Вадим Норд - Вероника желает воскреснуть
Но жизнь вносила свои коррективы. Ни с одной из подруг не удалось расстаться подобным образом. В лучшем случае расставание выражалось в спокойном разговоре. Худшие варианты вспоминать не хотелось. После самого худшего из расставаний Александру пришлось срочно ехать закупаться посудой в Икее. Всей бьющейся посудой – чашками, кружками, бокалами, тарелками и салатницами. Так вот эмоционально прощаются некоторые (сам Александр ни одного предмета не разбил, только осколки сметал да в мешок ссыпал).
Двое из бывших подруг перешли в разряд дальних знакомых. Встречался Александр с ними только в Фейсбуке, и общение не шло дальше поздравлений с праздниками. «Как ты? Все нормально, а ты? Все ОК!» – вот и пообщались.
Ладно, если уж не удалось расстаться по красивому сценарию, то выпить бокал-другой вина никто не мешает, рассудил Александр. Беглая ревизия домашних запасов оказалась удачной – нашлись и красное вино, и плитка шоколада, и пакетик с сушеным инжиром. Легкую меланхолию лучше заедать чем-то сладким.
Но – сначала дело. Делу время – меланхолии час. Александр включил ноутбук и, пока он загружался, удивлялся тому, какой насыщенный выдался сегодня вечер. Насыщенный и непредсказуемый. В такие вечера особенно остро ощущаешь неупорядоченность жизни и наслаждаешься этим ощущением.
В самом деле – кто бы мог подумать, что Алена изменит внешность, раздобудет где-то незнакомый Александру автомобиль и будет выслеживать его?
А если бы кто-то сказал Александру утром или днем: «Сегодня вы снимете проститутку», то что бы он на это ответил? Точнее – что бы он об этом подумал, потому что отвечать на подобные глупости можно только улыбкой? Подумал бы, что у собеседника плохо с головой или с чувством юмора, – ну какие могут быть проститутки сегодня вечером! А девица была прикольная. И ушлая – как непринужденно выбила из Александра «бонус». Сейчас небось вспоминает и смеется. Ну и пусть смеется, на здоровье. Должна же хоть кому-то быть польза от всего этого гротескного детектива. А что? Хитросплетения нитей судьбы поистине неисповедимы. Возможно, что весь этот «детектив» был затеян только для того, чтобы девушка, как бы «снятая» Александром, получила три тысячи триста рублей? А он, Александр, всего лишь почтальон? Кто его знает. Но тогда что же получается? Что весь роман с Аленой был затеян ради спонсирования сегодняшней девицы? Ну это навряд ли… Слишком уж масштабно, как из пушки по воробьям. Цель явно не оправдывает средства… Хотя для того, чтобы выносить суждение, надо видеть всю картину целиком, а он, возможно, видит только часть, кусочек, который ему показали.
Вот так, кстати говоря, люди и сходят с ума или становятся великими философами. Слово за слово, мысль за мысль, и забредаешь в такие схоластические дебри, в которых разобраться невозможно. Бредни заводят в дебри – слоган получился.
– Принимайся за дело, Спиноза! – подстегнул себя Александр. – Расфилософствовался тут, понимаешь.
Ноутбук приглашающе мигнул диодами – пора бы и начинать.
«Я хочу любить и быть любимой», – не один раз говорила Алена. Но она ни разу не сказала: «Я любима, и я люблю». Только «хочу» и «быть». Не означает ли это, что никаких серьезных чувств к нему она не испытывала? Вряд ли. Ее любовь проявлялась во всем, в отношении, во взглядах, в сексе… а разве не говорила она: «любимый» и «я люблю тебя». Говорила, и не раз! А «Я хочу любить и быть любимой» – это всего лишь штамп, въевшаяся намертво фраза, которая произносится автоматически, без осмысления…
– Снявши голову, по волосам не плачут, – вслух напомнил себе Александр, вспоминая лицо Алены в зеркале заднего вида.
Когда надо от чего-то отвлечься при помощи работы, работается особенно хорошо. Статья была готова еще до полуночи, и это с учетом жестких рамок (строго оговоренного количества знаков и регламентированного содержания) и того, что раньше Александру ничего подобного писать не приходилось. Александру удалось найти, как ему показалось, удачную форму изложения материала. «Удачную» в смысле нестандартную, нешаблонную. Скучно начинать статью так: «В московской клинике пластической хирургии «La belle Hélène», расположенной в районе Чистых прудов, оказывают услуги…» Это же не отчет, в конце концов! Гораздо лучше начать так: «Вам хотелось бы побывать в сказке и познакомиться с волшебниками? Думаете, что это невозможно? Напрасно…» Малость нескромно, конечно, но статья-то рекламная, как сказал Геннадий Валерианович, «перехвалить невозможно, можно только недохвалить».
«Когда состарюсь и руки будут трястись настолько, что оперировать уже будет нельзя, но еще не настолько, чтобы не попадать по клавишам, стану подрабатывать написанием рекламных статей», – подумал Александр.
Для хирургов возраст и все, что с ним связано, значит гораздо больше, чем для терапевтов. Особенно для пластических хирургов, работа которых требует максимальной сосредоточенности и филигранной точности в движениях. Ну и выносливости тоже требует, потому что операции большей частью длительные, четыре-пять часов, и это при условии, что все идет хорошо, а уж если что пойдет не так, то и все семь-восемь. Кто-то может сказать, что у стола стоять – это вам не мешки ворочать. Кто-то всегда что-нибудь может сказать, но говорить легко, а вот стоит только попробовать…
То, что стоять на одном месте очень тяжело, Александр понял еще в первом классе. С первой учительницей ему очень не повезло, и не только ему, но и всему классу сразу. Звали учительницу Риммой, а отчества ее Александр уже не помнил. Она отличалась донельзя раздражительным характером, с таким характером разве что ночным сторожем работать или лесником, чтобы с людьми поменьше контактировать, а не педагогом, да еще в младших классах. Если дети шалили, перешептывались или делали еще что-нибудь неположенное, учительница орала на них так громко, что некоторые даже писались с перепугу, и заставляла выстаивать на ногах до конца урока. Некоторые не выдерживали и падали в обморок. Родителям никто из детей про своеобразный метод воспитания не рассказывал – боялись, что те будут ругать за непослушание. Видимо, кто-то из вершителей вселенской справедливости, пожалев детей, решил вмешаться и навести порядок, потому что в январе учительница Римма забеременела и тут же улеглась на сохранение. На замену ей пришла другая учительница, которая говорила тихо и стоянием никого не наказывала. Дети не преминули рассказать родителям о том, что нынешняя учительница гораздо лучше прежней, правда о методах Риммы всплыла, и директор школы, как рассказывала мать, поимела крупные неприятности. С тех пор Александр знал, что стоять на месте гораздо труднее, чем ходить или бегать. Знание, проверенное на собственном опыте, остается с нами на всю жизнь.
Удовлетворение от хорошо сделанной работы в какой-то мере размыло неприятный осадок, оставшийся после истории с Аленой. Но тем не менее настроение было, если можно так выразиться, неоднозначным, то есть так себе, серединка на половинку, ни то ни се. Самое подходящее настроение для умно-вдумчивого отвлекающего чтения, поэтому Александр взял с полки заслуженный, зачитанный том любимого писателя Рюноскэ Акутагавы, раскрыл его наугад и углубился в чтение. Само собой, книга раскрылась на рассказе «Безответная любовь»…
А утром Александра разбудила песня о любви. Везде любовь, никуда от нее не деться.
«Проходит жизнь, проходит жизнь,Как ветерок по полю ржи.Проходит явь, проходит сон,Любовь проходит…»
Какой же огромный вклад в наше культурное развитие вносят соседи, любящие слушать музыку на максимальной или близкой к ней громкости! У Александра таких соседей было сразу два – юная любительница зубодробительного техно за стеной и поклонник шансона ниже этажом. К любительнице техно еще как-нибудь можно было приспособиться, потому что «музицировала» она нечасто, а вот нижний сосед, можно сказать, жил под любимые песни, слушая их с утра до вечера. А что еще делать одинокому пенсионеру, то есть отставнику? Сосед был артиллерийским офицером, а артиллерия, как известно, дело шумное, сказывающееся на слухе далеко не самым лучшим образом. Вот и приходится врубать погромче, а то не слышно. Зимой, при закрытых окнах, сосед доставал несильно, можно сказать – почти не доставал, то есть можно было не обращать на него внимания, но если окна были открыты, тогда держись! Льется песня в открытое окно, и весь дом знает – Артемыч проснулся. Наушники сосед не использовал, ссылаясь на то, что у него от них «голова потеет», к диалогам о добрососедском сосуществовании расположен не был, раньше семи утра и позже одиннадцати вечера никогда ничего не слушал (дисциплина, военная косточка), так что пронять его не было никакой возможности. Даже на автомобиле его не получалось отыграться за неимением такового. Приходилось терпеть и утешаться тем, что сверху и за стеной слева живут тихие спокойные обыватели.
