Татьяна Веденская - Все дело в платье
Она мечтала об отдыхе и даже почти получила его. Дома, в Большом Афанасьевском, Николай за руку притащил Машу в спальню, усадил в кресло – вместо того чтобы, как Маша и ожидала, уложить на кровати – и удалился в ванную комнату с самым таинственным видом. Он набрал теплую ванну, добавив туда Машину пену, дававшую миллион пузырей. Николай зажег свечи и достал из шкафчика любимое Машино масло для тела, легкое, ароматное, с тонкими нотками мандарина и ванили.
– Сейчас будет главная часть нашего вечера, – улыбался он, наблюдая за чуть бледным, усталым лицом своей невесты. – Ты знаешь, я ведь еще и массаж умею делать.
– В тебе просто море достоинств, но зачем же ты все это время скрывал их?
– Потому что, откровенно говоря, предпочитаю, чтобы массаж делали мне. НО… – и он поднял в воздух обе руки, – сегодня твой вечер, и я собираюсь сделать все возможное… что такое… ты побледнела? Я сказал что-то не то?
Маша замотала головой, и сама не понимая, что именно не так. Внезапно закружилась голова, и она была вынуждена осесть на деревянную скамеечку в ванной, чтобы не упасть.
– Ух… что такое? – пробормотала она, стараясь дышать полной грудью. – Ты не мог бы выйти на секундочку.
– Никуда я не пойду. Что такое? Ты можешь сказать мне? Где болит? – Николай присел рядом, но Маша замотала головой.
– Мне нужно… нужно. Выйди, ну же! На минуточку!
– Но, Маша…
– Да что же это, я и в туалет не могу сходить? – возмутилась Маша, и только после этого Николая удалось выдворить из помещения. Маша же подтянула колени, обняла свои ноги, закрыла глаза и попыталась вдохнуть. Голова продолжала кружиться, к тому же было как-то странно нехорошо. Через несколько секунд она поняла, в чем дело, и бросилась к унитазу. Ее тошнило. Что это? Ее не тошнило с тех пор как… да никогда ее не тошнило. Что за ерунда!
– Так, дело серьезное! – Маша обернулась и с ужасом увидела, что Николай опять торчит в ванной, но сил жаловаться у нее не было. – Я вызываю «Скорую».
– «Скорую»? – вытаращилась Маша. – Нет, я не хочу ни в какую больницу. Мне плохо!
– Логика железная! – выкрикнул Николай, помогая Маше встать и добраться до раковины. – Мне плохо, поэтому я не поеду в больницу.
– Я не поеду, – повторила Маша, но тут с нею случился новый приступ. Николай стоял и беспомощно наблюдал за тем, что происходит. Он и сам побледнел так, словно ему тоже стало плохо, но это – от страха. – Позвони маме.
– Маме? Зачем? Она уже спит, наверное. Она ничего не понимает в таких делах, она же не врач.
– Врач! Она – врач! – простонала Маша.
– Да нет же, она… А, ты о своей маме, – дошло до Николая. Маша сидела на полу, бросив на колени полотенце. Заполненная пеной ванна стояла, так и не понадобившись.
– Ох, снова! – и Маша чуть не заплакала от досады. Ну надо же было в этот момент оказаться тут, с Николаем. Осталась бы дома, сейчас бы мама…
– Что? Да, да! – голос Николая заглушал звук льющейся воды. – Вырвало два, нет, постойте, три раза. Голова? Маша, у тебя кружится голова? – Маша кивнула, сил говорить не было. – Да, говорит, кружится. Усталость? Ну, конечно. Что? Сидит на полу. Поднять? И куда посадить? Что? На холодном? У нас теплый пол. Не понял. Беременна?
В теплом влажном воздухе, наполненном ароматом мандаринов и ванили, повисла пауза. Маша выпрямила спину и с ужасом смотрела на распахнутые глаза Николая. Беременна? Она?
– Теоретически, наверное, может, – медленно кивнул Николай. Его голос теперь звучал совершенно иначе. – Что? Привезти? Не знаю, ей плохо. В машине может же стать еще хуже. Да. Могу вызвать. Конечно, я могу вызвать кого угодно. И вы подъедете?
Вечер, закончившийся так хорошо в ресторане, получил неожиданное продолжение, которого Маша совсем не просила. Николай отбросил телефон и подсел к Маше на пол.
– Твоя мама сказала, что ты беременна, – пробормотал он, глядя на девушку совершенно новым взглядом. Так смотрят картину в старом доме, знакомую, привычную, красивую, конечно, но не вызывающую тем не менее истерик, когда вдруг выясняется, что картина эта написана рукой великого Ренуара.
– Моя мама-то откуда знает? – пробормотала Маша, пугаясь того, что, как это часто случалось, мама могла оказаться права. – Может быть, она добавляла ко всему этому такие слова, как «возможно» или «есть такая вероятность»?
– Маша, а что, если ты беременна? – прошептал Николай, и глаза его сверкнули. – Что ты чувствуешь? – и он вдобавок ко всему взял и положил руку на Машин живот, совсем как это делали в голливудских фильмах. Маша не чувствовала ничего, кроме новой панической атаки. Это называется: будем делать все постепенно? Обручение – год, свадьба – год или даже два. Окончание проекта парка в «Русском раздолье», а уж потом беременность, материнство, старость, внуки. Господи, вся жизнь пробежала перед глазами! Так, кажется, пишут в книгах. Не пробежала, пролетела.
– Маша, скажи что-нибудь, – Николай обнимал, растирал Машины плечи. – Я вызвал врача из нашей частной клиники. Твоя мама сказала, что тоже сейчас подъедет.
– Зачем? – простонала Маша. – Мне уже лучше.
– Хорошо, что стало лучше. Но рисковать ребенком нельзя, – улыбнулся Николай.
Маша изумленно посмотрела на него.
– Ты так говоришь, будто хочешь этого – и хочешь прямо немедленно.
– Ну, а почему нет? – удивился Николай. – Разве ты не хочешь ребенка?
– Я не знаю. Я просто не знаю! – воскликнула Маша со злостью.
– Все хотят ребенка, это нормально, – так же агрессивно ответил он. – А ты – нет. Разве это не странно?
– Считаешь меня странной? – чуть не расплакалась Маша. – Мы только сегодня познакомились с твоими родителями, а я уже беременна. Ни времени, чтобы узнать друг друга, ни возможности что-то спланировать.
– Ты не хочешь сидеть дома, да? Хочешь ездить за границу, отдыхать, тусоваться с друзьями?
– Да я даже не думала ни о чем этом, понимаешь? – Маша слышала свой голос, но не узнавала его. В горле першило, она пыталась откашляться.
– Хорошо, но если это уже случилось, что теперь? Можешь ты подумать об этом теперь? – холодно спросил Николай. Маша видела, что ее слова вызывают совершенно обратный эффект, и вместо понимания, кажется, начинается новый конфликт. Раньше чем Маша успела ответить на вопрос, в домофон позвонили. Приехал доктор, и Николай вышел, оставив Машу сидеть в ванной. Ей стало лучше, больше не тошнило, но все еще чувствовалась слабость в теле и это странное першение в горле.
Может она подумать о ребенке? Маша помнила, как родился Сашка, и в их доме напротив Сокольников все изменилось навсегда. Не то чтобы родители стали относиться к Маше хуже – нет, она никогда бы не сказала так. Мама всегда была заботлива, внимательна, иногда даже сверх меры. Да и Сашка был смешным, смешливым карапузом, разбойником и шалуном – с самого начала. Характер, видно, тоже рождается на свет. Маша играла с братом, меняла ему подгузники, забирала из садика, делала с ним уроки, пока ее авторитета еще хватало на то, чтобы усадить его за письменный стол. Они ругались, выясняли отношения, забирали без спросу вещи друг у друга, но утешали друг друга, когда кто-то разбивал коленку.
Маша любила братца и ни за что бы не хотела, чтобы их семейная ситуация была другой. Но родить ребенка – об этом она не задумывалась. Разве что в каких-нибудь розовых мечтах о Роберте, в которых их идеально счастливая семья обедала за большим столом, подозрительно похожим на тот стол, что стоял дома у родителей. И Маша, в мечтах сказочно красивая, улыбаясь, поглаживала по голове сына, разговаривала с дочерью. Это – если Маше удавалось домечтать до этого места, не уснув. Обычно она засыпала вскоре после свадьбы.
– Маша, мы зайдем? – спросил Николай, и Маша заставила себя подняться.
– Я сейчас выйду! – крикнула она и подошла к зеркалу. Действительно, бледная, как смерть. Маша достала из стаканчика свою зубную щетку (нет-нет, она не живет здесь) и наспех почистила зубы. Освежившись и умывшись, Маша почувствовала себя чуть лучше.
– Ты скоро? Ты в порядке? – беспокоился Николай, но Маша уже открыла дверь и зашла в спальню. Там ее ждали Николай и незнакомый мужчина в светло-синей форменной одежде, в уличной обуви, с колпаком на голове и с чемоданчиком в руках.
– Вот, Маша, – сказал Николай, махнув в ее сторону, словно в комнате было еще с десяток бледных девиц, и можно было запутаться.
– Ну, рассказывайте, – сказал мужчина.
– Вы со «Скорой»? – на всякий случай уточнила Маша неприятно хриплым голосом.
– Вы всегда так хрипите? – тут же спросил доктор.
– Она может быть беременна, – вклинился Николай.
– Это мы выясним. Вы можете прилечь? – заверил его врач, и от этой конкретности Маше стало окончательно не по себе. Получается, если бы она была нормальной девушкой, она должна была бы обрадоваться новости о беременности. Все женщины радуются такому. Ну, почти все, за исключением тех, кто не планировал этого. Эти-то как раз могут испытывать отчаяние. Маша, определенно, не в отчаянии. Напугана – да, взволнована – тоже, хрипит опять же. Но не в отчаянии. Уже неплохо.
