Татьяна Успенская - Главная роль

И сейчас Алесь мечется от приказа к приказу: «Звони Коляшу», «звони Варваре», «беги отсюда скорее прочь!», «а ну, сделай шаг назад!», «ты можешь сделать этот шаг!», «а ну, шевельни пальцами!».

Кажется – или сделал шажок назад?

Скорее прочь! Сейчас Херувим выйдет!

И Херувим вышел. И увидел его. И прыжком оказался возле.

– Молодец, муженёк, соображаешь. Прямо в сети. Где мой Васька? – Херувим хватает его за руку. Да, у него когти вместо ногтей! Да, у него клешни, а не руки! – Эй, иди сюда, вша трусливая, а ну-ка, возьми его под локоток с другой стороны. Ну, пошли, партнёрчик хозяйский! Не сердись, дорогой, сам припожаловал. С тобой бы чуть повременили. Ты нам меньше страшен, чем твоя жена. Ну-ка, идём, красавчик! Ты нам тут всё порушил, Варьку спортил. Счёт тебе выставлен большой. Была у нас крикливая дура, но говорила по-нашенски, понятным языком и нам не мешала, нет, ни во что не лезла, жили мы при ней. А ты нам переворот устроил, на пятки наступаешь!

Херувим вьётся ласковым тенорком, оглаживает. Ничего страшного. Идут по коридору. Если кто из кафе и припожалует, ни о чём не задумается: перебирает же Алесь ватными подламывающимися ногами, под локоток поддерживается Аполлоновой гирей-рукой, словно под ручку с ним идёт! Друзья-приятели!

– Вот, сыночек, не Варьке, тебе хлороформчик под нос сначала. А может, и без хлороформчика обойдёмся! Но раскатаем сначала тебя, сыночек ты мой! Это ещё правильнее получится, сама судьба так распоряжается, гляди-ка и ты, вша жирная. И я с ним расквитаюсь – зачем Ваську у меня отнял? Твоя ведь работа, правильно я вычислил? И ты, жирюга, отомстишь ему за Варьку: не тронь чужую бабу, так я говорю, Аполлоша? Так, так я говорю!

Язык не шевелится, руки, сжатые Херувимом и Аполлоном, – немые.

– До вечера, партнёрчик хозяйский, посидишь в чуланчике без телефончика. Своим мобильником можешь играться. Чуланчик там такой, что ни один мобильник не берёт. Проверено. Не ты первый, сыночек, не первый, нет! Что делать, пропадают люди… бывает. Так что, изымать у тебя до поры ничего не буду, это потом, перед каточком, мы тебя освободим от всех лишних предметов, голяком запустим, так надёжнее, тряпьё не выдаст! А вещички твои употребим по назначению: горят они красиво в бензинчике! Знаешь ли ты, что такое каток? Наслышан, наверное! Я просвещал тебя уже! Махина, сыночек, с зубьями-гусеницами, плиту в пыль превращает, человека – в пластинку, да, сыночек! Ни гробика не понадобится, ни улик не найдут! Под досочки, под шиночки, под мусор упрячем тебя, а потом землицей засыплем, которой все отходы человеческие и гниль всякую засыпают каждый час! Разве найдёшь? Кощей у нас дока, такой спектакль мы с ним перед тобой разыграем напоследок, рази не смотрели мы фильмы расхожие? С последним желанием покривляемся. Поизгаляемся от души! – Херувим причмокнул. – У тебя, сыночек мой золотой, нету пути назад. – С этими словами Херувим открыл ключом кусок стены и впихнул Алеся в узкую щель. – До сумерек, когда цветные кошки все серые, отдыхай в клетке, начальничек! Посмотри сны своей прошлой жизни, покайся, попрощайся со своим бытием в этом мире!

Аполлон не проронил ни слова. Но по его хватке ясно было: с удовольствием расквитается он с Алесем за Варварино отступничество, хоть и не касался Алесь той Варвары!

Опустился на пол. И правда – клетка. Кто соорудил её здесь, для чего нужна?

Строительством здания руководил Херувим. Похоже, заранее спроектировал на деньги Коляша эту клетку! Ни окна, ни щели, квадрат два на два, скамья.

Ощутил, наконец, руки и ноги. Они пощипывали внутри, отходя от онемения. В клетке тепло, даже душно, но дышать можно.

Никогда не думал о смерти. Она так далеко была от него! Что за возраст – далеко до тридцати?

Школа, институт, защита кандидатской. Лиза. Институт и кандидатская уже при Лизе. Благодаря ей. Он не мог допустить ни одной четвёрки в институте, он спешил защитить кандидатскую, чтобы скорее начать приносить Лизе нормальные деньги.

Варежку тоже приволокут сюда.

Он не защитил Варежку. Не помог ей. Не спас её. Он успел рассказать о Херувиме Коляшу, но не успел позвонить. Коляш тоже, как и Варежка, не узнает, что случилось с ним.

Смерть подступила совсем близко, положила голову ему на колени, как любит класть Гриф. Только от Грифа разливается тепло, а сейчас колени сковало холодом.

«Вместо толстой плиты – пыль. Вместо человека – пластинка. Заваливается мусором и землёй», – вводит его в курс своего бизнеса в первую их встречу Варвара. Херувим повторяет то, что говорила она. Быт бизнеса. Варвара знает, что может случиться с неугодным. Говорила: пропадали люди. Так и не нашли. Может, поэтому и не восстаёт против Херувима? Тогда зачем просила найти воров?

Не убийц найти просила, воров!

В самом деле Варвара – ребёнок, «дура крикливая», по выражению Херувима. Как же она не соединила воров и убийц в одно? Как же в колокола не забила, когда люди у неё исчезать стали?!

Никогда больше его не будет! Волосы поднялись дыбом. Потрогал себя: вот же он, живой, бессмертный!

«Не будет».

Не будет ни озера, ни Коктебельского моря, ни Лизы на сцене – «Был у меня сын, нет у меня сына»: не Лиза, старуха.

Он смотрит в Лизино лицо и говорит ей тревожно, чтобы она поскорее поверила ему:

– Ты, Лиза, большая актриса!

– Варежка, прости, ты просила защитить тебя, я не смог, – говорит он громко Варваре, глядя ей в лицо, а видит удлиняющиеся на глазах её живые волосы. – Я погубил тебя. Нужно было сразу говорить тебе обо всём, что узнавал. Ты бы успела что-то придумать. Уже достаточно доказательств. Прости, Варежка.

Маленькая девочка смотрит на него. Шапка из живых русых волос.

У Лизы – косы. Глаза – Грифа, волосы, как у Варвары, – тёмно-русые, немного темнее, чем у Варвары. На солнце косы чуть рыжие. Как это получается?

Он погубил своего сына и двух женщин. Вот за что ему смерть.

Нет! Алесь вскакивает со скамьи. И начинает колотить в дверь.

– Помогите! – кричит. – Спасите!

А руки бьют вату.

Гениальный подлец. Двери две. Одна в коридор – она сливается со стеной. И лишь щель для ключа, почти незаметная. А эта дверь – ватная, стучи не стучи, тушит любой звук.

Нет! Не хочу! – судорожно достаёт мобильник. В самом деле – мёртвый.

Достаёт магнитофон. Вот доказательства. Как сохранить их? Оглядывает клетку. Можно засунуть за ножку скамьи. И усмехается – ну и кто найдёт здесь? Такой же смертник, как он?! Допустим, найдёт. И что?

Последние часы его нелепой жизни. Ни Варежка, ни Лиза, ни Коляш никогда не узнают, что с ним случилось.

Изо всех сил стучит в стенки по очереди во все три.

Он – в вате, в вакууме, в пустоте. Он уже никто. Его уже нет.

Странно, что он в этой клетке не задыхается. В углу стены, к которой прижалась скамья, едва заметная щель. Через неё идёт воздух. Вскочил на скамью, достал ключ от дома и стал совать в эту щель. Раздвинуть ещё и в неё кричать. Куда она выходит? Ни раздвинуть, ни крикнуть не получилось. И воздух, входящий в неё, словно вата, плотно залепил лицо.

Стоял прижавшись к стене.

Сегодня он умрёт. И никогда больше не увидит Лизу…

Шевелятся волосы на голове, а от них стекает холод в кровь и в мышцы – снова он не может ни пальцем двинуть, ни вздохнуть, только волосы шевелятся на голове.

Куда бежать?

Лиза кинулась по улице к центру посёлка – к автобусной остановке, магазинам и поликлинике. А Гриф двинулся было за ней, но вернулся и закружился на одном месте, резко рванулся в сторону и опять назад к дому.

Это Жора. Он не хотел уходить и пытался вернуться домой. Дима же силой поволок его куда-то.

Лиза уставилась на Грифа.

– Давай, Гриф, нюхай! Веди, Гриф! – молила его.

– Успокойся, Лиза. Грифа уже пять дней учили защищать, идти по следу. Пожалуйста, Гриф! – просит Гоги.

– Мы не проверили, наверняка они взяли деньги и пошли что-то себе купить?! Дима потащил Жору к центру посёлка.

– Что купить, Лиза? Дом – полная чаша. И еда. И мороженое разных видов, и лимонад, и конфеты. Что им ещё нужно? Нет, это не «купить».

Гриф махнул хвостом и снова уткнулся носом в землю. Заметался в одну сторону, в другую.

– Здесь Жора пытался вырваться из его рук, уйти домой. Дима не пускал его, может, бил? – Гоги говорит торопливо и как бы повторяет метания Грифа.

Лиза чихает, её подташнивает от разбуженного весной и пригнанного ветром запаха гнили. Что же будет в жару?!

– Гриф, пожалуйста, возьми след, – молит она свою собаку.

– Запах перебивает, запах мешает! – защищает Гоги Грифа. – Или долго боролись здесь. Видишь, как он старается понять!

Гриф чихает.

Сумерки быстро съедают цвета. Небо из голубого превращается в серое. Заборы, дома – весёлые в солнце, сейчас на глазах чернеют.

– Пожалуйста, Гриф, пожалуйста! – уговаривает Лиза пса и кладёт руку на его голову.

Но Гриф не реагирует, как обычно, улыбкой и пляской хвоста. Медленно движется к лесу.