Анатолий Гладилин - Тигрушка (сборник)
– Рыбу будешь?
– Давай… Нет, силос я не употребляю. Ну, по второй.
– Сигареты есть? Спички? Спасибо.
– Ты же не куришь?
– Балуюсь. Слушай, Руслан, мы с тобой друзья. Я хочу, чтобы мы ими и остались.
– Многообещающее начало. И ведь всего после двух рюмок.
– Дело серьезное. Благоразумней было бы молчать, и никто ничего бы не знал. Современные браки, все бывает. Так живут по многу лет, и все довольны. Но ты мой товарищ.
– Что-нибудь насчет Аллы?
– Да.
– Я, конечно, человек любопытный, но лучше не надо. Чего ты масло не берешь?
– Не хочу. Сказать, чтоб принес горячее, или рано?
– Пускай тащит.
– Можно вас на минуточку? – сказал Чернышев. – Горячее, пожалуйста.
– Смотри, – сказал Руслан, – сейчас он двигается веселее. И все-таки я любопытный. Так что ты знаешь про Аллу? Говори смело. Я ей ничего не скажу.
– Если бы это что-то меняло! Короче, я ее люблю. Она любит меня… Стой, еще не все.
– Я и не бегу. Вопрос: и вы уже?..
– Это важно?
– Да!
– Тогда – да!
– Алла знает?
– Что?
– То, что мы здесь сидим?
– Нет, она категорически запретила мне с тобой говорить. Хотела сама. Постепенно тебя подготовить. Можешь дать мне в морду.
– Зачем? Ты молодец.
– Спасибо на добром слове. Руслан, я все понимаю – и твое состояние, и то, что ты обо мне сейчас думаешь. Если ты скажешь, чтобы я никогда не видел Аллу, так и будет. Это я твердо обещаю.
– Подожди! Знаешь, мне что-то захотелось еще по одной. Не возражаешь? Вот и наш спаситель. На этот раз вовремя. Здоровье Аллы?
– За тебя.
– Хорошо прошло. Чем-то мы завоевали его доверие. Готов спорить – натуральный, неразбавленный.
– Руслан…
– Ах да… Кстати, если не возражаешь, я налью себе еще. Ладно? Вот так. Со стороны, наверно, выглядит красиво: милый, интеллигентный разговор. Не переживай. Я норму знаю. Я всегда в порядке. И вообще… И давно?
– Не очень.
– Правильно. Между прочим, я не такой дурак. Кое-что уже чувствовал. С твоего разрешения я поговорю еще с Аллой. Извини, все-таки семья. А потом… Может, мне сегодня переехать к матери?
– Руслан…
– Почему? Она умница, сделала хороший выбор. Я думаю, ты ее не обидишь, а то смотри!
– Ты что, одурел?
– Нет, но как-то сразу… могу сгоряча и не так сказать. Извини.
– Кончай.
– Ты прав. Это когда-нибудь должно было кончиться. Сашка, она очень хорошая. Не смей обижать ее.
– Руслан, я тебе клянусь. Я не хотел… Просто неожиданно.
– Лишнее говоришь, Барон.
– Ты настоящий парень, Руслан.
– Комплименты? Не надо.
– Давай еще выпьем.
– Во! Наконец слышу голос не мальчика, но мужа. Официант!.. Спокойно, теперь мой черед заказывать.
– А он опять смылся.
– Производственное совещание. Или вторая часть кинофильма. Сбегать за ним на кухню?
Он подумал, что свисток не ему. Но потом в зеркальце увидел, как зажглась фара мотоцикла и, описав дугу, вышла на осевую. Руслан надавил на газ. Теперь перед ним была темная, безлюдная набережная. Он шел под восемьдесят. Но сзади по осевой неумолимо приближался мотоцикл. Надо было остановиться сразу. Теперь поздно. Ни одного поворота направо. Первый поворот за мостом. Но ему не успеть. Может, резко затормозить, выпрыгнуть из кабины, а там в какой-нибудь двор? Но фара скрылась за кузовом, и тогда Руслан резко вывернул влево. Так. При отягчающих обстоятельствах. Правда, теперь инспектор не будет пытаться обгонять. А вдруг ему надоест? Отстанет? Глупо. Да и инспектор попался не из пугливых.
Руслан опять увидел фару. Теперь она была на правой стороне, и Руслан тоже повернул направо. И сразу влево. Иначе мотоцикл проскочит у тротуара. Но он не учел, что скользко, что предательский весенний лед не даст вывернуть руль. Руслан резко нажал на тормоз, но «ЗИЛ» уже не слушался его. Задние колеса оказались на тротуаре, и грузовик юзом пошел на столб. Руслан повис на руле. Нога вдавила тормозную педаль. Еще секунда. Руслан закрыл глаза. Удар. Звон стекла. Мотор заглох.
Руслан услышал визг тормозов мотоцикла.
Инспектор вскочил на подножку, открыл дверцу и выхватил ключ зажигания. Руслан сидел неподвижно, намертво вцепившись в руль.
– Жив? – тихо спросил инспектор.
– Порядок, – сказал Руслан.
– А ну, выходите! Ваши права! – закричал инспектор.
Руслан вышел, протянул права.
– Путевой лист?
– Забыл на базе, – сказал Руслан и взглянул в лицо инспектору.
– К теще на блины ехали? – спросил инспектор уже спокойным голосом.
– Гололед, – сказал Руслан, – машину повело. Вот и авария.
– Машину повело, а не водителя? Мотоцикл не видели?
– Нет, я обычно не смотрю назад.
– Доходчиво объясняете, – сказал инспектор. – А свисток?
Руслан подумал, что орудовец, в сущности, добродушный мужик. Другой бы в лучшем случае изматерил Руслана. Надо было сразу остановиться, подбежать с виноватой улыбкой: дескать, виноват, начальник, власть ваша, задница наша. Может, обошлось бы.
– Не слышал, – сказал Руслан.
– Сколько выпили?
– Вчера пил, – оказал Руслан.
– Понятно. Пил вчера, сивухой несет сегодня. Садитесь в коляску.
– Но машина…
– Потом машина. Отъездились.
– Сейчас. Только посмотрю, – сказал Руслан.
Помята кабина, выбито боковое стекло. Еще повезло.
Мотоцикл развернулся и понесся по набережной. Руслана ударила холодная струя воздуха.
– Застегнитесь, – сказал инспектор.
– Ерунда, – сказал Руслан.
Он сидел в отделении милиции на скамье, такой же, какие бывают на вокзалах, и слушал, как составляли протокол, как договаривались, кто поедет за его машиной. Потом он услышал шум подъезжающего грузовика, потом Руслана спросили:
– Пил?
– Нет, – ответил Руслан, – утром только кружку пива.
Офицеры ушли. Из боковой комнаты высунулась грязная, оборванная личность. Дежурный старшина прикрикнул, и личность скрылась.
– Напьются, как свиньи, – сказал старшина вроде бы сам себе. – А этот бандит ишь сидит, молчит. Чуть инспектора не угробил, машину разбил. А если бы дети, а? И кто их только воспитывает? Стрелять таких надо. – Руслан молчал, а старшина продолжал: – За это тебе, голубчик, не только лишение прав на год, к транспорту близко не подпустят, будь уверен. С работы выгонят, факт. Да еще из своего кармана заплатишь. Знаю таких. Выпил водки и пошел кататься. А если бы дети, а? Я бы сажал таких без разговоров.
Вскоре появились еще два милиционера. Руслан вышел с ними и опять сел в коляску.
– Не выпадешь? – спросил один из них.
– Я трезвый, – ответил Руслан.
– Это хорошо, – сказал милиционер. – Люблю, когда спокойные.
Холодный поток снова ударил его. Руслан раскрывал рот и глотал воздух. Он еще надеялся, что запах выветрится, экспертиза ничего не покажет и тогда можно будет отвертеться. А иначе крышка. Он проклинал свою глупость и обзывал себя самыми последними словами. Но не за то, что не вернул машину в гараж (утром механику пол-литра – и все дела), и не за то, что пил весь вечер (такое настроение – выпил и снова по улицам, и это отвлекало, иначе можно было бы повеситься), а за то, что свернул на эту набережную, специально выбрал: после одиннадцати там никогда ни одного постового, захотелось дать газ и пройти спокойно минут десять, и, как назло, именно в этот день патруль ОРУДа, что им не спится, а если бы не свернул, его бы никогда не остановили, ездить он умеет.
Они долго стучались в поликлинику, но им не открывали. И Руслан сказал, что, наверно, не здесь, и они обошли здание и попали в маленькую комнату, где заспанная медсестра дала Руслану пробирку, он в нее осторожно дунул несколько раз, и жидкость осталась бесцветной, но медсестра что-то кинула в пробирку, жидкость стала красной, а потом посветлела.
– Вот, – радостно сказала медсестра, – пожалуйста!
– В акте записали: «Средняя степень опьянения».
Мотоцикл тихо шел по совершенно пустому шоссе.
– Почему так медленно? – спросил Руслан.
– Замерзнешь, – ответили ему.
– Давай гони, я застегнусь.
И мотоцикл сразу словно прыгнул, а Руслан накрылся брезентом.
– Что ж ты, Звонков, наделал? – сказал ему второй милиционер, стараясь перекричать ветер. – Что жена теперь скажет?
– Холост я, – сказал Звонков.
И хотел добавить: уже две недели, как холост, ушла жена, понимаете?
Но он промолчал. Он еще выше натянул брезент и закрыл глаза. Доездился. Крышка. Одно к одному. Зачем только он свернул на набережную? Нет, он просто трус. Надо было зажать руль – и прямо в столб. И сразу никаких волнений. Во всяком случае, не было бы так холодно.
Они пришли к нему в воскресенье рано утром. Мрачные и официальные, они терпеливо ждали, пока он сделает зарядку, помоется, сядет завтракать. От чая они отказались. С Сашкиной матерью были любезны, с самим Сашкой говорили неохотно и односложно, как с малознакомым человеком. Чернышев делал вид, что ничего не замечает, и отпускал свои обычные шуточки. Раза два Медведь, словно забывшись, впадал в привычный тон и чуть было не завелся, когда Сашка поздравил его с успехами старшиновской тройки «Спартака». Но Пятерка сразу прерывал Мишку, и Мишка, спохватываясь, становился важным, и это было даже смешно. Наконец они остались втроем, и Пятерка сказал:
