Михаил Лифшиц - Обналичка и другие операции
На вопрос следователя, как же он забыл такого колоритного посетителя, Мондровский с улыбкой сказал: «Да, вот, забыл. А сейчас вспомнил во всех подробностях».
На вопрос следователя, подтверждает ли Кувезенков слова Мондровского, Кувезенков ответил: «Директор ЧОПа не так сказал, он сказал: «Тебе постоянно будет тяжело у нас работать. А вот случится разовая работа, сделал за день, получил деньги, и — домой, возьмешься?» Я сказал, что с аккордной оплатой мы всегда согласны. А все остальное так, как он сказал. Только про «спереть» я пошутил. Что в охранном предприятии возьмешь?»
Кувезенкова увели, и следователь продолжил допрос Мондровского. На вопрос, кого он заносил в папку «Одноразовые» в своем рабочем компьютере, Мондровский ответил: «Он же вам сказал, кого. Кто для постоянной работы не подходит, а так, отвезти, например, документы, когда сотрудники все заняты…» На вопрос, были ли в этой папке сведения о Кувезенкове, Мондровский ответил отрицательно. «Сведения были, но вы их стерли за два дня до покушения на Калмыкова, это определили наши специалисты», — сказал следователь. «Какого покушения! — закричал Мондровский. — Просматривал папки, не вспомнил, кто это такой, и стер! Только сейчас его вспомнил…»
Мондровский нервничал, и следователь решил, что можно рискнуть. Он задал вопрос: «Знаете ли вы Ардальона Борисовича Передонова?» Мондровский явно разволновался. «Мотоциклист» хвастался перед ним шикарным «документом для лохов». Мондровский тогда сказал ему, что имечко надо бы попроще, а тот ответил, что к большим людям с заковыристыми именами больше уважения. Следователю Мондровский ответил: «Такого человека не знаю». Следователь сообщил Мондровскому, что ему предстоит еще одна очная ставка и потянулся к телефону, как будто для того, чтобы вызвать «Мотоциклиста» на очную ставку. Но телефон сам зазвонил. Следователь почтительно выслушал говорившего и сказал: «Все, заканчиваю, сейчас буду!» Затем сказал Мондровскому, складывая документы: «Мы сейчас прервемся, продолжим завтра. Придет мой помощник — подпишите свои показания. Хочу вам сказать, что вы мешаете вести следствие. А раз так, то и мне нечего вас выгораживать. Шемаханов вас не просил стрелять, только поручил собрать информацию о генерале Калмыкове. Значит, вы совершили покушение по собственной инициативе. Мотивы преступления поищем. Ну, например, ненависть к взяточникам, а Калмыкова вам охарактеризовали, как крупного взяточника. Вы узнали, каким маршрутом он ездит, на какой машине, и захотелось вам его застрелить, побороться с коррупцией. «Мотоциклиста Передонова» не знаете, значит, он приснился этому дурачку Кувезенкову. А нам, что Ардальон Передонов, что майор Пронин, все едино. Это — имена литературных персонажей. Кого вы Кувезенкову сказали назвать, того он и назвал. Искать такого человека глупо, Передонов реально не существует. А, на самом деле, вы сами все организовали. Вы — инициатор, вы — и организатор».
Пришел помощник, и следователь спешно удалился. Мондровский провел в камере бессонную ночь. Хоть он и догадался, что «Мотоциклист» не найден, следователь блефует, но, тем не менее, решил кое в чем признаться.
На следующем допросе Мондровский сообщил имя «Мотоциклиста» и сознался, что это он предложил ему Кувезенкова в качестве помощника. Мондровский сознался также, что от Шемаханова получил заказ стрелять в машину Калмыкова, чтобы его испугать, чтобы он без взятки подписал документы.
Стали искать Алексея Федоровича и «Мотоциклиста». Искали преступников, которых следует наказать, никаких полезных сведений они дать уже не могли, все было ясно.
Мондровский и Кувезенков скучали в своих камерах без допросов. Шемаханова допрашивали по два раза в день.
На вопрос следователя, кто сообщил ему, в какой больнице лежит раненый генерал Калмыков, и кто передал Калмыкову в больницу письмо с угрозой убить сына, Шемаханов ответил, что ничего об этом не знает. Тогда следователь пригрозил ему, что начнут допрашивать врачей. Привезут в больницу Шемаханова, займут кабинет и начнут в этот кабинет приглашать по одному врачей-земляков. Найдут и трепача, и «почтальона». После этого отделение будет опозорено, и его, скорей всего, разгонят.
Шемаханов начал торговаться. Договорились, что Шемаханов сообщает фамилию человека, который сказал ему про Калмыкова и передал письмо, а следственных действий в больнице проводиться не будет. Этому человеку скажут, чтобы уволился из больницы «по собственному желанию». Когда на этом договорились, следователь спросил: «А зачем вы Калмыкову смертью сына угрожали?» Шемаханов ответил: «Это я ошибся, честно признаю. Сердце горело, не мог терпеть! Хотел, чтобы Калмыков этот тоже мучился. Я больше трогать никого не собирался, клянусь!»
На вопрос следователя, кто поручил оказать силовое воздействие на уполномоченного правительства Калмыкова, Шемаханов твердо отвечал: «Никто! Он меня лично оскорбил! Это взяточник и негодяй!» Формулировка «оказать силовое воздействие» была найдена в результате спора. Шемаханов не соглашался на глагол «убить», а следователь не признавал глагола «испугать». «Что ж вы за свои деньги это сделали?» — спрашивал следователь. «Зачем за свои? Из сейфа взял!» — отвечал Шемаханов. «А отчитались бы как за эти деньги?» «Сказал бы, дал Калмыкову, чтобы зачет подписал. Хозяева знают: не подмажешь, не поедешь! Хозяевам все равно, испугался он или деньги взял, лишь бы дело было сделано». «И вам бы поверили?» «У нас людям верят! Это в Москве не верят! Расписку даешь, все равно не верят!» И так много раз. С этой позиции сдвинуть Шемаханова не удалось, чтобы найти настоящих заказчиков покушения, нужно было еще работать или согласиться с тем, что преступление совершено по заказу Шемаханова.
На одном из последних допросов следователь сказал Шемаханову: «Вы все время ведете себя так, как будто генерал Калмыков виноват перед вами и перед «Южным комбинатом». Хоть вы и преступили закон, и формально виноваты, но по сути считаете, что Калмыков заслуживает наказания, как бесчестный человек». «Да, правильно понимаете», — ответил Шемаханов. «Откуда вы знаете, что Калмыков задержал зачет?» — спросил следователь. «Хозяева так сказали. Им верный человек сообщил!» «Ваш «верный человек» — мошенник. Он себе большой процент комиссионных заложил, поэтому другая сторона отказалась от зачета, слишком мало им оставалось», — упрощенно объяснил ситуацию следователь. «Не верю этому!» — сказал Шемаханов. «Вот документы, — стал объяснять следователь. — Это — акт сверки между «Южным комбинатом» и тульским заводом, вашим первоначальным партнером. Вот — просьба аннулировать акт сверки, поданная через два дня после сдачи документов в уполномоченный банк. Вот — новый акт сверки между тульским заводом и кемеровским предприятием, составленный через месяц. Этот зачет прошел. И Калмыков документы завизировал». Шемаханов смотрел на документы, ничего не понимая. Следователь подождал и сказал: «Я вам дам в камеру копии документов. Можете до завтра их изучать».
На следующий допрос Шемаханов пришел небритый, осунувшийся, что называется, потерянный. На вопрос следователя, изучил ли он документы, Шемаханов с сильным кавказским акцентом, которого раньше не чувствовалось, и на «ты» попросил: «Еще раз расскажи!» Следователь снова воспроизвел восстановленную им цепь событий и добавил: «Калмыков не задерживал вашего зачета. Он вообще не знал о вашем предприятии. Вам отказали в приеме, потому что нечего было обсуждать, документов ваших у Калмыкова не было!» «Ах-ах-ах! Скажи только, где этот подлец?!» — Шемаханов спрашивал о посреднике, которого собирался разорвать собственными руками. Следователь ответил, что Алексей Федорович скрылся за границей, и его ищут.
В дальнейшем Шемаханов мог понадобиться следователю только в том случае, если бы высшее начальство не удовлетворилось им как заказчиком преступления и потребовало искать настоящих заказчиков среди хозяев комбината.
Если заказчиками преступления были руководители Шемаханова, то нужно было срочно выводить из-под возможного удара Калмыкова и его семью. На «Южный комбинат» от имени уполномоченного банка направили письмо, в котором сообщалось следующее. В результате проведенной проверки выяснилось, что документы на проведение зачета были сданы в уполномоченный банк такого-то числа, затем отозваны по просьбе тульского завода такого-то числа, поэтому в ведомство Калмыкова документы не направлялись. О факте отзыва документов «Южному комбинату» обязан был сообщить посредник, поставивший свою подпись на документах о прекращении зачета на основании доверенности, выданной директором «Южного комбината». К письму были приложены ксерокопии документов, подписанных Алексеем Федоровичем. О покушении и об уголовном деле в письме не было ни слова.
