Инна Тронина - Операция «Купюра»
– Пап, я на продлёнке половину уроков сделал, а потом только подрался. По русскому упражнение осталось, и по матеме два примера…
– Не понимаю я тебя, Богдан Михалыч! – Ружецкий положил свои тяжёлые руки на хрупкие плечики сына. – Можешь ты мне простую вещь объяснить? Неужели так трудно тетради в порядке содержать? Разве самого не тошнит?
– У всех такие, – пробормотал сын и опустил голову.
– Ну, положим, не у всех, – возразил Ружецкий. – Вот я про себя могу сказать, что никогда подобного не вытворял. Гляди-ка! – Он повернул мальчишку то одним, то другим боком. – Половины пуговиц нету на форме…
– Пап, ты что, и не дрался никогда? – удивился Богдан.
– Конечно, дрался. Но сейчас не о драках речь, а об аккуратности. Я. если мне рожу расквасят, первым делом к Волге – и мылся. Пока матери дома нет, возьму иголку с ниткой и зашью, где порвал. Не хотел её расстраивать, грузить лишней работой…
– Бабу Галю? – почему-то уточнил Богдан.
– Да, её. Мать моя в суде работала, в городе Калинине. А жила в посёлке, и потом в автобусе ездила. Это очень тяжело, я знаю. На бандитов и хулиганов целыми днями смотреть, общаться с ними, приговоры выносить. Они ведь бывали и смертными – для убийц и насильников…
– Их расстреляли? – шёпотом спросил сын. – Бабушка приговорила?
– Не всех – кое-кому смягчили наказание, – вздохнул Михаил. – Но мать всё равно страдала очень. И одновременно считала, что без высшей меры обойтись нельзя. Это – огромная ответственность, понимаешь? И я не мог жизнь ей осложнять. И так мужскую работу выполняла, старалась меня в люди вывести. Очень переживала, что я без отца рос. Это уже потом, когда она замуж вышла, стало легче. Мы в Ленинград приехали, и мама радовалась – хоть воду и дрова не таскать…
– Пап, но наша-то мама не с бандитами работает! – возразил Богдан. – И воду с дровами не носит.
– А ты думаешь, что в билетных кассах лёгкая работа? Видел, какие там очереди? Гам стоит целый день, клиенты нервные. У нас кругом такой бардак, что чёрт ногу сломит! Пооформляй-ка билеты целую смену, с двумя перерывами по полчаса! Быстро на уши встанешь. Ладно, иди руки мой. И подумай на досуге, стоит ли дальше дружить с Курозенковым. Ничему путному ты у него не научишься, только сам по наклонной скатишься. Беги, приведи себя в порядок! – Ружецкий легонько подтолкнул сына в спину. – И у меня ещё дел полно…
* * *Богдан сцапал свой дневник и убежал в прихожую. Его отец усмехнулся, ладонями разгладил листы протоколов. Ладно, что с Кулаковым получилось удачно. Хотели сегодня искать бригадира скупщиков, а он сам позвонил на Литейный, попросил встречи по делу о купюрах. Всеволод Грачёв и Александр Минц занимались брокером Джеком-5, который действительно оказался Юозасом Делиникайтисом. Очень быстро выяснилось, что это – рабочий кооператива, инженер-технолог с высшим образованием, который приехал в Ленинград из Зарасая, да так тут и остался. Сейчас ему шёл тридцать второй год. И, вроде, ни в каких уголовных делах Делиникайтис замечен не был. Жил он с семьёй на Владимирском проспекте, где и надеялись его прихватить – если повезёт.
К Борису же Кулакову выехали Михаил с Тенгизом – как оказалось, Нечаев дал верный адрес. Дом этот стоял на углу улиц Школьной и Оскаленко – серый, двухэтажный, немецкой постройки. Серёга слёзно просил пока его из камеры не отпускать, потому что, хоть и узнал об аресте Габлая, очень боялся расправы. Но его всё же отвезли домой, в Заневку – поздно вечером, чтобы никто не видел. Теперь Нечаев безвылазно сидел дома, дрожа от страха, но есть и пить всё равно хотел. И Евгения Даниловна, высунув язык, носилась по очередям, чтобы прокормить своё непутёвое чадо.
И всё это время Михаил думал, как же быть дальше с предложением и угрозами Инопланетянина. Конечно, идти с ним на сговор никто не собирался, но и дурачить его, крутить, хитрить и юлить тоже не было смысла. Два предупреждения уже последовало, примерно известен срок – три дня с момента звонка на квартиру московской Севкиной тётки. Значит, завтра должно поступить и третье, последнее – чистый лист бумаги, означающий смертный приговор. Обычно он приводился в исполнение в течение суток, и «братва», конечно, постарается успеть до конца месяца.
Только вот вопрос – это касается всех членов группы или только младшего брата? Когда придёт уведомление, выяснится – тогда чистые листы получат все. Другое дело, что вряд ли всю группу даже Стеличек в состоянии уничтожить разом. Кто-то обязательно спасётся, но всё равно потом будет жить в постоянном ожидании скорой расправы, потому что ни те, ни другие не отступят, пойдут до конца. Инопланетянину тоже жизнь мёдом в таком случае не покажется – Горбовский и прочие об этом позаботятся…
Ружецкий тряхнул головой, отгоняя невесёлые мысли, и решил, что нужно работать. Никаких вариантов всё равно нет, раздумывать не над чем. И потому надо стараться, чтобы к моменту развязки как можно больше материалов лежало в сейфе на Литейном. Тогда, в случае чего, другим будет гораздо легче кончать это дело.
Севка говорил, что Шура Сеземов, его приятель, тоже из гебистов, держит массу досье дома. Это, конечно, категорически запрещается, но всякий раз на Литейный тоже не набегаешься. Конечно, папки эти второстепенные, и сведения касаются таких вот телефонных брокеров и продажных банкиров. Вроде бы, материала накопилось уже достаточно, и он тоже скоро пойдёт в ход…
Михаил уселся поудобнее, поближе придвинул лампу и стал читать. Но потом остановился, поняв, что это делать не нужно. Весь разговор с Кулаковым восстановился в памяти каким-то чудесным образом, и теперь Ружецкий слышал каждое слово, произнесённое там, в Новой Деревне.
Да, не так всё представляли себе они с Тенгизом, когда своим ходом, чтобы не привлекать внимание казёнными номерами машин, отправились к Кулакову в гости. Борис Ананьевич, что удивительно, нашёлся сам, назначил встречу на одиннадцать дня и попросил обязательно быть.
– Чего это он такой ласковый? – проворчал Михаил, прилаживая под пиджак кобуру. Из-за того, что на нём был толстый свитер, а сверху – дублёнка, получилось не очень удобно. – Боюсь, что засаду на хазе устроит, а то без оружия бы пошёл…
– Ну, и чего он этим добьётся? – Тенгиз ещё ничего не знал ни о письме Стеличека, ни о его московском звонке. Батоно, как члена опергруппы, это всё тоже касалось, но братья до получения чистого листа решили его не беспокоить. – Просто хочет контакт установить, чтобы получить меньше. Такими делами дураки не занимаются. Значит, Кулаков умный, и всё уже просчитал. Вот увидишь, Мишико, что он там весь мокрый со страху…
День был пронзительно-холодный – даже по сравнению с тем, что они провели в Москве. Неживое голубое небо почти вплотную нависло над белыми от изморози деревьями. Сверкал жёсткий, скрипучий снег, да носился над кладбищем и над домами обдирающий лица ветер.
Тенгизу пришлось по дороге забрать из школы дочек – семилетнюю Медею и Като, тремя с половиной годами старше. Жила семья на Каменном острове, в одном из жёлтых корпусов с широкими окнами. Нанули боялась, что девчонки заиграются во дворе, простудятся, заболеют, и потому попросила их встретить. Чтобы не провоцировать очередной скандал, Тенгиз дочек встретил и оставил дома, заперев дверь снаружи, чтобы они всё-таки не удрали гулять.
– Вот такая работа у меня, Мишико! – жаловался батоно, когда они на подвернувшемся трамвае ехали к Кулакову. – Нанка после того, как я из Москвы вернулся, совсем невозможная стала. Требует отчёта за каждую копейку, за малюсенькое опоздание – форменная мегера! Наговорили ей про меня, что ли? Я же в ресторане Габлая брал, а не с бабами гудел, а она не верит. – Дошло до того, что я на службе отдыхаю, потому что дома куда тяжелее – честно тебе говорю…
Они вышли на нужной остановке и по улице Оскаленко добрались до Школьной. У самого дома Кулакова яростно орудовал лопатой молодой краснорожий дворник. Конечно, на такой стуже любого нахлещет, но сам факт присутствия здесь днём подозрительного человека уже настораживал. Ружецкий и Дханинджия непроизвольно коснулись друг друга плечами – «тихарей» они научились распознавать с полувзгляда.
Получается, что за квартирой Кулакова тоже следят, и самого его зацепили. Правильно они сделали, что не поехали на «Волге» с милицейскими номерами, а так ещё неизвестно, куда идут мужики и по какому делу. От мороза они прикрыли лица шарфами почти до самых глаз, и мнимый дворник вряд ли смог их в точности узнать. Хоть тут квартир и мало, но всё же возникнут вопросы, которые «тихарю» придётся согласовывать с начальством.
Так или иначе, но вошли в дом беспрепятственно, и дворник даже не сделал попытки подойти поближе. Поднявшись на крылечко, Ружецкий позвонил прямо с улицы. Дверь тотчас же открылась, и невысокий сухой дядька с короткой седой бородкой впустил их в прихожую.
