Эсфирь Коблер - Сны и сновидения

ЭВРИДИКА Ты взял себе солнце и песни, а мне оставил грязные сандалии и рваный плащ.

ОРФЕЙ (Устало). Я тоже хочу умереть, но боги не присылают смерть. Наступили мрачные времена, жалкий век. Пусто и глухо пространство вокруг. Некому сказать: печаль, тоска, фальшь – слова канут в Лету. Равнодушие перегрызло мне горло, я мечусь по улицам, но не вижу лица, в котором бы теплился огонек. Глухое время. Крики гибели и отчаяния не слышит никто. Жизнь непоправимо изолгалась.

ЭВРИДИКА Все кричат, и никто не слышит. Я устала слышать… Я стала такая как все.

ОРФЕЙ Слезы прикипели в груди. Что-то душит меня и заставляет забыть важное, истинное. Но я хочу жить, а жизнь – это ты. Ты в каждой травинке, каждом звуке, каждой песне. Ты не умерла. Ты только должна воплотиться, тогда жизнь станет явью, а смерть – иллюзией.

ЭВРИДИКА Нет. Там – все мука, все страдание. Ты вызывал насмешки, – я брала их на себя, тебя побивали камнями – я закрывала тебя, тебя отправили в Скифию – я была с тобой. Я ни в чем не предавала тебя: бодрила дух, когда ты впадал в отчаяние, добывала пищу, когда приходил голод, одаривала любовью, когда ты выл от одиночества, согревала, когда ты замерзал, а у тебя была лишь одна любовница – песня. Ты убивал меня изо дня в день и не видел этого. Ты выжигал в себе по капле все чувства, все желания, чтобы холодно и трезво смотреть на жизнь. Ты убивал мою любовь, чтобы она не мешала тебе. Непреходящая боль – вот чем была моя жизнь. Я умерла. Оставь душе покой.

ОРФЕЙ Я не умер, только потому, что ты была со мной. В нищете, в холоде, во мгле, в снегах – ты была музой и спасением. Нищета становилась роскошью, темные дни и светлые ночи ты превращала в покой труда и наслаждения. Теперь же меня пугает вой ветра и шуршание листьев. У тебя, у тени, прошу милости и защиты от смерти.

ПЕРСЕФОНА Ты боишься смерти? Что ты оставляешь на земле?

ОРФЕЙ Горькие слова. В моей речи – несчастье и пепел, в ней черная смола воспоминаний и глыбы труда. В моей речи хранится та человеческая совесть, которую нельзя вытравить смертью, подкупом и глупостью. Клянусь, я говорил правду и только правду, и если сожгут мои слова, боги сохранят в памяти речь.

АИД В пепел обращаются и рукописи и храмы.

ОРФЕЙ Но память о веке, о людях, чьи года составили время истории?

АИД Стирается. Время измеряется тысячелетиями, а столетия, как минуты, канут в Лету.

ОРФЕЙ Но моя смерть не будет позорна. Я не склонялся ни перед чернью, ни перед тираном, и когда призрак смерти встанет передо мной, душа моя вырвется из тесной оболочки и обретет весь мир…

АИД Даже я не знаю, что обретает душа после смерти. Загробная жизнь у каждого своя, как и земная. Все скрывается в смерти. Бездонность времени страшнее бесконечности пространства, ибо что-то имеет конец, а время – ничто. Страсти человеческие смешны перед ним. Вы еще не осознали существование как абсурд. Легче быть мертвым, чем живым, ведь жизнь – иллюзия.

ОРФЕЙ Стужей веет от твоих слов. Холодом, тихим и ясным, как морозная ночь. Все бело и черно Одновременно холод льда, миры ледяных пространств, отчужденные и бесстрастные. В грешном танце пурги не видать ни зги, и бредешь наугад, не встречая преград в отдаленных мирах и близких словах. Приходит горький час – настигает безумие нас, и слезы текут из глаз в пустоту.

ЭВРИДИКА Я пойду с тобой! (Орфей молчит и неотрывно смотрит на Эвридику. Потом медленно говорит)

ОРФЕЙ Мне кажется, что пронеслась гроза и воздух рая перелился в ад. Все ожило, и свежестью наполнен сад. Все светится, и тени черной копоти вдруг загорелись синевой небесной. Все светится, и зелень сада, омытая дождем, дрожит как девушка под первым поцелуем.

АИД Ну и краснобай.

ЭВРИДИКА (Безнадежно). Он ничего не понял.

ПЕРСЕФОНА Он художник. Даже с богов Олимпа – этих ветхих забытых вещей – он смыл пыль и грязь. Жизнь преображается под его рукой. Действительность не узнает себя в его воображении, но в его душе она более правда, чем сама быль. Потрясения и перевороты лишь сметают людей, а пламенные души, преобразуют мир.

АИД

(Персефоне) На старости лет ты стал сентиментальна. (Орфею). Эвридика уйдет с тобой, но пока она в моем царстве, она принадлежит мне. Не оглядывайся, пока вы не выйдете из Тартара, иначе она вернется ко мне. Гермес, проводи их.

(Уходят.)

ЭВРИДИКА

Я вновь бреду за ним покорной и безвольной тенью, туда, где он предаст меня, отдавшись страсти песнопения. Туда, где одиночеством пьяна, я закричу от замкнутых дверей и темных окон, и воздух там еще мертвей, чем воздух ада.

Оглянись, Орфей! Ты так этого хочешь! Не я тебе нужна, а песня. Высохла душа, – и трезвые слова бредового стиха сложатся без меня. Перед листом, дыша воспоминанием, ты испытаешь радости свидания, горечь, боль – всю ложность чувств и фантазии правдивой.

ОРФЕЙ

(Останавливаясь). Где она? Идет ли за мной? (Продолжает идти.) ЭВРИДИКА

Лгать самому себе поэт не должен. Внимательно вглядись в добро и зло, и, если мир уродливо скукожен, – ему на честность страшно не везло. В глубине души меня задуши, себе ворожи от вражьей стужи. Меня отпусти без униженья и лжи. Я не могу, как прежде, умирать каждый день без любви, без радости, в горькой отрешенности от тебя. Я ушла в ад, но ничто не изменилось. Я нужна тебе для тебя. Отпусти – и ты будешь счастлив.

(Орфей оглядывается. Эвридика удаляется. Орфей застывает, пораженный.)

ОРФЕЙ Эвридика!

ГЕРМЕС

Не кричи. Ты проиграл, потому что хотел проиграть. О чем тебе было петь с ней? О старой любви? Неинтересно. Уже в аду ты понял, что нужно петь утраченную возлюбленную и свои муки. Ты даже забыл об Эвридике и замурлыкал вслух, а потом спохватился и стал раздражительным, но не знал – как теперь избавиться от нее. Она все еще любит тебя. Она поняла и заставила тебя оглянуться. Ты даже богов обманул своим красноречием, но не любящую душу. Прощай. Теперь у тебя есть песня и нет души.

(Гермес удаляется.)

Орфей выходит из пещеры, обозначающей вход в ад. Наконец есть свет, воздух. Внизу под скалой плещет море.

Яркие краски. Все сине-голубое, ярко-зеленое, радостное.

Слышны страстные звуки, это приближаются Менады. Когда они подходят к Орфею, он начинает танцевать с ними.

3. Мертвые не пробуждаются Сон третий «театральный»

Действующие лица:

ОН

ПАССАЖИР

ЦЫГАНКА

ЖАНДАРМ

АВТОР

РЕЖИССЕР

БОЦМАН

МАТРОС

Публика в театре

Арестанты

ФАУСТ

МЕФИСТОФЕЛЬ Вагон поезда. Сидят Он и Пассажир. За окном догорает заря, кровавая как беда над головой. Поезд мчится в пригороде, наверстывает время.

ПАССАЖИР Какой чудесный закат, не правда ли?

ОН Да, красиво…

ПАССАЖИР Люблю путешествовать. Так и кажется, что все красоты природы выставлены для тебя. Как бы философы не обзывали наши чувства: там всякий индивидуализм, экзистенциализм и всякое другое, а вот же они… Этим и живем.

ОН Плюньте на философов и думайте, что живем только раз.

ПАССАЖИР Что верно, то верно!

ОН

Я так думаю – нужно брать от жизни все, что можешь.

А то всунули в эту распроклятую жизнь на пять минут и требуют всяческой морали.

ПАССАЖИР Гм… Ну это вы немного перегнули. Как же совсем без морали?.. Так все друг другу глотки перегрызут.

ОН Ну и что? Умей отгрызать от пирога самый большой кусок и жизнь станет раем.

ПАССАЖИР А если это убьет кого-то?

ОН

Не я ведь убивал. Пусть выдерживает натиск, а не может – туда ему и дорога.

Поучитесь живучести и приспособленности у крыс. Знаете, на винном заводе бутылки с вином выдерживают в подвале и накрывают сеткой. И вдруг стали замечать, что вино убывает. Туда-сюда, ничего не ясно. Но однажды сторож, явившись туда ночью, застал такую картину: крысы сидят на бутылках, опустив хвосты в вино, потом вылизывают хвост и, напившись, отваливают пьяные. Когда приходит человек, крысы не оставляют своих собратьев, а пытаются напившихся утащить. Выживают только по крысиным законам: когда нужно – вытащить, когда нужно – загрызть.

(Входит цыганка)

ЦЫГАНКА (Ему) Давай погадаю, золотой. Всю правду скажу – что было, что будет.

ПАССАЖИР Ты мне погадай, красавица, я тебя одарю.

ЦЫГАНКА Нет, у тебя все известно – долго проживешь, скучно проживешь. (Ему) Дай, бриллиантовый, тебе погадаю!

ОН Да не надо, и денег у меня нет.

ЦЫГАНКА Врешь. Деньги есть и немалые – жене везешь.

ОН Да не надо мне гадать, я в судьбу не верю.

ЦЫГАНКА

Как не веришь? Судьба не простит.

(Он встает и пытается выйти, цыганка хватает его за руку) ОН

Да не держи ты меня, вон моя станция. Пусти, проклятая! (Толкает ее)

ЦЫГАНКА

А! Паршивый! (Кричит ему вслед.) Жену потеряешь! Глаз потеряешь! Свободу потеряешь! Жизнь потеряешь!

Перрон. На перроне его встречают жандармы

ЖАНДАРМ Вы арестованы.

ОН Я? За что?

ЖАНДАРМ Молчать. Не рассуждать!…

ОН Я не рассуждаю, я только хочу знать – в чем я виновен?

ЖАНДАРМ Сопротивляться властям!…

ОН Я не сопротивляюсь, но в чем меня обвиняют?