Валерий Еремеев - Тремориада (сборник)

Псих понимающе оскалился.

– Тогда я мигом, – сказал он и рванул без оглядки.

У окровавленного мужчины в руке появилась бутылка, он, что-то пробурчав, присосался к горлышку. Васька тряхнул головой, окончательно приходя в себя и, перешагнув топор, направился к телефону-автомату – звонить в милицию, пока псих никого не убил.

Итак, Аркаша был раззявой знатным, над родом которого лениво мерцала Счастливая Звезда, ярко вспыхивая единожды над непутёвой головой очередного Тараськина. Дед рассказал о ней Аркаше ещё в детстве. И тот, мальчишкой, частенько задрав голову к ночному небу, всматривался в звёзды, гадая: какая из них однажды отведёт от него беду. Дед и сам не знал, где находится их покровительница. И говорил:

– Быть может, хоть когда-нибудь ты увидишь её.

Но, сколь Аркаша ни всматривался, всё не выходило определить Звезду. То казалось, что одна «та самая», то другая.

Время шло, а годы летели. Аркаша всё так же, задрав голову, всматривался в звёзды и гадал: когда же и на его долю выпадет из окна псих с топором или что-то вроде немецкой газовой атаки? Где тот миг, когда и над его головой вспыхнет Счастливая Звезда? В юности это была ещё ироничная мысль. Но то – пора бесшабашная. И всё же где-то после двадцати трёх лет Аркаша начал относиться к Звезде более серьёзно. Вот уже раз сдавал билеты на поезд. И раз отказался лететь на самолёте. А сколько он пропустил подозрительных автобусов – не сосчитать.

У непьющего, прежде всегда ответственного токаря Тараськина начались проблемы на работе. Из-за опозданий, переходящих в систему. Поначалу-то ему прощали, учитывая исполнительность и былую пунктуальность.

Но всякому терпению бывает предел. Аркаше вновь почувствовались все автобусы подозрительными. Казалось, Счастливая Звезда на этот раз действительно предупреждает о смертельной опасности. И Тараськин пошёл на судоверфь пешком. А, опоздав на час, отказался подходить к станку. О нём что-то тревожно шептала Звезда. Если б туповатый бригадир хоть на минутку заткнулся, Аркаша непременно разобрал бы смысл шёпота. Но бригадир – туповат. Бригадир продолжал нести всякую чушь.

– Что ж ты непутёвый-то такой?! – терял терпение низенький бригадир. – Опять опоздал и таращишься теперь на станок, словно это – звездолёт. Говорю же, работа из-за тебя стоит. Гришка-то на выходном!

Если б он только перестал дребезжать, Аркаша услышал бы, чего именно надо опасаться в работе на станке. Но Звезда шептала из-за тысяч световых лет, а бригадир тараторил над самым ухом.

– Нет, н у, чего ты стоишь?! – горячился бригадир. – Уставился на меня, как баран на новые ворота. Я не ворота. Я, так разэтак, твой начальник! Марш к станку!

Бригадир негодовал. Рабочий не пьян, рабочий не болен. Рабочий просто тупит.

– Ну, может, скажешь уж хоть чего? – чуть ли не взмолился бригадир.

Аркаша повёл ухом, пытаясь расслышать Звезду.

– А-а-а! – взвизгнул доведённый бригадир. И потряс тонким пальцем перед носом ссутулившегося Аркаши. – Издеваешься! Дурака играешь. Думаешь, и на этот раз с рук сойдёт? Нет! Был Тараськин-передовик, нет Тараськина-передовика! Есть Тараськин-безработный. Всё! Будьте любезны. Хищная пасть капитализма перемолола гнилыми зубами некогда передового токаря. Да выплюнула замызганной ветошью. И безликая серая армия безработных поглотила его.

Сосуды оказались сообщающимися. Последняя капля на работе переполнила и терпение жены.

Под фамилией «Тараськина» Ольга прожила уж четыре года. Поначалу она была словно заколдована. Первые полгода вращающийся вокруг неё мир не подчинялся законам природы. Ольга ходила, едва касаясь земли, не замечая холода зимы. И казался смешным миф о плохом настроении.

Но постепенно наваждение начало развеиваться. Конечно, Аркаша рассказывал ей байку о Счастливой Звезде. Даже скорей – легенду. Она поначалу вызвала интерес.

– Выходит, ты как от беды заговорённый, – говорила Ольга, обнимая мужа. – Значит, и со мной ничего не случится, пока мы вместе.

Но следует осторожней возвращаться к мысли вновь и вновь. Однажды она может превратиться в навязчивую идею.

Постепенно разговоры о Звезде стали наскучивать Ольге. А после и вовсе – раздражать. Со временем Аркаша всё чаще вздыхал над семейной небылицей. Затем стал чудить. Ольга встречала его в Москве, чтоб продолжить отпуск вместе, но пассажира Тараськина на борту не оказалось. Как выяснилось, он сдал билет в последний момент, потому как понял, что в самолёт садиться опасно.

Дальше – пошло-поехало. С ним стало невозможно выходить в город. То ему автобус не понравится: давай пойдём пешком. То и эта дорога какая-то не хорошая. Давай на другую улицу перейдём. Дошло до того, что как-то раз Ольга чуть ли не силой пыталась вытолкнуть его из магазина.

Купив продукты, они направились к выходу, но Аркаша вдруг встал, как вкопанный. Не пойдём, и всё!

– Как не пойдём? – удивилась Ольга.

– Надо две минуты подождать.

– А чего не три дня?

– Нет, две минуты.

– Да ты что, в самом-то деле?! – фыркнув, Ольга собралась к выходу, но муж удержал её за руку.

– Две минуты – пустячок! Хочешь, Оля, пирожок? – сказал Аркаша, глядя на отдел, где продавали пирожки.

– Совсем ку-ку? – спросила Ольга и потянула упирающегося мужа за рукав.

– Две минуты – ерунда, хочешь, Оля, газ-вода?

– Точно, сбрендил… – всё же улыбнулась жена.

– Мы всё-таки забыли кое-что купить, – схитрил Аркаша. – Я мигом.

Он юркнул вглубь магазина и вернулся с пакетиком m&m’s.

– Твои любимые, желтые! – Хлопая по-детски наивными глазами, Аркаша, как ни в чём не бывало, взял жену под руку и двинулся к выходу.

После странность мужа казалась в принципе пустяковой, когда Ольга находилась с ним. Но, оставаясь одна, наедине со своими мыслями, начинала тревожиться всерьёз – а не сходит ли её супруг с ума? Но, стоило Аркаше появиться, как все дурные чувства вновь исчезали.

Но странности повторялись, и в последнее время заметно участились. То он одевался на улицу, подходил к двери, замирал в задумчивости и обратно раздевался. То возвращался позже с работы оттого, что шёл пешком. А раз добрался до дома уж ночью. И Ольга знала – Аркаша не загулял иль ещё чего. Нет. Он с работы шёл домой. Только через соседнюю галактику, как нашептала ему Звезда.

– Что с тобой? – ахнула Ольга, открыв дверь мужу во втором часу ночи. Он был мят и грязен, как победитель в конкурсе среди идиотов по занырам в лужи.

На этот автобус садиться было нельзя. Аркаша знал точно. Насчёт следующего пока ничего не чувствовал. В прошлый раз, возвращаясь с работы, пришлось пропустить четыре автобуса. Аркаша тогда порядком промёрз. Лишь пятый оказался безопасным. В последнее время беда прям кружила над ним и, если б не Звезда, он давно имел бы температуру почвы в Мурмашах.

«К чёрту!» – решил Тараськин и, не дожидаясь следующего автобуса, пошёл пешком, срезая через овощную базу свой путь в город из припортовой территории.

Это место напоминало ему фрагмент из фильма о гражданской войне. Обшарпанные товарные вагоны, облезлые складские помещения, под ногами – жирная грязища. Забавно, но овощебаза ассоциировалась у Аркаши с голодом и разрухой.

Он свернул от железнодорожных путей по дороге меж складов. И увидел женщину в фуфайке, запирающую дверь на висячий замок. Закинув ключ в карман, она пошла прочь от Аркаши, не особо выбирая дороги в грязи благодаря своим резиновым сапогам. Вдруг из-за поворота ей навстречу выскочили четыре собаки. Все – чуть ли не по пояс. И завиляли хвостами с таким усердием, что казалось – хвост махает собакой. А когда женщина достала из кармана газетный свёрток, псы оказались на грани сердечного коллапса от избытка чувств. Женщина развернула свёрток и кинула каждой собаке по какому-то кусочку. И каждая, клацнув зубами, моментально поймала угощение на лету. Женщина ладошкой потрепала лохматого барбоса по телячьей голове.

– Всё-всё, – проговорила она и почмякала по грязи дальше.

Собаки немного проводили её, а затем, подотстав, развернулись навстречу Аркаше. Хвосты их не виляли.

Тараськин, в отличие от женщины в сапогах, тщательно выбирал куда ступить. Грязища смачно расплескалась по дороге. Аркаше оставалось надеяться, что сейчас по ней не прогромыхает грузовик, обдавая его жижей с ног до головы.

Тараськин увидел, что псы, настороженно глядя, двинулись в его сторону. Он с детства боялся собак. Его ещё совсем ребёнком хватанула овчарка. Не сильно. Но зачастую угроза боли страшней самой боли.

Аркаша был одет, как чужак. Ни сапог, ни фуфайки со свёртком в кармане. Аккуратно шедший Тараськин и вовсе замедлил шаг. Может, следовало поехать на автобусе, нежели забираться к собакам, охраняющим чёрт знает какую дыру?..