Михаил Липскеров - Белая горячка. Delirium Tremens
И упали Книжники на колени перед Мэном, и утих горячечный блеск их глаз, и успокоились их крючковатые носы.
– Истинно говоришь, равви! – крикнули оба-два в унисон и утерли набежавшую слезу крючковатыми носами.
Так закончил Мэн подбор учеников. И стало их двенадцать. Как двенадцать месяцев в году. Как двенадцать знаков зодиака. Как двенадцать апостолов у Иисуса Христа…
11 И прошел день, и прошел вечер, и пришла ночь на землю Израилеву. Жара сменилась прохладой. Масличные и апельсиновые деревья и смоковницы опустили обессиленные ветви. Смутные звезды моргали на потемневшем лице неба, похрапывали ученики. И только Мэн, выйдя за пределы города, сидел на придорожном камне, и рука его сама собой прутиком рисовала на темном песке какие-то невидимые темные узоры. Тяжко было на душе и сердце Мэна. Двенадцать человек, а может и больше, будут слушать его.
Двенадцать человек, а может и больше, будут внимать его словам. Двенадцать человек, а может и больше, будут воспринимать его слова, как слова Господа. Которых Мэн пока и сам не знал. И не знал, будут ли его слова словами Господа. И не знал, как и чем обернутся его слова для двенадцати человек. А может и больше.
И тут внезапно темные узоры, выцарапанные Мэном на ночном песке, засветились, набухли, приобрели объем. И вот уже на песке напротив Мэна образовался человек. На нем был шитый золотом камзол, белые панталоны, туфли на высоком каблуке и кепка с разрезом, которую в 53-м носил Кабан из Столешникова. Правда, через секунду камзол и панталоны сменились латами, латы превратились во фрачную пару, а фрачная пара стала парчовым халатом. И только кепка с разрезом оставалась неизменной. Контрастируя с изяществом и логикой других меняющихся одежд. Был человек молод, элегантен и светел. Лучезарен, одним словом. И что удивительно, внешностью мог бы быть близнецом Мэна тридцатилетней давности. Но у Мэна не было близнецов. У него вообще не было братьев. Стало быть, этот лучезарный человек был кем-то другим. И это было удивительно. Но Мэн не удивился. Он чувствовал, более того, он как будто знал заранее, что его молодой лучезарный двойник появится, что это неизбежно. Как неизбежно явление Дьявола каждому человеку. Потому что в каждом человеке сидит Дьявол. И из каждого человека он рано или поздно вылезает. Из одного – раз в жизни. Из другого – два. Из третьего – все шестнадцать. Или двадцать три. А из иных людей Дьявол полностью вытесняет человека. Причем у каждого человека – свой Дьявол. Рожденный самим человеком, его делами, его помыслами. И нет человека без Дьявола. Ибо таков был Божий замысел. Только у одних Дьявол большой, наглый и злой. А у других – маленький, беспомощный и трусливый. И каждый человек своей жизнью, своими делами, своими помыслами может задавить в себе Дьявола, а может и выпустить его наружу. В соответствии с чем?.. А вот догадайтесь.
Но! Поэтому вернемся к нашему повествованию, что происходило между Мэном старым и Мэном молодым – лучезарным. В кепке с разрезом Кабана из Столешникова 53-го года.
– Ну что, Данко хренов, – сказал молодой Мэн, – истину решил нести людям? Словом Божьим освещать им дорогу? Откровение Святого Духа всобачивать в их заскорузлые головы? А ты подумал, нужно ли это людям? Они хотят жить спокойно и тихо. Не мучаясь сомнениями относительно своего предназначения. Они хотят жить сегодня, завтра и послезавтра и необязательно молиться своим необязательным богам. Ты же намыливаешься звать их не в сегодня, не в завтра, послезавтра или год вперед. Ты же собираешься повести их в то, что произойдет или не произойдет через бесконечное количество времен. Вначале тебя будут слушать, аплодировать тебе, кричать «осанна», а потом, осознав ближайшую несбыточность обещанного, с таким же энтузиазмом будут орать «Распни его!». Подумай, нужно ли это им. И нужно ли это тебе…
Некоторое время Мэн слушал слова Мэна лучезарного, а потом поднял глаза и сказал:
– Понимаешь, сынок… – начал он, но Дьявол гневно прервал его:
– Не называй меня сынком! – прервал Дьявол. – Я такого же возраста, как и ты. Мы родились в один день, один час и одну секунду. Но это не первое мое рождение. Я родился вместе с твоими отцом, дедом и прадедом. Я рождался с тысячами твоих предков, изменяясь во времени, обычаях, нравах. Я много старше тебя и много мудрее. Просто я выгляжу моложе. Потому что я не нагружал себя вселенскими заботами. И жил только для своих конкретных дел. И для тебя, между прочим, тоже. Поэтому, – помягчел Дьявол, – прошу тебя, не называй меня «сынком»…
Но Мэн продолжал непреклонно спокойно смотреть на Дьявола.
– Понимаешь, сынок, – игнорировал он выкладки Дьявола, – ты прав, что твой возраст равен возрасту тысяч моих предков. Но и не старше меня. Не было бы меня, не было бы и тебя. Не было бы человека, не было бы и Дьявола. В тебе просто не было бы смысла. Ты создан для человека. Внутри его. Вот и сейчас твое существование оправдано моим. Нет меня, нет и тебя. Нет человека, нет и Дьявола. И те, кто пугают человека Дьяволом, пугают человека человеком.
Дьявол молчал.
– Но, – продолжал Мэн спокойно, – вернемся к началу нашего разговора. Нет, я не Данко, чтобы своим сердцем освещать дорогу людям. Людям необходимо слово Божье, Божья идея. А идея, как позже скажет один плагиатор, овладевшая массами, становится материальной силой. Так и слово становится разумом, а разум – божественной созидающей силой. Которая в свою очередь становится плотью. Разумеется, если слово попадет не в пустые уши. И моя задача – наполнить словом Божьим пустые человеческие уши, открыть им их божественное предназначение, поставить в начало пути к творению. И пусть они будут кричать «Распни его!», они, сами того не ведая, станут все-таки в начало бесконечной дороги, которая поведет их к Богу, к принятию Святого Духа, к божественному творению. А что, что ты можешь предложить мне вместо?.. Владычество над народами, богатство, славу…
Дьявол Мэна кивнул головой.
– Но ты уже предлагал это другому человеку. И он отказался. И слава его тем не менее больше твоей. Но что значит слава, власть, богатство перед красотой творения? Нового мира, нового человека. Мне жалко тебя, чувак. Но я выбрал свой путь, я выбрал Господа. И, смею надеяться, Господь выбрал меня… И выбором своим я изгоняю тебя из себя… Нет тебя во мне, нет тебя вне меня. Ибо без меня ты существовать не можешь. Я тебя породил, я тебя и убью. Все. Исчезай. Умри…
И поникший персональный Дьявол Мэна начал сглаживаться, стареть на глазах, плоть от него стала отлетать, постепенно обнажая скелет. Который в течение нескольких секунд и истлел. И вот уже перед очистившимся Мэном на песке осталась лежать кепка с разрезом Кабана из Столешникова 53-го года. А потом поднялся ветер и унес кепку в будущее человечества и прошлое Мэна.
12 Наступило теплое иудейское утро. Просыпался народ израилев, дабы приступить к повседневности, прошел развод караула римского легиона, туристы помчались на экскурсии по святым местам.
Проснулись и ученики. Доминиканец, Раввин и Мулла пали на колени, чтобы вознести утреннюю молитву Богу. Первый начал: «Отче наш», второй – «О, всемогущий Адонаи», третий – «Алла акбар». Их голоса перебивали друг друга, наслаивались один на другой, создавая невнятный гул, весьма отдаленно напоминающий благость молитвы. Мэн почувствовал, что это разнообразное выражение одной и той же идеи мешает и молящимся, и Господу. Тем более что молящиеся начали раздражаться и швыряли друг в друга яростные взгляды и готовы были приступить к рукоприкладству. Чтобы методами физического воздействия доказать монополию на истинность своей собственной молитвы. Трижды изменивший колебался, к какой молитве присоединиться, чтобы своим благостным воплем склонить чашу весов в пользу той или иной религии. И вот уже молящиеся встали с колен, глаза наполнились ненавистью, сжались кулаки… И тут Мэн сказал:
– Остановитесь, салобоны!.. Разные слова у вас, разные молитвы. Но Господь один. Ваши слова путаются в его ушах, заглушая друг друга. У него может от них разболеться голова. Хотя, по определению, голова у Бога болеть не может. Потому что он всемогущ и может справиться с головной болью до ее возникновения. Но, дабы избежать этой возможной гипотетической боли, пусть будет у вас одна молитва: «Господи, люби меня, как я люблю тебя, Господи…» К вам это тоже относится, – обратился Мэн к остальным ученикам.
И все они упали на колени. В том числе Жук и Каменный Папа, которые в Бога не шибко верили. Так как родились и жили в атеистическое время. И происшедшие в их детстве, юности и зрелости события позволяли им сомневаться в существовании Бога. Но что-то в их душах шелохнулось, возбудилась генетическая память, смутно подсказавшая им, что Бог есть. Что Он просто-напросто на некоторое время отвернулся от их страны. Позволил ее обитателям употребить данную им свободу воли не на добро, а на зло.
