Вадим Ярмолинец - Кроме пейзажа. Американские рассказы (сборник)
– Для меня смех – самое сексуальное проявление мужской натуры, – говорила она лет сто назад, когда они были близки, как – ну вот как сейчас, наверное.
– А знаешь, чего я вдруг захотела? – говорит Софья Борисовна, отсмеявшись и закидывая руки за голову.
– Что?
– Велосипед!
– Велосипед?!
– Все, решено! Покупаем два складных велосипеда с небольшими колесами, знаешь, есть такие? И будем кататься на них вдоль моря. Нравится тебе такая идея?
В ней оживает детский восторг. Она вспоминает, как неслась на огромной для ее роста «Украине», просунув левую ногу под верхнюю перекладину рамы, с седла она еще не доставала до педалей. Грунтовка дачной улицы страшно подбрасывала ее, теплый воздух бил в лицо, развевал волосы, отбрасывал за спину заборы и деревья с белеными основаниями стволов, фиолетовые петушки на обочине, дома и лица.Катя проснулась, как всплыла из-под воды. Потянулась, зевая, и так при этом прогнула тело, что даже хрустнуло где-то. Солнце лежало яркими пятнами на стенах, на полу, сияло на золотом орнаменте смятой простыни. Попыталась вспомнить, что снилось, и в этой попытке слепить из уходящих сквозь пальцы образов-намеков что-то цельное вдруг осознала, что беременна. Она явно чувствовала в себе присутствие новой жизни. Это было не столько даже ощущение, сколько знание – я больше не одна. Она поднялась и подошла к окну. Тихое и прозрачное утро стояло за ним. Дверца белой машины у тротуара отворилась, и показался мужчина в светлых джинсах и темно-синей трикотажной полурукавке. Поправив узкие черные очки, направился к ее двери.
«Одеться, – подумала она, – или так встретить?»
На ней была только черная шелковая рубашка на тонких бретельках. Пока не зазудел звонок, она прошла на кухню, достала из холодильника банку клюквенного сока и налила в стакан, который тут же бросило в холодный пот. Отпила и пошла открывать.
Визитер стоял в шаге от половичка, держа на поясе загорелые, поросшие блондинистым волосом руки, жевал жвачку, двигая мощной челюстью с тонюсеньким клинышком бороденочки и такой же тонюсенькой полоской усов.
Насмотревшись на него, она зашла за дверь и сказала:
– Извините, я только что поднялась.
– Доброе утро, – поздоровался пришелец. – Я детектив Перрон из полиции графства. Я могу говорить с Кейт Хачатуриан? – Ударение на «у», как положено у местных.
– Да, – она снова отпила сок. – Это я.
Заныло в груди.
– Вы знаете Геннадия Райбека?
– Да.
И тут же вспомнился голос в телефонной трубке: «Если вы его любите, Катя, вы должны мне обещать, что никогда и никому…»
– Вы можете одеться, чтобы мы могли поговорить?
– Да, конечно, зайдите.
Она ушла в глубину квартиры, а детектив Перрон, переступив порог, смотрел, как она ступала чуть полноватыми, но очень стройными ногами по мраморному полу и как вздрагивали выглядывавшие из-под пикантной рубашонки половинки ягодиц. Вернулась, подпоясывая красный с птицами халат.
– Проходите в комнату и садитесь. Так почему вы спрашиваете о нем?
– Его нашли в Гаррисоне с проломленной головой. Он в коме.
– О боже… А когда это произошло?
– Вы не возражаете, если я вам задам несколько вопросов?
– Конечно!
– Где вы были вечером и ночью четвертого июля?
– Дома. Так это случилось четвертого июля?
– Кто-то может подтвердить, что вы были дома? Соседи, например.
– Кажется, они уезжали на уикенд к родственникам.
– Как я могу быть уверен в том, что вы были в тот вечер дома?
Она опускает горящее лицо в ладони.
«Если вы его любите, Катя, вы должны мне обещать, что никогда и никому, ни при каких обстоятельствах, не скажете, что он был у вас дома этим вечером. От этого зависит его жизнь. И ваша, возможно, тоже».
«Почему я должна верить этой женщине? – думает она. – Та защищает свое, что сейчас защищать мне?»
– Я была дома. Я заказала кино по платному каналу. Вуди Аллена. Этот заказ есть на моем счету. А почему в Гаррисоне? Что он там делал?
– Я думал, вы можете знать.
– Я не знаю! Но не думаете же вы, что я могла проломить ему голову. И потом… чем?
– Тупым тяжелым предметом, – привычно отвечает детектив.
– А следы там какие-то нашли? Какие-то, ну, я не знаю, отпечатки?
– Ищем.
– Если я не ошибаюсь, той ночью шел сильный дождь. Я поднималась закрыть окна.
– Верно…
– Стало быть, все смыло?
Он смотрит на нее изучающе, потом спрашивает:
– Как я понял, вы были близки?
– У нас уже давно ничего не было. Может быть, год… Но он иногда звонил, а иногда его жена. А я хотела только, чтобы они оставили меня в покое.
– Его жена звонила вам?
– Да. Говорила, что из-за меня не может завести второго ребенка, – ее обдает волной возбуждения. – Как насчет меня?! Что, если я тоже хочу ребенка? И мужа я хочу своего, а не ее.
Детектив Перрон с трудом отводит взгляд от узкой ступни и пальцев с аккуратным педикюром, проводит ладонью по короткому ежику волос.
– Хотите проведать его?
– Зачем? У меня нет ни малейшего желания встречаться с его женой. Могу себе представить, что она мне скажет у его постели!
Гость поднимается, достает из нагрудного кармана заранее заготовленную визитку, протягивает ей. Хозяйка берет ее и тоже встает. Они оказываются совсем близко друг от друга. Он повыше ростом, поэтому она смотрит на него, чуть отведя голову назад. Чего он медлит? Почему не уходит? Стоит, смотрит в беспокойные карие глаза. Сейчас толкнет ее легонько на диван и станет расстегивать пояс. Нет, не толкает. Жует.
– Если вы вспомните что-то, что может помочь следствию, звоните. Здесь мои телефоны.
– О’кей, я позвоню, – отвечает она севшим от волнения голосом и снова вспыхивает от мысли, что он это слышит.2. Виктория и другие
Вернувшись в участок, Перрон видит жену пострадавшего. Узкое осунувшееся лицо, серые глаза, светлые волосы собраны в тугой узел на затылке. Поднимается ему навстречу.
– Здравствуйте, Виктория. Есть что-то новое?
Он проводит ее в кабинет, который делит с тремя другими детективами. Четыре заваленных бумагами стола в углах комнаты, старомодные коробки мониторов, два зарешеченных окна, желтые казенные стены, нити паутины на обвисших лопастях мертвого вентилятора. Детектив Макаллан, прижав плечом трубку к рыжим кудрям, пишет что-то в блокноте. Кивает при его появлении.
– Садитесь.
– Я принесла вам телефонные счета за последние шесть месяцев. Их звонки я отметила желтым маркером.
– Они перезванивались в тот вечер?
– Нет. Но вы понимаете, что это не могло быть простое ограбление? Что занесло его на эти корты ночью? Он никогда не играл в теннис.
– Наша главная надежда на то, что ваш муж придет в себя и расскажет о случившемся. Что говорят врачи?
– Надо ждать еще двадцать четыре часа.
Рука сжимает руку так, что костяшки проступают из-под побелевшей кожи.
– Все идет от той женщины, детектив. От этой Кати. Я это просто чувствую…
– Может быть, – неопределенно отвечает он. Мало ли кто что чувствует? Чувства к делу не подошьешь. – Мы работаем над этим.
Собравшись с силами, она поднимается, и он провожает ее до двери. Вернувшись к столу, достает из верхнего ящика сигареты, закуривает. Струйка дыма добирается до потолка и укладывается на нем полупрозрачной змеей. Звонит телефон – убийство в магазине спорттоваров в Юнион-Сити, надо ехать.
Крохотный офис залит мертвым светом люминисцентных ламп и муторным запахом разложения. У входа – фотограф с аппаратом наготове. Руки убитого раскинуты, кисти свисают с краев стола. Голова с сильно поредевшей растительностью неловко повернута. У основания шеи темный след от удара. Бейсбольная бита брошена на пол. Пришедшие могли, например, потребовать старый долг, а хозяин сказал, что сейчас денег нет. Тогда те, устав от его «приходите завтра», этот долг решили списать. Когда грабят кассу, убивают прямо у прилавка. Если вообще убивают.
Перрон видит на стене красный треугольный вымпел с золотыми буквами и лобастым профилем с острой бородкой.
– Русский? – спрашивает он, кивая на покойника.
– Павэл Лебедински, – отвечает детектив Макаллан. – Пашя.
Он стоит на одном колене, в левой руке – включенный фонарик, в правой – пинцет с несколькими волосками в цепких лапках. Рядом – такой же коленопреклоненный техник из лаборатории графства с раскрытым пластиковым пакетом наготове. Оба в резиновых перчатках. Макаллан кладет волоски в пакет, и техник, запечатав его, раскрывает следующий. Макаллан, продолжая осматривать светлый овал на ковре, говорит:
– Русские, говорят, такое придумывают, что итальянцам нечего делать, а кончается у всех одинаково – бейсбольной битой по башке, и готово!
– Точно, – соглашается Перрон.
Вернувшись в торговый зал, он заходит за прилавок, приседает – на полке несколько коробок от обуви, под листом пестрой упаковочной бумаги что-то лежит. Приподняв лист, он видит темную рукоятку «Глока».
