Вионор Меретуков - Лента Мебиуса
Шауниц со смиренным видом присаживается на кровать и делает страдальческое лицо.
Это не ускользает от внимательного взгляда короля.
– Ну, вот, опять ты за старое! – взрывается он. – Разве нельзя, просто и без затей, сказать, что у тебя за пазухой лежит сплетня, имеющая общегосударственную судьбоносность? Мог бы и не строить рож, я и так угадаю. Итак, начнем. Вернулась королева? Нет? Передрались фрейлины? Тоже нет?! Ага, знаю, украли мою любимую серебряную солонку! Нет? Обосрался во время проповеди патер Лемке? Нет?! Странно… Он так напрягается, когда твердит о милосердии Господнем, что я всякий раз опасаюсь, как бы он ни наложил в штаны… Может, наконец-то сгорела королевская библиотека? Тоже нет? А может, перебежал к врагу мой новый повар? Если так, я вне себя от восторга… Только не завидую врагу, он долго не протянет… С тех пор как этот… как его?..
– Шеф-повар Люкс, ваше величество…
– С тех пор как этот кашевар Люкс возглавил королевскую кухню, я похудел так, словно месяц странствовал по Сахаре и питался одними акридами… Вчера во время обеда он полил пулярок соусом, от которого несчастные птицы скукожились, точно их пытали перед смертью… Представляешь, как полыхало у меня в животе? И если бы я не залил этот пожар полулитром коньяка, то ты бы сейчас сидел на кровати совсем другого короля… Откуда ты взял его, этого парня с повадками непреднамеренного отравителя?
– По указанию королевы… из Парижа выписали, ваше величество…
– Нет, это просто какой-то заговор! Я выбью этот Париж из любой головы, даже если эта голова коронованная! Парикмахер, стригущий шевелюру королевысадовыми ножницами, – из Парижа, этот потчующий огнеопасным соусом окаянный повар, как его… – король защелкал пальцами.
– Люкс, ваше величество…
– Что это за имя такое, Люкс? Уже одно это должно было тебя насторожить! Такие имена бывают только у пароходных шулеров и футболистов! Сколько у тебя заместителей? – вдруг спросил король и уставился в круглое лицо гофмаршала.
– Шестнадцать, ваше величество, – сказал фон Шауниц и почему-то зажмурился.
– Шестнадцать? Всего-то? Ну и как, справляются?..
– Где ж им справляться, ваше величество, когда их всего шестнадцать…
Король знает, почему приковылял Шауниц. Принцесса… Девица спелая, в самом соку. Дочка выросла, а он и не заметил. А теперь проблемы. Хорошо бы ее выдать замуж. Но за кого?.. Пока он и королева раздумывают, принцесса Агния любовников меняет… После того как она по очереди переспала со всеми гвардейцами, которые охраняют дворец, а это без малого шестьдесят здоровенных, откормленных парней, постоянно бредящих о выпивке и жратве, кстати, от кого они меня охраняют?.. – задумывается король.
Так вот, после того как Агния покончила с гвардейцами, она переключилась на каких-то заморышей с писклявыми голосами и, по слухам, силой заставляет их оставаться с ней на ночь. И тогда из ее девичьей спаленки доносятся такие противные выкрики, что кажется, будто там визгливо и истерично ссорятся базарные торговки.
Когда она с гвардейцами спала, то и выкрики были другими – солидными, басовитыми, похожими на боевые кличи… У невольных слушателей, если таковые случайно оказывались возле спальни принцессы, создавалось впечатление, что гвардеец не любовью занимается с королевской дочерью, а, подбадривая себя воинственным криком, с винтовкой наперевес во всю прыть несется в атаку на врага…
Сексуальная революция, что б ее… А все окаянные американцы, это они гадят… Несколько лет назад сексуальный бум докатился до Асперонии. Да так, что к сегодняшнему дню во всем королевстве ни одной целки не осталось… И не поспоришь с этим фактом. Времена не те…
Нравственность, нравственность… Куда все валится?.. Агния, Агния, дочурка моя непутевая… как он не доглядел?.. Она совсем еще ребенок… И уже шлюха! Вовсю трахается с кем ни попадя! Выйдет замуж и будет, оторва, тараща невинные глазки, рассказывать мужу, что он у нее первенький… Если тот спросит… А, скорее всего, и не спросит, нынешние молодые люди, насколько известно королю, вообще не интересуются прошлым своих избранниц.
Не то, что в прежние времена, когда за добрачную любовь запросто могли зарезать.
Правда, если быть до конца искренним, надо с прискорбием признать, что сексуальной неуемностью Агния в свои восемнадцать напоминает королю его самого в те далекие времена, когда ему, принцу и студенту Сорбонны, было столько же или немногим больше…
– Ну, что ж ты молчишь? – король смотрит рассеянными и печальными глазами на своего верного помощника. – Все тянешь, тянешь… Ворвался, понимаешь, разбудил, а сам молчишь?
– Ваше величество! У ее высочества принцессы Агнии опять новый хахаль… – брякнул гофмаршал и в ужасе ладонью сам себе зажал рот.
Глаза короля с надеждой впиваются в лицо Шауница. Может, на этот раз принцесса выбрала себе кого-нибудь поприличней?..
Королевская рука тянется к золотому колокольчику. Раздается мелодичный звон. Спустя несколько секунд двери в опочивальню открываются, и в них застывает могучая фигура ливрейного лакея с небольшим подносом в руках.
На подносе два стакана, наполненных темно-красной жидкостью, и тарелочка с ломтиками сыра.
Король свешивает с кровати худые, длинные ноги, покрытые жесткими рыжими волосами, – память о северогерманских, со стороны отца, предках, – рассеянно глядя на гофмаршала, долго нащупывает голыми ступнями шлепанцы, нащупав, надевает их и, потянувшись, медленно встает. Осушает оба стакана. Отламывает кусочек сыра и отправляет его в рот. Жестом отпускает слугу.
Гофмаршал тем временем снимает со стула старый халат птицами, – подарок некоего сурового африканского правителя, по слухам, людоеда, которого отказались принимать в Европе все, кроме сострадательного короля Асперонии, – почтительно помогает монарху надеть его, и они вместе, два немолодых человека, шаркая и вздыхая, а Самсон Второй еще и постанывая и кряхтя, выходят из королевских покоев.
Путь их не близок. Королевский дворец, построенный четыре столетия назад, огромен, неудобен, мрачен и несуразен. Протопить его невозможно, даже если согнать сюда истопников со всего света. Здесь холодно не только зимой, но и в разгар лета, когда огромное солнце неподвижно и страшно висит над Армбургом часами и докрасна раскаляет все, до чего добираются его нещадные лучи.
Две фигуры, одна высокая, костистая – короля, другая – приземистая, внушительная – гофмаршала, неторопливо бредут по дворцовым помещениям. Им предстоит пронизать огромное здание насквозь: покои принцессы Агнии находятся в противоположном – правом – крыле королевского дворца.
Охраны не видно. Верно, пьянствует. А ведь из казны на содержание прожорливой оравы двухметровых бездельников, вооруженных алебардами, уходят кровные королевские денежки. Король смотрит на гофмаршала. Тот сопит толстым носом и делает вид, что его все это не касается.
Один охранник все же королем обнаружен. Правда, понять, что он охраняет, не представляется возможным. Справа и слева от солдата слабо освещенный коридор, позади – зарешеченное окно, выходящее в дворцовый парк. Сам он сидит на старинном ореховом стуле с резной, высокой, почерневшей от времени спинкой, привалившись скулой к щиту, на котором изображен герб королевства, – лев с разверстой пастью и лапой, лежащей на библии. Дюжий гвардеец спит, издавая широко раскрытым ртом отвратительные дребезжащие звуки. Алебарда гвардейца прислонена к колонне.
Безмятежный вид алебардщика приводит короля в ярость. Монарх останавливается рядом со спящим солдатом. Отвалившаяся нижняя челюсть со слюнявой, ярко-красной губой делает того очень похожим на символического льва на щите, и от этого вид спящего гиганта кажется королю нестерпимо мерзким.
«Вот он, защитник отечества, мать его!.. И это королевский гвардеец, честь и слава Асперонии… Спит, паскуда… Что же мне с ним сделать?.. – думает король, нервно теребя поясок халата. – Удавить негодяя? Посадить на кол? Влить ему в глотку пинту расплавленного свинца? Хорошо бы… Но в то же время… Он хоть и спит, но все же и во сне исполняет свой долг. Ну, спит, устал парень, весь день на плацу отрабатывал ружейные приемы… Но спит, заметьте, при полной амуниции, в кирасе, со шлемом на голове. Подумать только, спать со шлемом на голове! Не каждый смог бы… Попробуй усни, когда у тебя на голове столько железа… Я бы не смог. По большому счету, солдата следовало бы наградить… Ведь его боевые товарищи, место которым во дворце, рядом с этим красногубым раздолбаем, наверняка сейчас валяются пьяные с девками, где-нибудь в портовом борделе… А этот, вишь, сидит, охраняет… Итак, наградить голубчика, решено!»
Король безмолвно, стараясь не потревожить сна гвардейца, на цыпочках обходит его, приближается к колонне, осторожно берет в руки алебарду.
Гофмаршал, видя это, прижимает руки к груди и бледнеет. Монарх подмигивает ему, потом поднимает грозное оружие над головой, чуть медлит, примериваясь, и затем с выдохом и коротким вскриком «Йех!» опускает секиру плашмя на сверкающий шлем гвардейца.
