Александр Попов - Проза Дождя
Думаю, достаточно подготовил к восприятию «да» и «нет». Пора!
Первая глава
Согласие
– Нет?
– Нет!
Он – Адам из тьмы. Она – Ева из света.
Вторая глава
Стресс
– Нет?
– Да!
Свет после тьмы – хуже не придумать.
Третья глава
Свадьба
– Да?
– Да!
Два света – свадьба.
По правилам умножения, согласие и свадьба – явления положительные.
Глава четвертая
Любовь
– Да?
– Нет!
– Да??
– Нет.
– Да???
– Нет…
Любовь и стресс по правилам умножения результат дают отрицательный.
Если взаимодействие «да» и «нет» считать игрой, то в согласии и в стрессе побеждает Она, в свадьбе – ничья, в любви победа за Ним.
С точки зрения поэзии, любовь – эхо. Проза полагает, что согласие, стресс и свадьба – далеко не эхо.
Зато оптики считают, что Ее и во тьме, и наяву в два раза больше, чем Его. Любовь у них из разряда мерцаний.
Всё. Улыбнитесь в два паруса. Хотите причалить к одной из пристаней?
Ее зовут – «Прости». Есть не только имена собственные, но и буквы тоже. «А» и «Е» – собственные буквы моего «я».
Слова – дожди, буквы – капли. «Я» – облако.
Если вы ничего не поняли, значит, под зонтом стояли.
Глава пятая
Нерешительность
Нерешительность
– Да… Нет…
– …?
Пять букв, пять чувств, как и обещал.
Эпилог
Да – День. Нет – Ночь. Встречаются они утром и вечером.
Экант
Правды в три раза меньше, чем кривды.
ПифагорКогда он появился на свет, родители хотели в честь частицы света Квантом назвать. Да писарь в ратуше букву на пол обронил. Наклонился, но кроме брюк своих и ботинок ничего не обнаружил, да и все остальные буквы запамятовал. Уперся в пол от стыда, произнес: «Э», добавил, что на глаза попалось, и выдал: «Экант!» Так одним махом новорожденного света в имени лишили.
С детства и до глубокой старости было у Эканта три друга: Истина, Добро и Красота. Странные ребята. Добро думало, что оно Истина. Истина себя Красотой считала. Красота, та вообще думать не умела. Дрались, в прятки играли, секретничали, мечтали в один прекрасный день Правду найти. Зачем она им, никто не знал. Взрослые из-за нее в тюрьмы сажали, убивали друг друга. Как подросли, Истина в университет поступила, училась там, потом преподавала. Добро костёл облюбовало, пело, молитвы творило, других неволило. И у Истины, и у Добра языки появились. Истина язык звала наукой, Добро свой святым величало. А у Красоты ни места не было, ни языка. Так молча и жила.
Однажды друзьям взбрело в головы узнать правду у Эканта: кого он уважает больше. С тех пор потерял он покой, затерзали друзья. Пробовал отнекиваться – не вышло. Требуют, за грудки хватают: «Скажи, кто из нас к тебе ближе?»
Думал, думал Экант и надумал. Решил от каждого друга на память отщипнуть частичку и бежать куда глаза глядят, чтобы голову не морочили. Начал с Добра: отхватил от него щепоть, а оно не только уменьшилось – добром перестало быть. Огорчился Экант задруга, но характером он был упертый, не закончив дела, остановиться не мог. Пришлось и от Истины отщипнуть чуть-чуть. Заверещала бедняга, и ничего после щипка от нее не осталось.
Совсем опечалился Экант, подошел к Красоте и начал ее от расстройства ощипывать. Щиплет и глазам не верит: Красоты меньше не становится, не убывает от нее совсем. Хотел было людям об открытии поведать. Прикинул в светлой голове и решил – не стоит. После этого университеты с костёлами закроют, столько людей без работы останется, что им не до красоты будет.
Какое-то время спустя буква та на полу обнаружилась. Имя Квант свету вернули. Ищут кто Добро, кто Истину, кто Правду. Понятное дело, не находят, в честь Эканта «Эврика» орут. Хотите послушать: «Э! Ври-ка!»
И Добро, и Истина – частицы эха. А эхо – это просто красиво, как дождь, как снег, как цветы на могиле Эканта, от которой и Истина, и Добро отойти не могут: хочется им о Красоте спросить, а как? Ни языка, ни места у Красоты нет. Время есть…
* * *Я познакомился с ним в библиотеке. Он не только не читал книг, но еще и прятался от них под зонтом.
Когда мои глаза, память и совесть уставали, шел к нему. Оказывается, полнеба не так уж и мало, там много чего есть.
Точка в начале предложения
Беспризорником сызмальства был. Обитал с дружками-малолетками в теплораспределительном колодце. Питались по-королевски – пряниками. Каждый из нас в любой момент мог прикинуться глухонемым, вот бабы с пекарни и жалели, подкармливали по четным дням медовыми, по нечетным – мятными. Если бы не случай, так бы и думал, что мир из кругов медовых и мятных состоит, а начинается с люка колодца, главной точки бездомных.
В поселке переполох: милиция, общественники в повязках на рукавах, мужики за выпивку, ребятишки за конфеты искали неизвестного, что листовки о справедливости на стенах бараков развешивает.
Все кому не лень мечтали его поймать, сдать испуганным властям и насладиться призом.
Мне повезло, и неизвестному со мной подфартило – после теплых ароматных пряников карамель в мятой обертке сущий пустяк.
Пригрел бедолагу в колодце, пряниками накормил за слова его необычные: «Справедливость – борьба добра со злом. В такой борьбе победителя нет, а дышать становится легче».
Дрался я часто: бил, меня колотили нещадно, и действительно – дышалось на всю катушку.
В колодце тепло, как на экваторе, темень непроглядная, как в точке, что на столбах красуется: «Не влезай, убьет».
– Учиться, парень, надо, глаз у тебя сметливый.
– Учатся, дядя, на свету, к нам он сюда не заглядывает.
– Свет в голове. Тьма не помеха. Хочешь, учителем буду.
– Чему учить, дядя, и так всё знаю.
– Всё знает черт.
– А я чего не знаю, по-твоему?
– Математику.
– А зачем она мне?
– Ты ей нужен, соскучилась она по тебе.
Через год он привел меня в школу на районную олимпиаду. Я там всех огорошил. Еще год не верили, проверяли учебниками, задачниками, а как убедились, завели в кабинет директора, руку пожали, аттестат о зрелости выдали. После в институт приняли, одолел и его. Полвека детишкам математику преподаю. Уходить пора, знаю свое место – оно в колодце. Но уйти и не поделиться – как предать учителя моего! Рассказать не смогу, не поверят, да и кому – в институтах люди серьезно штаны просиживают. Решил писать, вдруг прочтут. В жизни надо мной больше смеялись, даст Бог – после смерти не будут. С чего книгу начать, знаю, чем закончить, не ведаю.
– Учитель, чему учить станешь?
– Точке. Важнее точки ничего на свете нет. Ее из уважения не в конце предложения надобно ставить, а в самом начале.
– А точка – это что?
– Точка – тень Творца. В ней всё сосредоточено. Возьми ее в себя и никогда не расставайся с ней.
– Учитель, а у тебя она откуда?
– Мне мама в сказках подарила.
– А у меня не было сказок.
– Ну, так слушай.
«Есть на свете такой колобок, что не только лисе не по силам, но даже если все звери сбегутся на помощь, им не одолеть.
– А если птицы прилетят?
– Пусть прилетают, сынок, им не склевать.
– А люди могут съесть?
– Люди много чего могут, но колобка не победить.
– Мама, а как его зовут?
– По-разному зовут, кто как, у кого на что ума хватает.
– Мама, а имя у колобка есть?
– Всё у него есть, и имя тоже.
– Скажи.
– Будешь спать, скажу.
– Буду.
– Имя его – Земля».
Думал, подзабыл. Нет, первого урока из памяти не стереть. Многих удивляло, почему я точки в конце предложения не ставлю. Жизнь начинается с Земли. Господь о людях писать с этой точки начал.
– Учитель, сегодня чему учиться будем?
– Мне учить больше нечему, главное ты знаешь, точку ставят перед предложением, а не после. Остальному не у меня, у тени Творца учись.
– У точки что ли?
– У нее, милый, в ней, как в бездне, всё есть. Обронил ее как-то Творец, упала она, и круги пошли.
– Для кого круги, учитель?
– Для тех, кто сверху и снизу. А для тех, кто сбоку, прямыми зарябило.
– А прямая – это что?
– Это то, на что и двух глаз не хватит.
Этими словами он свой второй урок начал, ими и закончил. А глаз так и не хватило. И в телескопы смотрел, и микроскопами пользовался, прямую увидеть так и не довелось. Не дослужился до третьего глаза.
На следующем уроке учитель познакомил с коленом прямой.
– А дальше просто: как согнет прямая колено, для тех, кто сверху и снизу, углом обернется, а для тех, кто сбоку, лучом засверкает. Любят люди луч на отрезки-фонарики делить.
– Учитель, а отрезок – это что?
– Отрезок – отказ от бесконечности.
– А если я не хочу от нее отказываться, нравится мне эта бесконечность?
– Она не может нравиться или не нравиться. Мы не вправе ее выбирать. Она из нас выбирает. Выбирает и ведет за собой. Но об этом позднее. Давай об анатомии математики поразмышляем. С сердцем ты знаком.
