Галина Щербакова - В поисках окончательного мужчины (сборник)

…говорят, хорошо в Финляндии… Но все дорого… Мартти Ларни. «Четвертый позвонок». Думали, сатира…

…Кулибин суетится с «неграми». Он считает, что это как комсомольская работа…

Лицо стянуто, особенно это чувствуется у щели рта. Губы пульсировали, они одни жили на лице с маской, которая ничем, ни капелюшечки не отличалась от посмертной маски. Только губы продолжали набрякать почти сексуально.

А потом Ольга ударилась во все тяжкие.

Я позвонила ей и напомнила о шляпе.

– Выбрось ее, – сказала она. – Нельзя оставлять у себя следы собственного поражения. Или носи на здоровье. На тебя мое горе не перейдет. Это вот Маньке я бы не отдала.

– Продай ее. Она же дорогущая.

– Вот ты и продай, я к ней даже прикасаться не хочу.

Сейчас в шляпе ходит Оксана Срачица. Она как ее надела, так и забыла снять. С балкона я вижу, как она идет по улице, и шляпа прикрывает их, ее и смуглявого спутника. С балкона это смешно, а при встрече – нет. У Оксаны природное, генетическое чувство красоты. Она победила шляпу каким-то неуловимым изломом ее полей, легкой сбитостью набок, закрученной на ухе косой, такой всегда затылочной, а тут выставленной в пандан шляпе, которая тут же стушевалась перед косой и стала самой собой. Шляпой. Как-то очень к лицу шляпы оказался и Оксанин кавказец. Он всем своим видом восхищался женщиной, с которой шел, и выяснялось, что именно это было главным в истории про шляпу, косу и Оксану.

Глупости я думала, размышляя о времени вчерашнем и завтрашнем. Все не так и все не то.

Я молю Бога о милости – малости.

Вон идет многодетная Оксана с многодетным чужим мужем.

Где-то в Германии ее муж греет бок дебелой немке. И я так страстно хочу, чтобы муж этой немки нашел на этой земле жену и детей Оксаниного кавалера. Только так мы победим тех, кто убивает нас и разделяет. Мы будем создавать неразрывные кольца, несмотря на все проклятые войны, и назло будем носить шляпы, которые нам к лицу во все времена.

Гриша Нейман

Он возник с подачи Ванды. Позвонила и попросила пустить на пару дней хорошего дядьку. Ростовского челнока.

– Это как же у вас нет машины? – Первое, что он спросил. Потом он спросил: – Это как же у вас нет своего таксиста?.. И… как же нет маленькой квартиры под склад?

Ольга засмеялась и сказала, что всегда так жила, так живет и собирается жить дальше.

– Вы много на этом теряете, – сказал Гриша.

Он очень долго был в ванной, так долго, что вызвал у Ольги возмущение, хорошо, что хоть издавал звуки бурной жизнедеятельности в воде, иначе пришлось бы стучать, мало ли что?

Вышел он в кулибинском халате, хотя никто ему этого не позволял.

– Я надел, – как о решенном сказал Гриша, идя прямо к столу, как будто мог быть другой путь. Он жадно стал есть курицу, которую Ольга уже три раза разогревала.

В общем, надо было уйти, чтоб не раздражаться громкостью поглощения пищи и легким постаныванием от высасывания косточек. Ольга предусмотрительно положила на стол нормальные матерчатые салфетки и была потрясена, когда Гриша сладострастно обтер масляные пальцы прямо о халат.

– Салфетка же! – закричала она.

– Спасибо, – сказал он. – Уже не надо.

Он засмеялся, видя ее растерянно-гневное лицо.

– Я такой и дома, – сказал он. – Жена стесняется выпускать меня в люди. Такие все мелочи… Женщины вообще существа мелочные… Вы тоже… Но и я хорош… Расслабился… Ванна… Курица… Вы оставьте мне ее на ужин… Потом плесните на нее кипяточком, дайте загореться, и ничего больше… Конечно, если еще ложка сметаны… Вот видите! Я уже хочу ужинать… А я еще только обедаю.

– Ну так доедайте, – раздраженно сказала Ольга.

– Но у вас же еще кофе? И вы купили бублики… Дайте мне масла на них, а курица останется на ужин. Я буду ждать ее нетерпеливо.

Ольга поставила масло, кофейник и ушла в спальню. Там она посидела, задерживая выдох по системе Бутейко, чтоб накопить в себе углекислый газ. Выясняется с течением времени, что он нам – газ – самый нужный и каким-то боком мы как бы тоже цветы в этой жизни. Она пустила этого гостя к себе только ради Ванды. Значит, надо стерпеть.

Он появился в дверях спальни, довольный, сияющий.

– Квартира у вас ничего… Для одного человека.

И тут только Ольга поняла, что Ванда не в курсе того, что Кулибин вернулся. Последний раз они виделись в Варшаве. Ольга тогда вся была настроена на Париж. Когда же ехала обратно, не хотела даже звонить с вокзала, но в последнюю минуту все-таки набрала номер, и ей повезло: попала на автоответчик. Сказала бодро, что возвращается, что съездила в общем и целом ничего. Но что Варшава не хуже. Больше ничего Ванда об Ольге не знала, поэтому Гришу Неймана она отправила к одинокой женщине. Тогда можно вполне вообразить: Гриша представил себе мужской халат как вещь ничейную. Или всеобщую.

Тут и позвонил Кулибин. Он сказал, что зять попросил его съездить с ним на растаможку.

– Это дело может быть долгим, но ты не волнуйся. Он меня привезет. Мужик появился?

– Очень даже, – ответила Ольга.

– Понял, – засмеялся Кулибин. – Отправь его в Мавзолей или куда еще…

– Так и сделаю, – ответила Ольга.

– Пойдете в город? – спросила она Гришу.

– Да вы что? – закричал он. – Скажете еще в Мавзолей…

Ольга внимательно посмотрела на гостя. Слышать слова Кулибина он не мог, но «на волне» они оказались одной.

– А я как раз хотела вас туда отправить. Вдруг захоронят вождя, будете потом жалеть…

– Я в нем был пять раз, – ответил Гриша. – Его что, переодели в новый костюм? Версачи или Труссарди?

– Теперь уже можно так шутить, – сказала Ольга.

– Так слава же Богу! – ответил Гриша.

Он рассказал о своей жене-казачке, которая не хочет уезжать в Израиль.

– Станичники меня просто прибьют, если что… Хорошие все люди, но за свое держатся ой-ей-ей. А их свое – это значит не мое. Сыну уже подарили шашку, форму, дед над ним квохчет, как та дура в перьях. Один у него внук, а остальные девчонки. Я люблю сватов, хоть они в глубине души антисемиты… Но меня допустили… Ничего плохого не скажу… Я у них как еврей при губернаторе. Я ихний Березовский. Ничего, да? Сам я, как и полагается, инженер… Жена – учительница музыки! Флейтистка. Один ученик за три года. Казачонку моему, кроме шашки, как понимаете, и поесть, и попить надо, чтоб потом было чем покакать. Вот и мотаюсь. Ванду я знаю давно. Она училась с моей сестрой в Ростовском университете.

– Странно, – сказала Ольга. – Я не знала этого. – Ей даже стало не по себе: никогда Ванда не говорила ей про университет в России. То, что она хорошо знала русский, объясняла тем, что во время войны пришлось спасаться вместе с русской семьей. Но про университет! Ни слова.

«Полячка стеснялась ненужного образования, – думала Ольга. – А инженер вот не стесняется. Чешет все, как есть».

Вот так на ровном, можно сказать, месте возникла у них родственность.

– Сестра моя, – продолжал Гриша, – профессор в Иерусалимском университете. Они там изучают славянскую литературу. Ванде это – нож в самое сердце. У них когда-то была одна тема, одни интересы. А где Ванда, где сестра?

– Ванда, между прочим, в Варшаве, и с ней все в порядке, – почему-то рассердилась Ольга.

– Да! Да! – ответил Гриша. – Как будто можно высоко вырасти с мечтой про купить-продать. Жена моя училась флейте, а я мечтал использовать шахтерский терриконовый ландшафт для строительства города цветов. Я мечтал оживить мертвые горы. Надо иметь мечту. Иначе не вырастешь вообще.

– Мы на своих мечтах и подорвались, как на мине, – ответила Ольга. – Выяснилось элементарное. Хлеб надо зарабатывать трудом. И не трудом во имя некоего блага, которого нет вообще, а именно трудом для хлеба.

– Не унижайте так низко труд! – закричал Гриша. – И для масла тоже!

Они потом много смеялись, вспоминая политэкономию, диамат, получалось – вспоминали молодость…

Разгорячились, развеселились. Ольга предложила еще выпить кофе, достала бутылку коньяка.

– А сразу пожалели! – закричал Гриша. – Ну что за женщины! Что за женщины! Почему вас обязательно надо заворачивать в слова?

Когда она проходила мимо, неся чашки в мойку, он положил ей руку на живот. Положи он ей руку на талию, на бедро, даже на попу, она просто бы отступила. Но это было так горячо и сразу, что она не заметила, как слегка согнулась, сжалась, будто обнимая в ответ его ладонь.

– Ты классная! – сказал Гриша. – Такое свинство, что ты одна.

Он нес ее на руках, а она объясняла ему, что не одна, что сошлась с мужем, вернее, не так, просто она заболе… Господи! Кому нужны были эти пояснения!

Потом они снова смеялись: мол, вдруг бы пришел Кулибин, который ни на какую растаможку не попал…

– Я до сих пор не знаю, что лучше: что он есть или чтоб его не было, – сказала Ольга.

– Нет вопроса, – быстро ответил Гриша. – Хорошо, что есть… Мужчина в доме делает климат.