Анна Берсенева - Героиня второго плана
– Держите меня, пожалуйста, за шею, – вежливо сказал юноша.
– Свет надо выключить, – невпопад брякнула Серафима.
– Обязательно.
Он выключил свет, ногой закрыл за собой дверь читального зала и понес Серафиму по коридору. Он шел легко, как будто не чувствовал ее тяжести.
– Мне очень неловко, что я вас так затрудняю, – проговорила она. – Как вас зовут?
– Арсалан. А вас Серафима Евгеньевна, я знаю. Не беспокойтесь, вы не тяжелая.
Дверь в свою комнату Серафима не запирала. В этом не было необходимости: и взять у нее было нечего, и, главное, не могла она представить, чтобы кто-нибудь здесь захотел ее ограбить.
Мебели в комнате почти не было – железная кровать с провисшей сеткой, тумбочка, служившая также и столом. Одежду приходилось вешать на гвозди, вбитые в стену.
На кровать Арсалан и посадил Серафиму.
– Может быть, вызвать вам «Скорую помощь»? – спросил он.
– Что вы, не надо! – воскликнула она. – Что мне им сказать? Я завтра сама в поликлинику пойду.
– Завтра суббота, – возразил Арсалан. – Потом воскресенье. Поликлиника не работает.
– Ну… Может быть, за два дня как раз само и пройдет.
– А если не пройдет?
Он смотрел доброжелательно, но его взгляд казался Серафиме загадочным. Глаза как узкие угли, и так же непроницаемы, как сколы антрацита.
– Надо вам полечиться, – не дождавшись от нее ответа, сказал Арсалан.
– Я даже не знаю, от чего лечиться. – Она пожала плечами. – И тем более у кого.
– Надо к ламам поехать.
– К ламам? – Серафима улыбнулась. – Но какое я к ним имею отношение? Не думаю, что они станут меня лечить.
Вообще-то она не считала посещение лам лечением, но говорить об этом приветливому юноше, конечно, не собиралась.
– Они вас полечат.
Он произнес это таким уверенным тоном, что Серафима не стала возражать. Пусть думает, что она с ним согласна. В конце концов, она понятия не имеет, где находятся эти ламы и как к ним попасть, поэтому все равно не добралась бы до них, даже если бы и намеревалась это сделать.
– Надо в Иволгинский дацан, – сказал он. – Там эмчи-ламы есть, они Чжуд Ши знают, это книга старинная, по ней лечат.
– Арсалан, спасибо вам за беспокойство. – Серафима улыбнулась. – Но я не…
– Я туда все равно собирался. И мать просит, чтобы съездил, танку для нее привез.
– Кого чтобы привезли?
– Танку Зеленой Тары. Это как у вас икона, – объяснил он. И попросил: – Давайте вместе поедем?
Так прост и так трогателен был его тон и его слова, произнесенные почему-то как просьба, что у Серафимы язык не повернулся бы сказать «нет», даже если бы она была категорически против.
А она не была категорически против. Ей было все равно, как провести завтрашний день, да и не только завтрашний.
– Давайте съездим, – кивнула она. – Только…
– Мой старший брат шофер, на «газике» ездит, совсем новый «газик» ему дали. Завтра у него выходной, он нас отвезет. Я за вами рано утром приеду, хорошо?
Серафима снова кивнула.
– А сейчас вы наденьте, пожалуйста, пальто, – сказал Арсалан.
– Зачем? – не поняла она.
– Уже осень, и холодно, – все с той же вежливой серьезностью объяснил он. – А туалет на улице. Я вас туда отнесу и обратно, а то как же вы всю ночь будете?
– Боже мой, что вы?! – воскликнула Серафима.
У нее даже в носу от неловкости защипало.
– Не беспокойтесь, пожалуйста. Темно, никто не увидит.
Он был невозмутим, как Будда. Когда Серафима была маленькая, то разглядывала картинки в большой французской книжке про разные религии и запомнила спокойное, приветливое лицо золотой статуи, изображающей Будду Гаутаму.
– Спасибо… – пробормотала она.
И подняла руки, чтобы снова обнять Арсалана за шею.
Глава 14
– Когда-то к ламам на Ольхон ездили, на остров. Но это очень давно, до революции еще. На Ольхоне мыс Бурхан есть, на нем скала, две вершины у нее, на скале Шаманская пещера. Но шаманы в нее перестали ходить, а со всего Забайкалья ламы приезжали туда молиться, говорили, там наш Бог живет, из Монголии туда переселился, спасения искал. Чингисхан тоже там жил. Но туда женщинам нельзя. И если у кого покойник в роду, тоже нельзя. Хорошо, что Иволгинский дацан теперь открыли. Буряты храбро с фашистами воевали, Сталин за это разрешил открыть.
Голос Арсалана звучал так ровно и спокойно, что глаза у Серафимы закрывались сами собою. Она давно уснула бы, если бы не пейзаж за окном.
Только выехав из города, она поняла, что означают слова «красивая природа», полгода назад прочитанные ею в письме Розы Соломоновны. И они лишь очень приблизительно передавали то, что открывалось взгляду.
Улан-Удэ не очень был похож на город, скорее на поселок с несколькими старинными купеческими домами – Серафиме больше всех нравился дом купца Немчинова с башенкой, – с несколькими новыми, построенными перед войной, и со множеством разномастных деревянных домиков, разбросанных по окраинам без всякого видимого плана.
Но все-таки это был город, и ощущение человеческого присутствия было в нем слишком явственным. А здесь…
Серафима не могла отвести взгляд от проплывающего за окном пространства. Все оно горело золотом. Как фигура Будды, о которой она вчера вспомнила. Это было золото осеннего редколесья и золото травы, которая должна была бы казаться просто пожухлой, но почему-то казалась именно золотой.
За всю дорогу брат Арсалана – его звали Амарсана – не произнес ни слова. Он как раз совсем не был похож на добродушного Будду, лицо его словно из камня было высечено.
Говорил Арсалан – Серафима поняла, для того, чтобы она не скучала. Он рассказывал об огромном валуне, который лежит в Байкале, а в полнолуние оживает и превращается в черепаху, и она защищает Байкал от Черного шамана, который хочет похитить из озера Белую Жемчужину. И о пещере на острове Ольхон рассказывал, и о книге Чжуд Ши, в которой на льняных страницах описаны все болезни, какие есть на свете, и сказано, как их лечить и каким должен быть врач, чтобы их вылечить.
– Откуда вы все это знаете, Арсалан? – спросила Серафима. – Это так интересно! Как сказка огромная, бесконечная.
– Это не сказка. – Он улыбнулся. Сверкнули антрацитовые загадочные глаза. – Это все буряты знают. У нас много такого.
Иволгинский дацан был похож на обычный деревянный дом, обшитый тесом. Только крыша у него была необычная: края ее были загнуты кверху, как поля шляпки у гнома.
Идти Серафима по-прежнему не могла, но теперь это ее почему-то не пугало. Так же, как не смущало то, что Арсалан несет ее на руках.
Ощущение абсолютной естественности всего происходящего охватило ее. Как будто она погрузилась в глубокую воду и видит в ней, прозрачной и чистой, свои руки, ноги, но видит их все-таки иначе, чем обычно… Сквозь магический кристалл, вот как.
«В Байкале такая вода», – подумала Серафима.
Она ездила на Байкал только однажды, с Розой Соломоновной, которая непременно хотела показать его первой. Но в тот день все валилось у Серафимы из рук. То есть просто немели у нее в тот день руки, и она панически боялась, что начнется то же с ногами, и было ей не до Байкала, вернуться бы благополучно домой.
Но чистую его воду она все-таки запомнила. И вот теперь ей казалось, что она погрузилась в нее с головой, но почему-то не утонула, а парит в глубине, как небывалая водяная птица…
– Арсалан, у меня глаза закрываются… – пробормотала Серафима. – Вам правда не тяжело?
– Правда. – Его голос она слышала уже как сквозь пелену. – Когда война была, отец ушел, братья все ушли, я один с матерью оставался, на фронт не взяли еще, грузчиком работал. Мне совсем не тяжело.
Точно так же, сквозь пелену покоя, она видела и ламу, вышедшего им навстречу из деревянного дома. Серафима не знала, как вести себя с ламой, что ему сказать, да и понимает ли он по-русски, не знала тоже. Разговаривал с ним Арсалан, а она только улыбалась – как ей казалось, довольно глупо, – да любовалась яркой веселой одеждой ламы. Такими же яркими были и ленточки, завязанные на ветках растущего рядом дерева.
Ну а потом и должна была у нее закружиться голова, наверное. От дыма, исходящего из металлических и каменных плошек, в которых курились благовония, от рассеянного света, от однообразных звуков молитвы, доносящихся из соседней комнаты этого деревянного дома; «ом-м-м, ом-м-м», – повторяли молящиеся.
«Может, я умерла? – подумала Серафима. – И уже воплотилась заново? Сколько перевоплощений бывает у буддистов, три, кажется?»
С трудом шевеля языком, она рассказала ламе о своих немеющих ногах. Арсалан повторил ее рассказ по-бурятски, лама что-то спросил – оказалось, о том, как давно это случилось с ней впервые, – Серафима ответила, Арсалан перевел снова… Потом лама попросил ее лечь, и она с удовольствием это сделала, потому что у нее было такое чувство, будто напилась отвара сон-травы, то есть что это она, разве растет здесь сон-трава, это же из русских сказок, или все-таки растет?..
