Маша Трауб - Истории моей мамы
Получалось, что он и дома такой же идеальный. И Света вроде чуть ли не святая – она готовила потрясающе. Особенно котлеты рыбные ей удавались. И пироги. На столе такие расстегаи стояли – язык можно проглотить. И вроде бы из ничего делала, а вкусно до истерики. И кто бы ни пришел – у нее забит холодильник и стол накрыт. Георгий в таких рубашках ходил – лучше чем из химчистки. Хотя о чем я говорю? Тогда и химчисток не было. Но Света отбеливала, отпаривала, крахмалила и складывала стопочкой – каждая рубашка аж хрустела, а воротничок стоял колом. Как уж она умудрялась, какие секреты знала – так мужика обиходить, чтобы он и пасынка признал, и домой спешил, и на сторону не смотрел. Вот тебе и восемь классов образования. И кудряшки. Ну готовит, ну на полках у нее порядок, полы сверкают, ни пылинки, ни соринки, но ведь не красавица. Поди пойми, что у мужчин в голове. Что им нужно? Неужели вот такой стерильный диспансер с регулярным питанием и дурой под боком, которая, чтобы понравиться мужу, встает рано утром, красит ресницы, а потом снова ложится?
С другой стороны, Моисей и сам был как не от мира сего – с его представлениями об идеальном Севере, о городах будущего, о цветущих оазисах, разбитых между льдами, о покорении вечной мерзлоты.
Почему я так долго об этом рассказываю? Чтобы ты поняла. Такого не бывает. Жизнь не кино. И Георгий не комсомольский вожак в исполнении красивого актера. Но он был таким. Как в кино. И Света в его тени казалась другой. У них было то, чего не было ни у кого, – семейное счастье, горящие глаза…
У Георгия и на участке всегда царил полный порядок. Как только начальство с Большой земли приезжало, их сразу к нему везли – буровую показывали. А потом к нему домой, на пельмени и расстегаи. Начальство в восторге, Георгию – премия, почет и уважение. Они со Светланой были визитной карточкой нашего поселка. Семьей, на которую все равнялись. Тебе смешно? Я тоже сначала не верила, но это происходило на моих глазах. Я казалась себе трезвенником, который оказался на пьяном застолье и вдруг поддался всеобщему веселью, будто пил наравне со всеми. Я даже корила себя за плохие мысли. Смотрела на Моисея, на его жену и чувствовала себя виноватой – за то, что не верю, не в силах поверить в их искренность и такую уж безгрешность, что ни одного камня за пазухой.
Никто не мог предположить, что такое случится. Как раз накануне очередной проверки все и произошло. На участке Георгия – трагический случай. Катерпиллер в болото утянуло вместе с машинистом. Что такое катерпиллер? Чудо японской техники. Как экскаватор. Был выделен образцовой буровой за особые достижения в покорении Севера. Можно сказать, выдали лично Георгию, как премию, и ждали перевыполнения плана.
На самом деле это страшное ощущение – сегодня ты думаешь, что все хорошо, и знаешь, что будет завтра. И вдруг – все, пустота. Когда ты такой идеальный, любая оплошность может стать роковой. Люди умирали, смертность на буровых была очень высокой, никто не удивлялся – погодные условия, невыносимые условия труда, лишения. Но если тебе выделили чудо техники… Каждый твой шаг должен был стать победным, тебе ничего не прощали. То, что погиб человек, не имело никакого значения. А то, что новенький экскаватор утоп в болоте – непростительно. Как теперь отчитываться перед руководством?
Моисей ходил сам не свой. Все понимали – несчастный случай. Но начальству нужен был козел отпущения. Кто-то должен был ответить за технику, которая ценилась дороже человеческой жизни. На Моисея завели уголовное дело – он формально отвечал за технику безопасности на участке. Формально, поскольку никакой безопасности не существовало. Суд провели экстренно, чтобы перед начальством отчитаться, даже адвоката не было. Моисею дали три года условно и выписали за этот самый экскаватор огромный штраф, который он за всю жизнь не выплатил бы.
Он пришел ко мне на следующий день после суда. Как-то он мне сказал, что я на него похожа – думал, что из Москвы приехала поднимать Север. Что я честная, идейная, своя. Понимаешь? Он мне доверял. А мне нечего было терять. Знаешь, что меня потрясло? Он не за себя пришел просить. Не за себя боялся. Сказал, что я должна сделать больше, чем подать кассацию. Он с моей помощью хотел доказать, что буровую нужно закрыть. В том месте, где произошла трагедия, нельзя было бурить. Георгий готов был биться до конца. Да, я схватилась за это дело. Как это сейчас называется? Пиар? Так вот я прекрасно отдавала себе отчет в том, что могу или выиграть, или проиграть с треском. И в первом случае у меня будет все и, главное, репутация. Во втором – придется уезжать. Мы проговорили два часа у меня в конторе, потом домой к нам пришли – Георгий не хотел тревожить Светлану. И он до утра мне рассказывал про геодезическую съемку. Что она была проведена, есть все документы и данные, согласно которым в том самом месте, где все случилось, работать было запрещено категорически. Но по велению начальства съемку проигнорировали и стали бурить.
– Я виноват. Знал. Но тоже молчал, – признался Моисей. – Решил, что начальству виднее.
– Мы можем обжаловать приговор, – сказала я.
– Достань эту съемку. Она наверняка в архиве. Пусть буровую закроют. Ты сможешь это сделать?
– Ты что, партизан? Ну какая из тебя Зоя Космодемьянская? Зачем тебе оно надо? Может, лучше не связываться? Ты же знаешь, что никто не будет разбираться. Тебя уже наказали. Перед начальством отчитались. Будут бурить дальше. Дело проигрышное, хоть и громкое, – пробовала уговорить я Моисея.
– Я заплачу́. Любые деньги. Только достань эту съемку. С твоими московскими связями у тебя получится, – упорствовал он. – Мы должны перенести буровую на другое место, иначе будут новые трагедии.
– Будут, обязательно. Как везде. Тут люди мрут как мухи. Это же Север. Их никто сюда не гнал. Сами приехали за надбавками. Знали, на что шли.
– Ты тоже?
– Да, и я тоже. Приехала зарабатывать.
– Тогда делай свое дело. Деньги у тебя будут, – отрезал он.
Георгий был упертый, словно баран. И обиделся на меня, разочаровался. Он думал, что я приехала за права простых работяг бороться, людям помогать. Там даже юристов толковых не было. Дела рассматривались на коленке.
Он положил мне на стол папку со всеми документами и деньги – двадцать тысяч. Сказал, что это только аванс. Двадцать тысяч тогда были огромной суммой, на эти деньги можно было купить квартиру, машину, дачу и жить спокойно. Наверняка он снял все, что у него было на сберкнижке, все, что накопил.
– А если я возьму деньги, и ничего не получится? – спросила я.
– Ты так не сделаешь, ты не такая.
– Моисей, я такая! Я могу врать и обманывать! Я – юрист! Мне плевать на твоих мамонтов! И Север так и останется Севером! Здесь жизни нет и не может быть! Не эта буровая, так другая. Ты не спасешь всех! Скажи спасибо, что тебе условный срок дали. Живи и работай дальше. Зачем тебе эти проблемы?
– Я тебя нанял! – закричал он. – Раз ты такая продажная, считай, что я тебя купил! И ты будешь делать то, что мне нужно!
Георгий ушел, а я начала работать. Позвонила знакомым, села читать материалы дела. И ведь он оказался прав – нельзя было там бурить, ни в коем случае. Удивительно, что только один несчастный случай за все время произошел. Если бы мы были не на Севере, а в Москве, я бы легко выиграла это дело. Доказала бы, что Моисей невиновен. Даже без съемки. Но съемка была нужна, чтобы комар носа не подточил. И я знала, что смогу ее достать.
На следующий день, когда я пришла на работу, меня уже ждала в кабинете женщина. Такая резкая, брюнетка, очень сдержанная, жесткая. На птицу похожа, с носом-клювом. Галина. Имя ей очень подходило – птица-галка. Оказалось, что она работала главным бухгалтером на буровой и хотела помочь Георгию.
– Я оформлю Моисеенко командировку, – сказала Галина, – задним числом. Тогда вы сможете доказать, что его в тот день в поселке не было. У меня все с собой – бланки, печати.
– Это не поможет, – честно ответила я.
– А что поможет? – спросила Галина. – Что нужно сделать?
– Я со своей стороны сделаю все, что смогу, и почти уверена, что мы выиграем. Нужно только набраться терпения. Процесс не будет быстрым. Но я буду защищать Георгия как адвокат. Не волнуйтесь. – Почему вы взялись за это дело? Ради денег или славы?
– И то и другое. Георгий мне нужен так же, как я ему. И потом – я посмотрела документы. Он невиновен. А почему вы так за него беспокоитесь?
– Потому что он честный и порядочный человек. Все за него беспокоятся. То есть я беспокоюсь. Многие уже отвернулись, хотя еще вчера назывались друзьями. Но так ведь всегда бывает, когда человек попадает в беду, правда? И знаете, хорошо, что вы называете его по имени. У него очень красивое имя – Георгий… Придумали ему кличку, как собаке… – Галина ушла, будто улетела. Она очень быстро ходила.
