Дмитрий Барчук - Александрия
– Мы еще кого-то ждем?
Царь покраснел как красная девица и ответил, смущаясь:
– Он для Господа нашего Иисуса Христа!
Теперь уже Меттерних не знал что и сказать.
– А-а-а! – протянул он, словно что-то понял в происходящем.
– Извините, князь, – перебил его Александр. – У нас с баронессой время молитвы. Вы можете пока полюбоваться видом. А если хотите, можете присоединиться к нам.
– Нет, спасибо, Ваше Величество, – поблагодарил благовоспитанный министр. – Я лучше подышу свежим воздухом.
Царь и баронесса вошли в дом, но через раскрытое окно князю было хорошо видно, как они опустились на колени перед распятием и стали молиться. До уха князя доносились лишь обрывки этой странной молитвы:
– …благослови, Боже, победителя Змия… помоги живому предисловию к священной истории…
Наконец они закончили исполнение своего обряда и вернулись к заждавшемуся гостю.
Меттерних боялся, что на обед подадут лишь хлеб, которым Иисус когда-то накормил голодных, и какое-нибудь церковное вино типа кагора. Но его опасения оказались напрасными. В доме у баронессы была отменная французская кухня, и ее повар постарался на славу. Поэтому после хорошей закуски и доброго вина первоначальное впечатление шока от увиденного в этом странном доме несколько стерлось, и можно было начинать говорить о серьезных вещах, для чего, собственно, министр сюда и приехал.
– Я бы очень хотел, Ваше Величество, чтобы под патронажем держав-победительниц был подготовлен всеевропейский договор о мире и сотрудничестве, который не только бы гарантировал незыблемость монархического строя в государствах, но надежно уберегал их от новых революций и войн, – высказал свою точку зрения австрийский дипломат.
– Я полностью согласен с вами, князь. И даже более. Я знаю, что нужно поместить в качестве краеугольного камня в фундамент будущего европейского миропорядка.
Меттерних весь превратился в слух.
– Интересно, очень интересно. И что же это такое, Ваше Величество?
Царь еще немного помолчал и, только окончательно убедившись, что гость заинтригован до предела, вымолвил:
– Это Библия. Священное писание.
Не дождавшись ответа, государь развил свою мысль:
– Применение заповедей Божиих не должно ограничиваться частной жизнью. Напротив, они должны управлять волею царей и всеми их деяниями. Вечный закон Спасителя должен лечь в основу управления государствами и в международные отношения. Все христианские правители должны объединиться в Священный союз. Только так они смогут соединиться узами действительного и неразрывного братства, признать себя как бы единоземцами, а своих подданных как бы членами единого народа христианского. А внутри своих владений государи будут управлять подданными и войсками, как отцы семейств.
Представитель Габсбургов не знал, что и ответить на это предложение. Настолько далеким от реальной жизни оно ему казалось.
– Но, Ваше Величество, между христианскими народами так много различий. Право же, я даже представить себе не могу, чтобы католики, протестанты и православные забыли обо всех своих разногласиях и объединились.
– Вы ошибаетесь, мой друг, – ласково ответил государь, словно он сам уже облачился в рясу священника. – В христианстве есть нечто более важное, чем различия в вероисповедании. Это само Священное писание. Вот вечное. Начнем вместе преследовать неверие. Вот в чем корень зла. Будем вместе проповедовать Евангелие. Это великое дело. Я надеюсь, что когда-нибудь все вероисповедания соединятся. Это на самом деле возможно. Но время еще не пришло. Давайте же будем приближать его. И тогда не будет никаких войн и революций. Миром станет править Добро.
Меттерних заслушался сладкой речью русского царя, будто бы присутствовал на церковной службе. Но очень скоро опомнился от наваждения и учтиво произнес:
– Я от всей души благодарю вас, Ваше Величество, за столь содержательную беседу. Я обязательно передам ваши предложения императору Францу. Они необычны, но заслуживают самого серьезного изучения. А вам, баронесса, большое спасибо за отменный обед. Очень был рад знакомству с вами.
«Наивный чудак! И на этой религиозной химере он собирается построить новую Европу? – размышлял про себя князь, пока его коляска проезжала по душным парижским улицам. – Или этот хитрый византиец готовит крестовый поход на Константинополь? Но это ему не удастся. Босфора русским не видать как своих ушей. Зато набожность царя можно ловко использовать в своих целях. Если хочет он Священного союза, пусть его получит. Но под сладким елеем богословских истин все равно будет суровая правда жизни. Каждая нация за себя, а Бог за всех. C'est la vie».
Глава 8. Сын за отца
Один из первых латиноамериканских сериалов, который показало наше телевидение еще в начале девяностых годов, назывался «Богатые тоже плачут». Бывшим советским гражданам, брошенным родным государством в стихию рынка, было трудно понять, чего же плачется этим богатеям на собственных виллах, в фешенебельных офисах? С жиру, что ли, бесятся?
И вот, став по-настоящему богатым человеком, я на своей шкуре испытал, чего стоит это скромное (или нескромное) обаяние буржуазии.
Ничто не возникает из ниоткуда, и ничто не уходит в никуда. Этот закон сохранения материи применим и к богатству. Дело в том, что, уделяя повышенное внимание накоплению материальных благ, индивид волей-неволей ограничивает себя в духовных вещах. Среди своих коллег-олигархов, бывших и действующих, я не знаю начитанных, высокоинтеллектуальных людей. Да, это целеустремленные, волевые личности, точно знающие, чего они хотят в жизни, и непременно, любой ценой добивающиеся поставленных перед собой целей. Вечная гонка за право быть первым требует таких колоссальных затрат жизненной энергии, что ее не остается для самых дорогих и близких тебе людей. Никакие модные салоны и безграничные суммы на кредитной карточке не заменят жене любящего мужа, а детям дорогие гувернеры и престижные школы – заботливого отца. Все это – эрзац. Жалкая подачка, чтобы откупиться. Никакие миллионы и миллиарды не стоят тех лишений, на которые успешные люди обрекают свои семьи. Затраты превышают совокупный доход. Это неизбежно ведет к банкротству.
Вчера у меня было свидание с мамой и Лешкой. Если мама использовала любую возможность, чтобы увидеться со мной, то старшего сына я уже давно не видел. Я знал, что у него проблемы в университете, что он плохо сдал летнюю сессию, и его даже готовили на отчисление с юридического факультета МГУ. Потому он и избегал встреч со мной. Это было нетрудно, достаточно не прийти или опоздать в следственный изолятор в отведенное для свиданий время, и нелицеприятный разговор с отцом не состоится.
Я не видел Лешку полгода. За это время он возмужал, расширился в плечах и из нескладного долговязого юноши превратился в молодого интересного мужчину. Прошлым летом он носил жидкую кудрявую бородку, забавно смотревшуюся на детской физиономии. Сейчас же пришел гладко выбритый, в строгом костюме с наглаженными стрелками на брюках.
– Привет, па. Как ты? – спросил он в переговорное устройство с другой стороны прозрачной стенки из сверхпрочного пластика.
– Нормально, сын. Дописываю книжку.
– Здорово. Я раньше гордился, что у меня папа – такой известный бизнесмен. Но писатель – это еще круче.
– А как твои дела?
Лешка не спешит ответить на мой вопрос, а, порывшись во внутреннем кармане пиджака, извлекает из него потрепанную зачетную книжку и прислоняет ее в развернутом виде к стеклу. Пять экзаменов и по всем разными почерками и разными чернилами стоит одна и та же оценка – «отлично».
– Молодец! Значит, взялся за ум. Так держать, – хвалю я сына.
А он, похоже, долго готовился к этому моменту, стремится удержать радостный миг победы и дальше листает зачетку.
– Я исправил две тройки за прошлую сессию на пятерки. Осталась только одна оценка «удовлетворительно» за первый курс. Пересдам этот предмет, и декан говорит мне, что я смогу претендовать на красный диплом.
Я смотрю на сына и не верю своим глазам. Неужели это тот великовозрастный хлыщ, который еще два года назад, загибая пальцы, пренебрежительно говорил об университетских преподавателях, что они овцы. Который все свободное время проводил в ночных клубах и на всевозможных тусовках. Который еще в конце первого курса привел ко мне домой фотомодель и заявил, что решил жениться на ней. Который заявлял, что ему мало триста долларов в день на карманные расходы, и клянчил у меня на день рождения Porche Cayenne за 115 тысяч евро. Неужели это мой сын? Сейчас он живет гораздо скромнее, чем когда я был на свободе. И насколько он стал лучше за это время! Воистину не было счастья, да несчастье помогло!
