Ада Самарка - Мильфьори, или Популярные сказки, адаптированные для современного взрослого чтения
На следующий день Машка смоталась домой, где бабка, забыв о болезни, веерными граблями счищала прошлогоднюю листву и мусор в палисаднике перед домом (за посягательство на чистоту и целостность которого потом третировались все жильцы и особенно их гости).
– Бабуля… – расплываясь в улыбке, сказала Машка, с легким презрением вынимая из-за спины спрятанную на всякий случай бутылку ром-колы.
Бабуля злобно вытерла руки о юбку и, понимая, что сильно вздыхать и горбиться сейчас будет не в тему, только прошипела:
– О… явилась…
Машка просто стояла и смотрела на нее, умиленно улыбаясь.
– Я, к твоему сведению, пока ты шастаешь где-то, чуть не померла, три «Скорых» ездили, соседки подле меня по очереди караулят… совсем стыд потеряла… ш-ш-шалава ты паскудная, как и мать твоя, дрянь такая…
– Бабуль, я тебе денег привезла, – сказала Машка, не переставая улыбаться, и, глянув вверх, где были их окна, уточнила: – И этой… тоже, там она?
– Сука она, – ответила бабка, а Машка облегченно засмеялась.
– Ой, бабуль… и ее ты достала, значит… баб, ты тут копайся, а я поднимусь, тебе денег на секретер положу, покупать ничего не стала, ты ж выкинешь и разобьешь все… ремонт сделаете, там ванную новую…
Бабка решила, что недослышала, и, равнодушно пожав плечами, снова взялась за грабли, показывая, что разговор окончен.
Когда она увидела деньги, то решила сперва, что это розыгрыш и они не настоящие, но пошла в аптеку, чтобы прикупить чего-то, и в качестве эксперимента разменять 500-гривневую купюру со Сковородой – там приняли, подержав на свету, и отдали две розовые 200-гривневые с Лесей Украинкой, вместе с дорогим китайским бальзамом от всех болезней. А Машка, едва выйдя от нее, достала мобильный и, поигрывая брелоком из висячек и блестяшек, ощутила вдруг в груди нежный прохладный трепет, такой чистый и весенний, как полянка с подснежниками в лесу, и, мурлыкая, позвонила вчерашним мальчикам.
А на следующий вечер решила тряхнуть стариной и повидаться с «тараканами» – 27-летними разгильдяями, которых водоворот судьбы отчего-то прилепил на стенку сточной трубы, где протекали их жизнишки, не давая быть смытыми в наркоманские черные будни, в тюрьму на много лет с чужими слитыми делами, ни даже в больничные застенки – со всеми теми акробатическими трюками, что выполняли они порой, употребляя внутрь различные денатураты, и с безумной пьяной лихвой перелезая по балконным перилам в квартиры на последних этажах. Одного звали Леший, второй был Толян, еще у них были друзья Слава, Микола и Гвоздь. Машка задержалась у них дольше, чем планировала, но все же ретировалась раньше, чем приехал вызванный соседями наряд милиции, забравший четыре практически бездыханных тела и усовершенствованную модель бульбулятора, так сильно беспокоившую остальных жильцов.
Возвращаясь от тараканов под руки с Людвигом и Витой, Машка орала, что хочет на море и что нужен катер. Кто-то сказал, что видели, как продаются катера где-то за забором, на Большой Окружной. Поймав такси, три раза прошерстили всю Окружную, по пробкам, пока на стоянке какого-то автосалона действительно не увидели небольшие люксовые катера на специальных прицепах.
– О! – крикнула Машка, тыча в окно сигаретой. – Птррррр! Тормози, щас будем лодку покупать. Для Хорлов лодку.
Таксист в этот момент расслабленно и с надеждой улыбался, думая, что стал участником какого-то нового телевизионного розыгрыша.
– Что? – Машка уставилась на него в зеркале заднего вида. – Весь Каланчак в Хорлы на море ездит.
В Каланчак прибыли процессией из четырех машин. Валерка на своем синем «бусике» был вместе с женой – противной Таней (на этот раз Машка позвала ее сама и еще и уговаривала) и вез с собой самый старший контингент – Машкиных учительниц Людмилу Николаевну и Ольгу Федоровну, Машкину бабку вместе с дальней родственницей, имевшей связи и в Каланчаке тоже (а мать Машка, в обиду за квартиру, не позвала), медсестру с 20-летним стажем, перенесшую недавно операцию и уже не работающую тетю Наташу, Надежду Генриховну (о ней долго рассказывать) с сыном Колей, сорокалетним больным на всю голову девственником, и умную, злую, циничную тетю Жанну, с которой в свое время страшно перессорились на работе, а потом, узрев друг в друге равных соперниц, несмотря на разницу в возрасте, полюбили одна другую всем сердцем. В двух семнадцатиместных «Ивеко» ехали Машка и ее самые близкие друзья, а замыкал процессию арендованный посуточно джип (в нем Машка с Людвигом сперва выехали из Киева, но потом там вдвоем стало скучно, и они пересели в «бусик»), гордо везущий за собой ослепительно белый катер на двухосном прицепе.
– Лодка для Хорлов, – спокойно объяснила Машка, выкатываясь навстречу распростершей руки каланчакской родне.
Все вместе проехали пару кварталов к Машкиной квартире. Соседи выглядывали из окон, наблюдая, как из двух белых микроавтобусов с неснятыми табличками киевских рейсовых маршрутов, едва стоя на ногах, будто отравленная долгой дорогой, вываливается разнообразная помятая городская молодежь, и тут же подкуривает, щурясь и принюхиваясь к непривычно свежему воздуху. Те, что были чуть трезвее, выносили ящики с едой и выпивкой, водитель с местными родственниками бережно выгружал коробку с плоским плазменным телевизором и ругался, что кто-то распечатал синтезатор и караоке. Тем временем жильцами кооперативного дома по улице Ленина, 3 были срочно вызваны некоторые лица местной исполнительной власти. Не ожидая такого количества народу, настроенного пить, гулять и любить весь мир, они чуть помялись, не зная, с чего начать – в ликующе-возбужденном состоянии их речи могли быть истолкованы с нежелательной точки зрения. В конце концов одна, особо изможденная круглосуточным отсутствием воды в самом лучшем доме в городе, активистка и кандидат в райсовет, вычислив Машку, выскочила перед ней и стала орать хорошо поставленным голосом, где ключевые слова были «стыдно» и «штрафом не отделаетесь». Тут же всплыла какая-то давняя, базарных еще времен, обида, нанесенная Машкиной родней – словом, приезд был несколько омрачен.
В первый вечер, желая отдохнуть с дороги, Машка выпила с Виткой, Людвигом и еще тремя самыми близкими подругами литровую бутылку водки, отправив остальных по квартирам и родственникам, и потом, снова ощутив, как нежно запахла ландышами та укромная полянка в лесу ее души, набрала заветный номер пожарников и космонавтов и спросила, ездят ли они в командировки, например, в Херсонскую область.
– Я же еще и катер купила. Для Хорлов… – зачем-то добавила с ненужной убедительностью, в конце разговора.
Вечером к ним нагрянула отдохнувшая с дороги молодежь, и гуляли вроде не сильно – завтра планировалось ехать, собственно, в Хорлы, но ночью произошло что-то ужасное.
Вся квартира наполнилась едким, чадным дымом – он сочился через вентиляционные решетки в ванной и на кухне, густым туманом в ядовитых разводах заполнял комнаты.
– Ой ты ж господи-и-и! – завизжала Людвиг и стала будить девчонок, лить на них остатки тягучего сладкого спиртного (воды под рукой не нашлось), легонько и неумело хлестать по щекам.
Когда приехали пожарные, то столкнулись в парадном с тремя едва стоящими на ногах женщинами: одна была в джинсах, лифчике и босиком, вторая, посередине – замотанная в простыню, как в вечерний наряд без плеч, но в кроссовках и третья, в мужском спортивном костюме, со страшным пятном на лице. При, собственно, столкновении Машка, замотанная в простыню, резко остановилась, так что те, кто держали ее под руки с обеих сторон и неслись, как они думали – со всех ног – чуть не упали.
– Ой, кто к нам пришел… – печально просипела она и закашлялась, а пожарники, чертыхаясь, громко потопали дальше наверх.
Выяснилось, что причина возгорания – брошенный из Машкиной квартиры окурок, угодивший в соседские вазоны с прошлогодним сухим клематисом. Данное обстоятельство образовало собой в некотором роде тупик, причем полный, без возможности каких-либо маневров, так как последствия недавнего потопа (усугубленного пожарными гидрантами) опасно прели в соседских буднях, направленных теперь однозначно против Машки и нацеленных уже куда дальше банального штрафа, которым ей не светило отделаться. И вот тогда, в апофеозе отчаяния, когда на Машкину тяжелую с похмелья голову рельсовыми шпалами попадали еще и эти ужасные проблемы, пришло гениальное решение. Когда опухшая, в пятнах, Витка оторвалась от ноутбука и сонным голосом сообщила, что этот дом находится на балансе ОАО «Тепловик» и продается, Машка, прикладывая договор аренды ко лбу вместо компресса, раздраженно жмурясь, простонала:
– Ну, так купим этот дом к… – закончив предложение весьма грубо и не совсем информативно.
На следующее утро события развились стремительно и неожиданно для Каланчака. Из Киева прибыли два специальных адвоката с готовым пакетом документов на новую фирму-собственника, и конфликт был не то чтобы улажен, но Машкино участие в нем свелось к какой-то совсем иной, заоблачной роли, загнавшей все окружение в тупик еще больший, чем тот, в котором проснулась она сама двумя днями ранее.
