– Проблема не в том, что ты пробыла с ним два года.

Проблема в том, что ты пробыла с ним три дня…

– …О чем ты подумал, когда увидел меня за столиком? – О своем первом зубном враче.

– А когда я подошла – о чем ты подумал?

– О том, что любимая женщина всегда идет со всех сторон.

– Нелюбимая тоже.

– Да.

Только не всегда вовремя…

– …Расскажи мне обо мне, – тихо попросила Лена.

– Лена, любовь к падшим, оступившимся может возвысить человека.

Любовь к ничтожеству, превращает человека в ничто.

Королева может переспать со своим шофером, но если королева начинает его боготворить – она теряет право быть королевой…

– …Я стала женой.

– Брак уменьшает права, но увеличивает возможности.

А у тебя, в том доме, ни прав, ни возможностей…

– …Что же мне теперь делать? – на Лениных глазах появились слезы – самое сильное оружие женщины.

И самый сильный аргумент.

Петр посмотрел на нее, и ничего не ответил.

Лена была красивой.

Душа иногда лицемерит – тело всегда говорит правду.

Война между мужчиной и женщиной, как и всякая война, заканчивается бессмысленными переговорами. Или переходит в рукопашную…

…Когда Лена выходила из ванной – «В одних туфлях на высоких каблуках,» – отметил Петр, зазвонил ее мобильный, лежавший в сумочке:

– Ты говоришь, что Владимир дурак, а ведь он мог меня выследить.

Может быть, это звонит он.

– Если бы он был не дурак – позвонил бы раньше.

Через час после того, как женщина вошла в дом мужчины, звонить уже поздно.

И глупо…

…Звонила Лика:

– Слушай, Ленка, выручай!

– Что случилось?

– Прикинь. Головатов говорит, что художник может уложить тебя в постель в любой момент.

Правда, он хам, конечно.

– Кто хам – художник или Головатов?

– Оба они хамы.

– Ну и что?

– Я поспорила с Головатовым, что это не так.

Ты уж не подведи меня.

– А на что поспорила?

– Ни на что, потому, что он хам.

Но ты, все равно, не дай мне проспорить.

– Не могу.

– Почему?

– Потому, что ты проспориваешь сейчас…

…Петр посмотрел на обнаженную Лену, стоявшую на высоких каблуках, и сказал:

– Каждый раз, когда я вижу тебя такой, я вспоминаю об одной вещи.

– О какой?

– О том, что я завидую.

– Кому?

– Себе…

…Через мгновение, они превратили ожидание – рассвет в прозе, в наслаждение – рассвет в стихах.

Иногда историю отношений мужчины и женщины, как и всякую историю, нужно оценивать не по эпохам, а по минутам.

А еще через полчаса, Петр узнал о себе всю правду: оказалось, что он – лучший на свете. – Вранье, конечно, – подумал художник, а потом улыбнулся, – Но приятное.

Ерунда, что лучше всех сочиняют хорошие поэты. Лучше всех сочиняют хорошие женщины…

– Кто я теперь? – прошептала Лена.

– Ты – настоящая хорошая женщина, – тихо ответил Петр.

– Кто ж его знает, какая женщина хорошая и, тем более, какая женщина настоящая?

– Настоящая хорошая женщина – это женщина, с которой хорошо, а не плохо даже тогда, когда она настоящая, а не выдуманная…

Иван Головатов

Если мужчина, в своей жизни, утешил хотя бы одну женщину, он прожил жизнь не зря.

Если женщина разбила хотя бы одно мужское сердце – кажется, то же самое.

…Оказавшись с Ликой один на один, Иван побрел по слову.

Ну, что же, поэт – всегда, немножко, пилигрим.

Оставалось только, поцеловать нагрудный крест.

Иван сказал Лике:

– Петр прав.

– Ты это – к чему?

– Полчаса назад, он дал первое разумное и понятное определение любви.

– Разве это возможно? Человечество, с древних времен, старалось это сделать.

И не смогло.

– Теперь сделало.

– ? – взглянула на Ивана Лика.

В это время, где-то в трех дневных переходах дальше того места, где Макар поставил самый дальний загон для своих телят, после дождя прошедшего в прошлый четверг, рак забрался на гору и пронзительно свистнул в свисток, подаренный ему, сидевшей на ветвях белкой. И этот свист услышал, отдавший рубашку со своего тела встречному путнику, дровосек, увидевший, что больше всего дров находятся на опушке. Его собаки удивленно залаяли лишь тогда, когда караван остановился посреди пути. И щука в море, укоризненно погрозила окуню, попытавшемуся разбудить задремавшего карася и узнать: «Что делать?» и «Кто виноват?»