Галина Артемьева - Колыбелька из прутиков вербы
В их первую встречу она рассказала о рассмешившей ее картинке: на ней были изображены двое солдат с автоматами в укрытии. Один из них говорит другому: «Ты иди первый. А потом я за тебя отомщу».
В ответ Томаш поведал анекдот о старике, который перед смертью требует:
– Похороните меня в Брно! Только в Брно!
А сын его предлагает:
– Давай сделаем так, пап. Похороним тебя сначала в Праге. А если тебе не понравится, тогда уж отвезем в Брно.
Подумать только, над чем они смеялись! Но смеялись. Это в любом случае лучше, чем плакать.
В некоей устойчивости своего болезненного состояния Томаш прожил несколько лет. Марушка чувствовала себя счастливой и молилась лишь о том, чтобы не было хуже. Однако при очередном обследовании у ее любимого обнаружили онкологию. Именно такое слово суеверно употребляли больные и их близкие, когда сталкивались со страшной болезнью, название которой никто никогда не произносил вслух.
Томаш боролся как мог: оперировался, облучался. Последние годы он жил в непрерывных страданиях, умело скрывая их от окружающих. Почти до последнего дня. Но потом его не стало. Марико понимала, что со смертью пришел конец его мучениям. Она даже радовалась за него. Но не за себя. Такой одинокой, как после ухода Томаша, она никогда себя прежде не чувствовала. Работа спасала. Но ночами она оставалась одна и думала, думала. И опять эти пустые вопросы «зачем?» и «за что?» не давали ей покоя. Хотя – что уж говорить! В отношении вопроса «за что?» ответ у нее имелся. За папины занятия. За его попытки сделать из неживого – живое. За магию. За его пренебрежение жизнями близких. Значит, получается, она несла в себе этот отцовский разрушающий все живое ген? Так ли? И что же ей теперь с собой делать? Отказаться от надежд на возможное счастье?
Шло время. Оно приносило облегчение. Марико была молода, и жизнь брала свое. Тем более работа ее связана была с постоянными перемещениями в пространстве. Она завтракала в Лондоне, а ужинала в Нью-Йорке. Она засыпала в самолете в Хельсинки, а просыпалась в Токио. Траур ее постепенно отходил на задний план, давая место радостным воспоминаниям о прошлом и надеждам на будущее.
Папа!
Вот Варя наконец и перевела дух после расставания с Наташей. Теперь она предвкушала свидание с Марико, заранее представляя себе, что скажет ее удивительная подруга после первых приветственных слов.
– Я расскажу тебе очень странную историю!
Сколько раз встречи Вари и Марушки начинались именно этими словами. И ведь хватало у них историй – на самом деле странных!
Варя улыбалась вошедшей в кофейню сияющей красотой подруге, уверенная, что та сейчас произнесет ту самую, ожидаемую, фразу. Официант, хорошо знающий вкусы постоянных посетительниц, улыбнулся и спросил:
– Все хорошо? Принести как обычно или что-то новенькое?
– Как обычно, – попросила девушка, – там посмотрим. Мы надолго.
– Тоже как обычно, – засмеялся парень и убежал выполнять заказ.
В кофейне витали запахи свежемолотого кофе, корицы и ванили, поднимающие настроение и примиряющие с жизнью.
– Ты не представляешь, что я тебе сейчас расскажу! – с воодушевлением произнесла Марико, расцеловавшись с Варенькой и усаживаясь напротив.
Варя невольно рассмеялась:
– Так и знала, что ты сейчас именно это скажешь!
– А я знала, что ты знаешь, – подхватила Марушка.
– Рассказывай! – приготовилась слушать Варя.
Марико долго не была в Праге, месяца три. Вырвалась на неделю пару дней назад. Поехала не к себе домой, а к маме. Соскучилась. Мамочка, конечно, принялась кормить, расспрашивать. И только когда из кухни пересели на балкон с чашечками кофе, мама проговорила:
– Думаю, что должна тебе это сказать. Ты же имеешь право знать.
И замолчала.
– Что знать, мам? Говори! – встревожилась девушка.
– Только не волнуйся, – предупредила мама.
Конечно, после такого предупреждения Марушка стала очень и очень волноваться.
– С бабулей что-то?! – выкрикнула она испуганно.
– Нет, нет! – успокоила мамочка, – бабушка в полном порядке. Я только от нее вернулась. Здорова бабушка. Все у нее хорошо.
– Тогда что случилось? – не успокаивалась Марико.
– Папы больше нет, – решительно проговорила мамочка. – Папы нет. Он умер. То есть не просто умер. Его убили.
У Марико от этой новости страшно заныло сердце. Первое, что она подумала: «Не успела!»
Она даже толком тогда и не сообразила, что именно она не успела. Потом только поняла: она не успела хоть недолго побыть просто дочкой своего папы. Не успела посидеть рядом, ни о чем не говоря, чувствуя его тепло и – любовь! Да-да! Она не успела услышать от него слова любви и нежности. И сама ничего ему не сказала. Она только и умела – винить его в своих бедах. А любить – нет, не получилось у нее. И теперь уже никогда не получится.
Мама рассказала, что ей о смерти бывшего мужа сообщили старые знакомые с университетских времен. Мама с «японским евреем», как она его иронически называла, не общалась лет десять точно. И даже не слышала о нем ничего. И знать не хотела. Однако давние друзья посчитали необходимым сообщить пани Луции о том, что отец ее дочери закончил свой земной путь. Обстоятельства его ухода в мир иной были окутаны тайной, как и почти все в его жизни. Ранним утром тело его обнаружил на берегу Влтавы старый пан, выгуливавший пса. Полиция решила, что смерть вполне могла произойти в результате несчастного случая: пожилой человек гулял в темноте, поскользнулся, упал, ударившись головой, и скончался, не дождавшись помощи. Правда, все затруднялись ответить на логичный вопрос: обо что надо было удариться на глинистом берегу реки, чтобы череп оказался проломленным? Никаких камней или коряг поблизости не наблюдалось. Однако полиции удобнее было думать так, чтобы не искать преступников, это же ясно. Правда, надо сказать, что если Юкио и был убит, то без ответа оставался вопрос: «Зачем?» Дело в том, что ничего не пропало из его карманов: документы, портмоне, мобильник, ключи от квартиры – все оставалось в карманах несчастного покойника.
У мамы же имелись на этот счет собственные догадки.
– Убили, убили, и не сомневаюсь ни минуты, – вздыхала она, высказывая свои соображения дочери. – Уж я-то с ним жила и кое-что понимаю.
– Кто же убил, мам? – хотела понять Марико доводы матери.
– У меня два варианта, – поведала мамочка. – Помнишь, он все искал еще двоих для того, чтобы голема своего оживить?
– Конечно, помню, – подтвердила дочь.
– Ну вот! Они и прикончили. Он нашел двоих. Они узнали его секрет и убили. А сами теперь все создадут и будут пользоваться, – убежденно провозгласила мама.
– Да ты что? Ты серьезно? Ты же сама все время говорила, что все это чепуха полная и колдовство! – изумилась Марушка.
– Да! Колдовство! Чернокнижие! Так и говорила! Но чем колдовство страшно? Знаешь? Тем, что оно работает!!! Почему ведьм и колдунов сжигали? Знаешь? Потому что они по-настоящему вредили людям своими чарами! Вот!
Марушке стало по-настоящему страшно. Ее здравомыслящая и практичная мамочка говорила немыслимые вещи. И явно верила в то, что говорила!
– А какой же второй вариант? – осторожно поинтересовалась дочь.
– Второй вариант. Могу сказать, конечно. Но ты будешь на меня смотреть, будто я готовый кандидат в пациенты дурдома. А мне это не надо. Промолчу, – саркастически проговорила мамочка.
– Нет уж, говори. Раз начала – говори! – потребовала Марико. – Я не буду думать о тебе, что ты сошла с ума. Я просто должна знать, что ты думаешь. И кое-что понять.
– Ну хорошо. Я скажу. А ты – думай что хочешь. Вполне может быть, не могу этого исключать, зная его фанатизм, – может, он и создал все-таки этого своего голема. И даже, может, в одиночку ухитрился его сварганить, а не втроем, как тогда, в старину. Кто его знает? Он же упертый. Столько лет колдовал.
– Да ты что? – ахнула Марико.
От мамы она такого не ожидала. От кого угодно, но не от своей здравомыслящей мамочки.
– А вот то! Ты же знаешь своего папочку. Он такой. И если хоть на секунду допустить, что ему удалось оживить существо из глины, то потом можно предположить, что это самое существо его и прихлопнуло! Поняла?
– П-п-поняла, – шепнула дочь. – Ты хочешь сказать, что он создал не совсем то, что предполагал? И теперь по Праге шляется голем, и мы все в опасности?
– Запросто! – убежденно воскликнула мать.
– У меня чувство, что я сплю, – пожаловалась Марушка.
– У меня уже давно такое чувство. С тех пор, как я с отцом твоим познакомилась.
– И что? Ты сейчас всерьез все это мне говоришь?
– Да! Я всю ночь не спала. И думала, думала. Я тебе так скажу: я не исключаю. Все может быть. Нет ничего невозможного. Мы с тобой по скайпу говорим, когда ты в Австралии, а я в Мюнхене, например? Идем себе по улице и говорим, и видим друг друга. И ничего. В обморок от чуда не падаем. Да? А если бы мне в детстве про это сказали, я бы что подумала? Что это просто фантазии. Или сумасшествие такое. Ясно тебе? Все возможно! Я убедилась. Но – какая разница? Я, собственно, просто хотела тебе сообщить, что твоего папы больше нет. И все. Это то, что я знаю наверняка. Не больше. И не меньше.
