Марианна Гончарова - Папа, я проснулась! (сборник)
– Да что же это такое?! Почему мы все таскаемся по делам этой предприимчивой семейки? – возмутилась я вслух.
– «Соломенную шляпку» смотрели? – вкусно округляя гласные, с мягким молдавским акцентом спросил пожилой куртуазный благообразный дедушка. – Чем дальше, тем больше мне кажется, что нас возят в поисках того самого головного убора. Как думаете?
Семейка с озабоченным видом проводила совещание, не обращая внимания на ропот пассажиров. Видно, все у них шло не так. В Кишиневе на автовокзале, когда пассажиры высыпали наконец облегченно из автобуса насовсем, эти трое, расстроенные, с мрачными мордами, остались сидеть в салоне, звонили куда-то со своих телефонов, им не отвечали – видимо, покупатель их одеял или чего-то там, что было в горе баулов в багажнике, затмивших нам весь белый свет и радость путешествия по весенним дорогам, не пришел.
Иногда мои друзья и родные, предупреждая, кричат:
– Молчи!
Особенно когда чиркает по небосводу звезда, или я оказываюсь между двух людей с одинаковым именем, или падает ресничка, и я всегда угадываю, с левого глаза или правого, или меня угощают чем-то новым, или просто кто-то говорит: «Загадай желание».
– Молчи! – кричат мне. – Сначала хорошо подумай. Мы тебя знаем. Как загадаешь, так сразу и начнется.
Нет, я готова молчать. Но что делать с тем, что уже написано в моих книгах? А Света Борта, друг мой из Кишинева, моему читателю уже знакомая из первой главы о поездке в Кишинев, очень занятая бизнес-леди, пиар-менеджер большого агентства, находит время для чтения и очень внимательно читает именно мои книги. Вни-ма-тель-но!
В одной из книг – вот ей-ей, для красного словца – я написала, что жизнь прожила, а на воздушном шаре не летала. Света мало что красивая женщина, талантливая, умная, мало что прекрасная мама юноши Антона, который и сам является незаурядной личностью (я о нем тоже писала в предыдущей главе о поездке в город Кишинев), мало что ее знает вся страна, а также другие страны Европы, мало что она невероятно щедрая, последовательная и очень цельная, как крепкое тугое пшеничное зернышко, Света – человек-инструмент. Нет, не рояль, не скрипка, не арфа. Она – инструмент Небес. Она деловито помогает Небесам выполнять самые сокровенные человечьи желания. Она не просто выполняет желания, но и чувствует себя при этом невероятно счастливой. И поскольку она прочла мою книгу, увидела там, что все мои желания практически сбылись, кроме одного – путешествия на воздушном шаре, смекнула:
– Ага.
– Ой… – ответила на ее предложение я.
– Да-да! Все решено! – тоном, не терпящим, как говорится, возражений, ответила Света. – Будем выполнять… желание.
Тогда я подумала, что, скорей всего, буду занята: два концерта за три дня, много встреч, выступлений других, любимых мной литераторов, актеров, музыкантов, лекции театроведов, литературоведов, политологов, философов. Отговорюсь, подумала я. Ну куда мне?! Трусливой. С очевидной акрофобией, навязчивой боязнью высоты. Как-то я писала, что даже мультфильмы со своими детьми не могла смотреть, если там персонажи с клейкими пальцами, вырабатывающими паутину, или с ушами летучей мыши лезли куда-то наверх и оттуда сверху отважно прыгали, сползали или кричали, потому что не могли слезть. Да что там! Книги Жюля Верна (я говорила, что у меня воображение?) – и биография великого романиста, где про его полеты над Атлантикой, хоть и были привлекательны и вызывали восхищение бесстрашием людей, что поднимались в небо на аэростатах, все же порождали у меня ужасное головокружение и страх. Тем более Жюль Верн и сам потерпел крушение. Нет-нет, решила я, обязательно буду занята. Очень занята.
Свободное «окно» во времени Света нашла сама.
А как она меня обрабатывала!
В вечер моего приезда она примчалась в отель нарядная, в роскошных, как мне показалось, пестрых пижамных штанах (как же они ей шли, эти штаны!), в каком-то невообразимом шикарном жилете, прихватив с собой от вечерней прохлады изумительный белый шарф-палантин, вышитый бисером. На палантине, как живые, бегали, сновали, блестели, сверкали и переливались нежные синие птицы на бело-серых хрупких ветках. В обеих руках Света тащила в фирменных пакетах горячие плацинды, конфеты и вино. Сияюще-красивая и, как выяснилось потом, по уши влюбленная, она появилась в дверях моего гостиничного номера. И с ее приходом заиграло все вокруг, стало праздничным, радостным, в номер принялись стучать как бы между прочим другие участники конференции, кто приходил с чайником, кто со стаканами, кто с пирожками, кто просто заглядывал на шум и смех.
– Тысячи… Миллионы людей мечтают подняться в небо на воздушном шаре, – помахивала Света перед моим носом пальчиками, собранными в горсточку, – а вы что?! Это же впечатление на всю жизнь! Бросьте себе вызов в конце концов! – гнула свою линию Света, ей и в голову не могло прийти, что она не сможет затащить меня на борт… Вернее, в корзину. – Набор высоты, скорость и прочее совершенно не чувствуется, вы наслаждаетесь чувством свободного плавания. Вы как будто медленно вальсируете в воздухе. В конце концов, вы сможете объять необъятное! Вот увидите.
– А корзина, – немедленно уловив мою тревожную мысль, сообщила чуткая Света, нарезая плацинду, – сделана из виноградной лозы. Поэтому она прочная, гибкая и упругая.
– Но… Я даже боюсь смотреть вниз с балкона второго этажа… – робко возразила я.
– Хм… Сравнили! Корзина – это же кор-зи-на. Это ж не балкон! – Света постучала кулачком мне по лбу. – Что за глупости! Балкон – это обыденность, это проза, тривиальность, – объясняла Света, подсовывая мне и сама аппетитно поедая горячий ломоть плацинды с сыром, – а корзина под аэростатом – это небо, воздух, поэзия. Это чудо. В корзине вы не будете бояться.
– Буду. Но никто об этом не узнает. По мне не видно.
– Да вы когда попадете в корзину, когда вы подниметесь в воздух, когда вы будете плыть по небу… Да вы просто не поверите всему этому. Поэтому страху не будет там места. Феномен аэронавтики в том, что все летают стоя. А если ноги имеют твердую опору, человек чувствует себя в безопасности. Между прочим, стоя (а не лежа или сидя) человек быстрей выздоравливает! – убежденно закивала Света в знак согласия со своей же сентенцией, встала и произнесла тост: – За тех, кто в небе.
– Эээй, ладно! – Красное молдавское вино сделало свое дело, и я, как Скарлетт, решила подумать об этом завтра. Или послезавтра.
Послезавтра пришло быстро. Буквально два стеклянных теплых шарика – и уже послезавтра. Света появилась в холле отеля и ужасно раскомандовалась:
– Наденьте брюки. Возьмите курточку. Там, на высоте, может быть прохладно.
– А вдруг это еще не сейчас, а вдруг это еще не за мной… – надеялась я, разглядывая поданный ко входу в отель автомобиль.
– За вами, за вами! Аэростат практически уже под парами, – Света распахнула дверь такси, – поехали! Да, кстати, когда аэростат будет садиться, не забудьте взяться за специальные петли и присесть. Ну, вообще-то, с вами проведут инструктаж. Но вы от волнения можете не услышать. Поэтому я говорю вам сейчас.
– А за-за-зачем надо приседать?
– Ради вашей же безопасности.
– Но вы же сказали…
– Вот поэтому и надо приседать.
– Света, – заныла я, – наверное, я не полечу.
– Как хотите, – Света пожала плечами, обиженно глядя перед собой, – советую подумать. Ехать полчаса. – Светин профиль посуровел, застыл и засеребрился, как абрис королевы на старинной монете, королевы строгой и неподкупной.
Водитель с интересом посмотрел в зеркало заднего вида. Я одними губами прошептала ему:
– Па-ма-ги-тииии…
Водитель отвел взгляд. Они там все были заодно. Они все хотели одного. Чтобы я переборола себя и бросила вызов этой трусихе, то есть себе, чтобы я доказала родным, друзьям, читателям своим, что я настоящий писатель. И если писатель пишет о Северном полюсе, он едет на Северный полюс, испытывает там лишения, холод и встречи с белыми медведями. Если он пишет о путешествии на воздушном шаре, значит, должен подняться в небо, а потом описать свои ощущения. Если не свалится там, наверху, в обморок и что-нибудь запомнит.
Когда мы подъехали к салатовому, по-весеннему нарядному лугу, как раз в специальной машине туда подвезли корзину в кузове и принялись ее сгружать. А на лугу развернули красно-черное полотно, включили промышленный ветродуй, как на киностудиях, и принялись надувать это вот полотно, которое впоследствии оказалось тем самым аэростатом, а в просторечии невероятно гигантским воздушным шаром.
– Света, я, наверное, не полечу… – опять заныла я.
Света опять пожала плечами и опять, не глядя мне в лицо, ответила:
– Как хотите.
Все эти ребята, что обслуживали шар, были невероятными красавцами. Поджарые, спортивные, под их одинаковыми футболками с названием аэроклуба мышцы так и играли. А вокруг девушки-пташки собрались стайками, пищат, ахают, взвизгивают, хихикают, глазки строят, такие хорошенькие все, а ребята эти, которые с шаром возятся, по сторонам не смотрят, а, сурово сцепив зубы, деловито растягивают тросы, цепляют их за колышки в земле и привязывают к автомобилю, чтобы шар не улетел раньше времени.
