Константин Корсар - Досье поэта-рецидивиста
Подруги и соседи уговаривали её познакомиться то с одним, то с другим, таким же одиноким, как и она, но Маша не соглашалась и одна, превозмогая усталость и болезни, поддерживала тепло их с мужем и сыном очага. Сама топила печь, сама носила воду, зимой убирала снег, по весне отводила талую воду и никогда не просила ни у кого помощи, никому не жаловалась на свою судьбу. Верность и упорство – вот те качества, которые в ней Иваныч недооценил. Верность своему мужу и сыну она пронесла через всю оставшуюся жизнь. Много лет она жила прошлым, воспоминаниями, много лет жила любовью, дарованной ей свыше и не угасшей, несмотря ни на что, несмотря на годы одиночества и уход любимых и родных людей.
На свою Голгофу она шла маленькими шажками, или Голгофа её была слишком далека, а возможно, она просто не знала, куда идти, и ждала, что муж или сын придут и заберут её к себе.
До последнего Машенька, как называл её Иваныч, сохраняла здравый рассудок и достоинство, до последнего жила и во что-то верила – в свою любовь, в будущее, в счастье, в вечность.
Я не увидел, как закончилась её жизнь, увидел лишь некролог на ограде её усадьбы и понял, что кто-то другой теперь будет хранить тепло очага, что поддерживала она в одиночестве долгих восемнадцать лет.
Проклятая любовь
Всё в его жизни складывалось необычно, не как у большинства окружающих людей, стремящихся лишь к материальному достатку. Вот и история его любви весьма примечательна, местами несуразна и фатальна, прекрасна и ужасна. Чувства, как и потребность самовыражаться в поэзии, возникли в нём резко, не предупреждая и не намекая, ворвались в душу струёй раскалённого пара и сладко обжигали, то придавая сил, то повергая в бездну уныния.
Любовь, как вирус и злая болезнь, то бросала в жар, заставляя писать стихи, напиваться абсента и курить гашиш, спорить об искусстве до исступления, то обдавала холодком, равнодушием к миру и людям, к своей любви и к своему гению.
Писать стихи он начал рано, хотя едва ли по отношению к гениальности уместны временные характеристики. Не стихи это были совсем – слова, сложенные цветком, мысли лёгкого июльского бриза, шёпот маленького мальчика, из уст которого летят не фразы – гаммы и синкопы. О чём может написать подросток, юноша? О любви – ещё рано, о смерти – вроде бы тоже рановато, о детских играх – поздно. И он писал о том, что видел вокруг себя, но описывал окружающий мир сверхчувственно. До него никто не живописал «Искательниц вшей» так возвышенно и высокопарно, так воздушно и загадочно. В этом и была изюминка его творчества – в искреннем возвышении низменного, приземлённого, не публичного и обыденного.
Она, напротив, была человеком уже повзрослевшим, состоявшимся, слыла хоть и не бесталанной, но все же бездельницей и творчеством занималась от скуки или тщеславия. Думала, что всё в жизни уже пережила и едва ли произойдет то, что удивит её. Увидев же стихи юнца, воскликнула: «Я ничего, ровным счётом ничего в жизни не создала в сравнении с этим ребенком. Я никто – он велик!» И с этими словами кинулась разыскивать юного автора восхитительного порядка слов и рифм.
Они подружились, а потом и полюбили, дарили друг другу тепло своих душ, объятия и поцелуи, ласки и нежность. Наверняка как-то по-особенному называли друг друга и наедине кроили мир так, как им хотелось. Гуляли, катались верхом, купались, любуясь наготой друг друга и наготой своих душ, открытых посредством творчества всему миру.
Она стала покровительствовать ему. Он получил вдруг всё, о чём мечтал – деньги, известность, приёмы и балы, свиту, театры, поклонников и поклонниц. Но это всё быстро наскучило. Фальшь, блеск и преклонение его не впечатляли. Он стал много пить и курить. Гашиш и абсент стали его спутниками и друзьями.
Оба они были яростными спорщиками, особенно в вопросах, касающихся искусства. И даже своим любимым редко уступали. Однажды, не найдя точек соприкосновения, воображая себя она – критиком, он – поборником творчества Петрарки, схватились за ножи и чудом друг друга не уничтожили. Таков был градус спора, и спора не о падшей бабе или четвёрке гнедых – о поэзии! После этого происшествия их отношения окружающие стали называть «дружбой тигров».
Выпив прилично и накурившись в салоне гашиша, в другой раз не заметили, как невинный спор об особенностях слога Вергилия перерос в кровавую драму: Он вновь схватился за нож, она выстрелила в него из пистолета.
Отношения на этом были разорваны, и вскоре он остыл к светской жизни и начал отдаляться и от неё и от мира, своё стихотворное молчание превратив в чёрный печальный фрак, в вуаль, скрывающую страдания и боль, вызванные разлукой с любимым человеком.
Эта история осталась бы незаурядной, но всё же не слишком выдающейся, если бы не одно «но» – если бы его не звали Жан Николя Артюр Рембо, а её, вернее, тоже его – Поль Мари Верлен и любовь их не была гомосексуальной.
Как знать, создали бы эти два человека свои замечательные произведения, если бы питали чувства к женщине, а не к мужчине, были бы эти чувства настолько же сильными, заставляющими творить великое и были бы Артюр и Поль столь известны и почитаемы сейчас.
После болезненного и наделавшего много шума разрыва Артюр перестал выходить из дома, а в один прекрасный, а может быть, для кого-то и ужасный день уехал из Парижа в какую-то глушь, забросил поэзию и нанялся торговым агентом. Он снял свой камзол, белые носки и снова надел старые ботинки, и, подбитые лишь ветром одним, они зашагали по мостовым и песчаным дюнам где-то в Африке.
Если вы когда-нибудь встретите этого человека, знайте – это великий человек, но не потому, что мы стоим пред ним на коленях, а потому, что он отверг даже вставших перед ним на колени, не говоря о тех, кто пятился при виде его на четвереньках. Велик он своей непохожестью, уникальностью, человеческой простотой, велик своим талантом и своей любовью, заставившей его сначала вознести поэзию на недосягаемые высоты, а потом растоптать её же на базарной площади.
Гений, копающийся в грязи, не перестаёт быть гением. Простота одарённого человека великолепна и не требует ни поощрений, ни похвалы – она самодостаточна, как и её носитель. Артюр Рембо обладал именно такой простотой, красотой и гениальностью. В жизни он получил разные прозвища, но самые точные, проникновенные и поэтические достались ему от друга и любовника Поля Верлена да от отвергнутого обществом художника, творца и бунтаря Анри де Тулуз-Лотрека.
Первым он был наречён «проклятым поэтом», вторым – человеком «в башмаках, подбитых ветром».
Мысли из никуда
Счастье внутри, но внутри кого-то другого.
Лжец создает то, чего нет, – посягает на богово.
Плиний страшный.
Био-граф = биолог + географ.
Смысл жизни – в бессмысленности.
Демократия – попытка толпы законно ничего не делать.
Суд должен быть внутри, тогда он не будет страшным.
Птица цвета ультрамарин
Пил я когда-то без меры. Пил со всеми подряд: с одноклассниками и однокурсниками, с сослуживцами и соучастниками, с толстыми и худыми, с хромыми и одноглазыми, со стариками и малолетками, с добрыми и злыми, с димедролом и с осадком, с грустью и с радостью, с бутылками и стаканами. Пил в конских дозах, желая доказать всем, что я сверхчеловек. Пил, пока не кончится или не кончусь. Как в последний раз пил – торжественно, развязно, неудержимо. Пил, как пьют страдавшие от жажды неделю или месяц. Пил ещё и ещё в надежде, что эффект будет лучше, чем сейчас, – был максималистом, одним словом.
Сейчас страсть к спиртному как-то поутихла, если не сказать, что сошла на нет. Говорят, что «свое уж выпил». Хорошо бы в жизни всегда было так – хлебнёшь горя из до краев полной чаши, а потом остаток жизни горя не знаешь. Или не любят тебя бабы – и в одночасье как будто обухом по голове – прохода не дают. Или лежал на печи тридцать три года, а потом раз – и все сразу заимел: и машину, и квартиру, и дачу с женой да детьми в придачу. Русские люди такие – либо пан, либо пропал.
А можно ли вообще пить умеренно? Как это? Врачи утверждают, что алкоголь в малых дозах полезен. Только малая доза – это всего лишь двадцать-тридцать граммов чистого спирта. Всё остальное вредно и неумеренно.
Приходишь ты в гости или на именины к товарищу. Видишь, стол от яств ломится. Буженина, маринованные грузди, перепела, шашлык, балык, каравай, лучок зелёный, помидорки. Хозяин произносит торжественно: «Прошу к столу, гости дорогие». Все садятся. Начинается банкет. Кто-то кричит: «Ура товарищу Сталину!» – и засаживает в рот маринованный гриб, другой, его поддерживая: «За нашу счастливую жизнь!» – и давится кусками сочной отбивной из свинины. «За коммунизм и светлое будущее!» – вопит третий и вливает в себя гранёный стакан… молока. Через десять-пятнадцать минут банкет завершается. На посошок залпом выпивают горячий чай, закусывая его тортом, дядя Вася (слесарь ЖЭКа) – не закусывая. Гости расходятся. Хозяева моют посуду и произносят: «Уффф. Хорошо погуляли!..» Да разве ж это дело?
