Лариса Райт - Королева двора
– Работа поможет, – сказала Вера пациентке громко и четко. – «Вы просто поверьте, а поймете потом», – процитировала из своего любимого «Чайфа».
– Разве смогу я расческой и ножницами спасти свою душу? – Женщина, не переставая, раскачивалась на постели. Но безумие из глаз исчезло, голос был все еще грустным, но спокойным: надрыв сгладился.
– Новая прическа по сути своей новая жизнь. Представляете, какому количеству женщин вы сможете подарить новую жизнь? Возможно, в кого-то снова влюбится муж, кто-то встретит свою судьбу. Вы осчастливите многих. А сделав это, и себя почувствуете счастливой.
– Вам это удалось?
– Да.
– Выходит, однажды оступиться может каждый?
«И не однажды». Вера ощутила непреодолимое желание выскочить из палаты. Она хотела расшевелить пациентку, а не собственные чувства, пробудить жажду жизни, а вовсе не плач своей совести.
– Может, – ответила она, справившись с нахлынувшими воспоминаниями, – но судьба всегда предоставит шанс искупить свою вину. – Врач направилась к двери и услышала за спиной звук отодвигающегося стула и звяканье ложки по тарелке. Вера готова была поставить себе отлично по психологии, если бы вопрос, догнавший ее на пороге, не превратил хорошего учителя в нерадивого ученика.
– А призраки? – спросила женщина, проглотив ложку настоящего украинского борща.
– Какие призраки?
– Призраки прошлого вас не мучают?
Вера пренебрежительно махнула рукой: «Какие призраки? Какие мучения? Жизнь прекрасна и удивительна». Но… До тех пор, пока злобная, обиженная тень давно забытого прошлого не накроет твое настоящее потрепанной, темной пеленой и не бросит в атаку свои лучшие силы, сотканные из неугодных памяти событий и образов. Один из этих призрачных образов Вера как раз оставила сегодня утром лежать на журнальном столике.
Она закрыла за собой дверь палаты.
– Я видел, она села за стол, – подскочил к Вере Оршанский. – Удивительно, но она ест. Как вам это удалось?
Вера не отвечала, потому что не слышала вопроса. Она не слышала журналиста и не видела его. Перед ее глазами был только белый конверт: взрыв из прошлого, яд для настоящего, насмешка над будущим. Вера отвлекала себя слишком долго, она мучилась неизвестностью почти шесть часов и сейчас вдруг четко осознала, что больше не готова терпеть ни секунды. Не обращая никакого внимания на что-то возбужденно болтающего журналиста (то ли хвалил он ее, то ли ругал – какая разница!), она достала телефон. Услышав ответ, спросила:
– Сынок, папа дома? Нет? Ты не мог бы взглянуть: в гостиной под «Наркологией» не лежит никакой конверт?
Секунды ожидания, закушенные губы, сжатые кулаки, белые от напряжения костяшки пальцев.
– Нет? Ты хорошо посмотрел? Взгляни еще раз. Может, не заметил?
И снова ожидание, снова напряжение, только еще более безнадежное.
– Точно нет? Ладно, спасибо. Да нет, я не расстроена, с чего ты взял? Говорю тебе, все нормально. Пока, сынок.
Вера спрятала мобильный в карман халата и, наконец, услышала журналиста:
– Что с вами? – Оршанский пытливо заглядывал ей в лицо. – Что-то случилось?
– Ничего, – просто ответила Вера, направляясь к выходу из стационара. Неизвестность, от которой она хотела избавиться, теперь обхватила ее своими стальными щупальцами. Да, теперь Вера знала наверняка, что муж прочел адресованное ему послание, но было ли от этого легче? Ведь она не ведала главное: что сделал он, что сотворил со своим призраком прошлого. Прогнал прочь или принял, распахнув и двери, и окна, и свои объятия.
15
Оксана распахнула дверь и скользнула в ванную. Ей нравилась эта гостиница, редкое явление в центре современной Москвы. Уютное небольшое здание, скрытое от посторонних глаз в тени узких переулков. В номерах с почасовой оплатой, встав с кровати, не упираешься в шкаф или стену, а ванну вполне можно принять вдвоем. Этот вариант Оксана пока рассматривала только в теории. У нее, даже если и возникало желание, времени не было никогда на долгие водные процедуры, да еще и в компании мужчины. Впрочем, сейчас в ее распоряжении оказалось достаточно минут для того, чтобы привести себя в порядок. Она приехала раньше, чем рассчитывала: пробки иногда оказываются непредсказуемым явлением и стихийно образуются там, где их совсем не ждешь, при этом исчезают в привычных местах. На дорогу от конкурирующего салона, визит в который оказался пустой потерей времени, хотя Оксана осталась довольна отсутствием оригинальных новинок и более высокими ценами, чем в ее магазинах, она потратила меньше получаса и теперь могла себе позволить на какое-то время расслабиться.
Она включила воду и, присев на край ванны, сделала несколько телефонных звонков, чтобы на пару часов попробовать забыть о работе. Транспортники клятвенно пообещали вечером вызволить грузовики с таможни (главное в разговоре правильный тон: не сюсюканье и слезные просьбы, а жесткая требовательность, ну и реверансы в конце, чтобы настойчивость не сочли за грубость и уж постарались выполнить обещанное), так же клятвенно, но с гораздо меньшей уверенностью секретарша пообещала достать сирень и доложила, что заказчик прибудет не в четыре часа, а в половине пятого.
– Хорошо. К шести буду в офисе.
– Ладно, – испуганно пискнула девушка, из чего Оксана сделала вывод, что та по-прежнему не имела представления о том, где же достать злополучные весенние цветы в середине осени.
«Менять надо дурочку», – подумала женщина, погружаясь в белое облако пены. Хороший секретарь обязан выполнять даже указания типа «Иди туда – не знаю куда. Принеси то – не знаю что», а уж поиск сирени не должен ставить профессионала в тупик ни при каких обстоятельствах.
– Я не понимаю слов: «Это невозможно!» – говорила Оксана своим сотрудникам. – Бывает только: «Я не могу и я не справляюсь». И поверьте мне, в этом случае всегда найдется тот, кто захочет и сможет выполнить распоряжение. Так что в ваших интересах этих слов никогда не произносить.
– А вы, – как-то рискнула ее спросить одна из новеньких, еще плохо знающих начальницу менеджеров, а потому не боящихся открыть рот и продемонстрировать характер, – вы всегда на коне? Все планы осуществлены? Программа выполнена?
– Конечно, – не моргнув глазом, тогда отрапортовала Оксана. – Если план не подлежит исполнению, значит, он никуда не годится.
– И что делать с таким планом?
– Переделывать. Но у меня таких планов не бывает.
И это было абсолютной правдой. С одной только оговоркой: Оксана забыла добавить слово «больше». У нее больше не было таких провальных, не осуществленных планов. Хватило одного, с неудавшейся семейной жизнью. Именно в ней случилось то, что заставило опустить руки и признать: «Это было невозможно». А потом Оксана ставила перед собой цели, достичь которые ей не помешали бы никакие обстоятельства и происки судьбы. Если не удалось стать счастливой, необходимо было попробовать стать богатой. Желающих иметь золотые горы пруд пруди, а добираются до вершины немногие. Чтобы не сорваться в пропасть, необходима страховка, отличное знание маршрута и умение ориентироваться в любых ситуациях.
Полного осознания своего одиночества Ксанка достигла у гроба, в котором едва виднелось щупленькое тельце Дашутки. Стоя у деревянного ящика и механически перебирая кружева, Ксанка не плакала и не стенала. Она не думала о прошлом и не кляла судьбу. Потому что совершенно четко понимала, что судьба не имела никакого отношения к произошедшему. Ксанка знала, кто, в чем и до какой степени виноват уже и будет виноват еще. Она абсолютно ясно представляла себе картины будущего. Вот муж сообщает ей, что теперь имеет полное моральное право быть свободным. Вот женится на своей балерине. Вот Верочка, грустно улыбаясь и размахивая букетом, спешит на их свадьбу. (Глупая гусыня: объект ее страсти так и будет ходить в ЗАГС с другими, а она так и не решится заикнуться о своих чувствах.) Вот Дина из второго состава перепрыгнет в примы, ибо сейчас уже вышагивает по двору с гордо поднятой головой, а ее приемная мамаша всем соседям распинается о том, что через сезон, максимум через два, «ее кровиночка» (у женщины, наверное, с головой не все в порядке, называть так приемыша) обязательно станет солисткой. Вот, натанцевавшись всласть и получив кучу премий и званий, она уходит со сцены и рожает сына и дочь. А если ребенок заболеет, что ж, муж всегда окажется рядом и сделает все, что нужно, чтобы Дина не стояла в черном, перебирая белые оборки убранства маленького гроба. Вот они живут припеваючи, никогда не вспоминая о Ксанке, будто и не было ее, будто была она к увлекательному роману вступительной статьей, которую никогда никто не читает.
Из всех перечисленных «вот» дождалась Ксанка только первого. Как только перспектива развода перестала быть перспективой, а переросла в неотвратимую реальность с заявлением в ЗАГСе, решительным настроем и нескрываемым облегчением со стороны Михаила, Оксана пообещала себе, что больше ни одну из нарисованных себе у гроба дочери картин не увидит. Обещаний Ксанка на ветер не бросала. Сказано – сделано. Безразлично бросив на прощание бывшему мужу «Счастливо» и чмокнув для порядка бывшую же свекровь, Оксана отбыла, по их мнению, далеко и надолго, если не навсегда, а по ее представлениям, лишь скрылась из виду, чтобы незримо, но ощутимо по-прежнему присутствовать в их жизни и делать эту жизнь невыносимой.
