Денис Драгунский - Нет такого слова (сборник)
Оперный театр реализм
– Простите мою дерзость, я бы хотел пригласить вас… вернее, так… – он явно играл неловкого смущенного юношу, этот взрослый, умный, сильный человек. – Вернее так: я вас приглашаю сегодня вечером поужинать. Правда, я совсем не знаю здешних ресторанов, но мы найдем хорошее местечко, да? Вы мне подскажете?
Она подняла на него глаза.
Да, да, да! Они пойдут ужинать. Это будет очень хорошее местечко, веранда над рекой, тихая музыка, букет цветов, официант раскупорит бутылку дорогого вина, потом прогулка по набережной. Да, да! Она пойдет с ним в гостиницу. Да, она будет любить его, безоглядно и счастливо, так, как юная сотрудница областного филиала может любить представителя головного столичного офиса!
Он пообещает ей все. Она ему поверит. Он уедет. Она забеременеет. Ее выгонят из дому. У нее совсем нет денег и негде жить. Она приедет к нему в столицу. Вот она, с большим пузом и тощим чемоданчиком, стоит в подъезде его дома, около лифта. Консьерж не пускает ее. Наконец он, ее любимый, тот, ради кого и все такое, – спускается. Оглядывает ее и цокает языком: «Я не думал, что ты совсем сумасшедшая ». Конец первого действия, но не конец драмы, потому что она встретит свою троюродную сестру, которая любовница главаря мафии. Благородный главарь скажет ей «бедняжка!» – и даст денег на квартиру и хороший роддом. А про соблазнителя скажет «подлец!» – и велит своим людям отомстить негодяю.
Она лежит, окруженная врачами. У нее уже схватки. Сестра звонит ей по мобильнику и говорит, что правосудие свершится сегодня, у входа в дорогой ресторан. Она вырывается из роддома, из последних сил бежит туда. Вот она, в белой больничной одежде, стоит за фонарем и видит, как светские львы и львицы, топ-менеджеры и крупные акционеры, звезды кино и эстрады входят в светящиеся двери. Наконец появляется он, такой же прекрасный, умный, сильный, – и она понимает, что любит его и все ему прощает. Но убийца уже поднял револьвер – она бросается наперерез, она закрывает его собою, – но пуля уже вылетела и впивается ей в сердце.
Свистят сирены, выбегают врачи и сыщики. Она умирает, но успевает родить.
Все плачут. Даже жесткобородый главарь мафии смахивает слезу. А он – тот, из-за кого и все такое, – рыдает и принимает на руки сверток с новорожденным.
Она навсегда остается с ним в виде большого портрета, перед которым никогда не вянут розы и никогда не гаснут свечи – тяжелые, полупрозрачные, перевитые золотыми шнурами со звездами.
Он говорит чуть подросшему ребенку: «Это твоя мама. Я люблю только ее».– Когда зайти за вами? – спросил он.
– Сегодня, кажется, среда, – сказала она. – Мы с мужем идем в оперный театр.
Соврала, конечно. И правильно сделала.
Хотя потом иногда жалела.Обратный билет если заказ оплачен
Немолодой, бедно одетый человек последним прошел через таможенные воротца. Весь багаж его был – обтрепанный портфель.
Он оглядел зал прибытия и улыбнулся. У него не хватало зубов. Он был худой и смуглый. Похож на араба. Но на самом деле европеец, покрытый коркой Востока.
Его никто не встречал, разумеется.
Он достал бумажник. Вытащил иностранную банкноту. Поискал глазами вывеску банка.
И вдруг увидел женщину лет сорока.
У нее в руках был плакатик с его именем и фамилией.
Он шагнул в сторону и спрятался за стеклянным киоском. У него была довольно редкая фамилия. Но все равно, наверное, совпадение. Женщина была стройная, высокая, стандартно красивая. В полуофициальном костюме.
Минут десять прошло, наверное. Она взглянула на часы, повернулась на каблуках. Ему показалось, что она вздохнула.Он вышел из своего укрытия, быстро подошел к ней. Представился.
– Здравствуйте! – она протянула руку. – Наконец-то вы прибыли! – У нее была теплая и сильная рука. – Как долетели? Не устали?
– А вы уверены, что встречаете именно меня? – сказал он.
– Уверена, – сказала она, счастливо улыбаясь. – Вы заказали встречу. Эскорт-леди.
– Я? – изумился он.
– Вы, вы… – она достала из сумочки квитанцию. – Вот. Двадцатого сентября одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года… Номер вашей карточки…
– Боже, – сказал он. – Сейчас двенадцатый год… Вы хотите сказать…
– Я хочу сказать одно, – она говорила совершенно серьезно. – Если заказ оплачен, он должен быть выполнен.
Они медленно пошли к выходу.
– Занятно, – сказал он. – Вы хоть знаете, почему я немножко опоздал?
– Я все знаю. Ваш самолет захватили. Вы оказались в плену. Вас никто не стал выкупать. Ни совладельцы вашего бизнеса, ни… – замялась она, – вообще никто. Потом вы еще четыре года жили в этой стране. Я знаю, что вас почти никто не ждет.
– Безо всякого «почти», – сказал он.
– Я вас ждала, – сказала она.
– Вы? Почему?
– Потому что, если заказ оплачен, он должен быть выполнен! – чуть не крикнула она. – Я на работе! Вы оплатили эскорт-леди, но не оплатили лимузин с шофером. Я сама за рулем. В заказе написано: «Отвезти домой». Я везу вас домой.
Они вышли из здания терминала, прошли на автостоянку.
– У меня нет дома, – сказал он. – У меня здесь вообще ничего нет.
– Я знаю, – сказала она. – Мы поедем ко мне.
– Занятно, – повторил он. – Даже интересно, что скажут ваши домашние.
– Муж давно со мной развелся. Потому что я все время ходила встречать вас.Интересное кино поездка на заработки
На республиканскую киностудию приехал сценарист из Москвы. Чтобы прямо тут же, в гостинице сидя, написать сценарий для очень перспективного местного режиссера.
Молодой женщине, редактору-стажеру, поручили его встретить, обеспечить творческий процесс, работу с режиссером и вообще все, включая машинистку.
Он ей сразу понравился. И с каждым часом нравился все сильнее.
Все кругом ходили в кожаных куртках, а на нем был суконный пиджак.
Все кругом курили импортные сигареты или трубки, а он – родные крепкие папиросы. Зато вынимал их из серебряного портсигара и вставлял в изгрызенный янтарный мундштук.
Он все время листал затрепанный томик на непривычном иностранном языке.
Она спросила, на каком. Оказалось, на шведском. Он изучил шведский, чтобы смотреть Бергмана в подлиннике.
Она говорила с ним о кино. О заграничном и о нашем.
Он смеялся надо всем, от чего люди приходят в восторг. И, наоборот, хвалил обруганные вещи. Он доказал ей, что наш самый якобы лучший режиссер – на самом деле слабый эпигон. Правда, остальные еще хуже. Кто же тогда хороший? Он назвал какую-то неизвестную фамилию.
– Да? – удивилась она. – А что он снял?
– К сожалению, ничего. Ему не дают работать . Ну ладно, он гений, ему поможет Бог. А вашему пареньку постараюсь помочь я.
Он тактично и мощно работал с режиссером. Он не навязывал свои идеи – он заражал ими, заряжал ими воздух.
– Парень совсем не бездарь, – сказал он вечером в кафе. – Кажется, пора начинать записывать.
Он раскованно и обаятельно сидел за столиком. Папироса в его пальцах смотрелась как драгоценная художественная деталь.Назавтра она пришла к нему в номер с портфелем и пишущей машинкой.
– Мне, право, неловко, – сказал он. – Вы мне позволите курить?
– Для меня это огромная удача, – серьезно сказала она. – Конечно, курите, я ведь тоже курю, вы разве не заметили?
Он начал диктовать.
Она начала печатать. Пальцы не слушались.
Но через три страницы стало легче.
Потому что было плоско и неуклюже. Неинтересно и пресно. Банальный сюжет. Бесцветные диалоги. Надо было изучать Бергмана в подлиннике, чтоб потом сочинять такое ?
Она улыбнулась и перевела дыхание. Восхищение, ослепление, преклонение, желание стоять рядом и держать за руку – вдруг схлынуло. Но мягко, по-хорошему. Появилась спокойная симпатия к доброму, умному, начитанному человеку. Ну, не Карл Майер, не Дзаваттини, ну и что?
Возможно, она даже смогла бы его полюбить.Кусок бумаги в клеточку se non e vero, e ben trovato*
Один мой приятель в самом начале девяностых годов осмотрелся и подумал: «Что же это я, человек молодой, образованный и энергичный, прозябаю в своем гуманитарном НИИ, в то время как мои ровесники занимаются бизнесом и некоторые даже купили себе подержанные, но вполне приличные иномарки?» И тут один из его друзей сказал: «Есть одна компания молодых ребят, у них какой-то вроде бизнес начинается, и им вроде нужен человек со знанием языков». Мой приятель обрадовался возможности подработать и в ближайший же вечер оказался в офисе этой компании молодых ребят.
Это была квартирка в блочном доме, расшатанные столы, кипы бумаг, и несколько человек тюкают пальцами по калькуляторам. «Сейчас вас примет шеф», – сказали моему приятелю.
Шефу мой приятель понравился – после короткого разговора он назначил его вице-президентом по международным связям. И вообще предложил войти в долю: «Давайте работать вместе!»
Но моему приятелю шеф совсем не понравился. Шеф рассказывал о перспективах бизнеса. Например, открыть филиалы своего еще не существующего банка во всех европейских и азиатских столицах. Это впечатляло на фоне протертого кресла. А когда шеф стал расхаживать по комнате и говорить о приобретении десятка-другого заводов и месторождений, мой приятель понял, что перед ним безумец. С горящими глазами, страстной жестикуляцией и потоком опасных фантазий.
