Елена Вернер - Синяя веранда (сборник)
– Кайфовая девка. Сосет хорошо? – оскалился Соловей. Кузя усмехнулся и спрятал портрет обратно. – А чё? У меня была одна, так ртом работала, любо-дорого. Конфетки, видать, в детстве любила. Барбарис.
Зэки одобрительно засмеялись, даже у Саши на лице промелькнула улыбка. И на мгновение у него перед глазами возникла медсестра санчасти, Вера, в распахнутом халатике и с непристойной усмешкой на ярко накрашенных губах. Он тряхнул головой, и видение пропало. Он перевел свои карты на Кузю. У того в кривой улыбке сквозило плохо скрываемое негодование.
Тем временем Картон уже закончил мыть пол и снова присел рядом с Коробиным в уголке.
– Плохо играют, – пробормотал ему вполголоса Борька. – Им бы против Саши этого объединиться, а они каждый за себя.
– С-смысла н-нет, он все р-равно… – пробормотал ему в ответ Картон.
– Кто там чё бормочет? – поморщился Саша и развернулся к Боре с Картоном. Они замолчали. Саша снова вернулся к игре и отбился последний раз:
– Я все.
Кузя схватился руками за рыжие кудри:
– Да как?!
Паша и Соловей тоже отбились, оставив Кузю дураком. Тот почти рычал.
– Я не буду платить, – заявил он.
Повисла пауза.
– Что ты, я не понял?.. – вопросительно проговорил Саша.
– Я, короче, не буду. Эти вон двое там шептались, я из-за них проиграл. А что, все видели, они обсуждали игру. Кто-нибудь еще? Нет, только эти. Они и платят, – горячился Кузя, яростно расплевываясь слюной.
– Ребят, да вы что? – оторопел Борька. – Мы ж вообще ни при чем!
– Мы м-молчали, – поддержал его Картон с опаской.
Виталик молча закурил, обдумывая ситуацию, Саша тоже.
– Кузя прав, – заявил Саша. – Они чего-то там свистели про карты. Пусть гонят бабло.
– Да пошел ты! Козел, чё тебе от меня надо?! – взвился Борька. Голос его дрожал.
Саша ударил без предупреждения. Он просто по-кошачьи соскользнул со стула, мгновенно метнулся к Боре и двинул ему в челюсть – с правой, потом с левой. Он бил как машина, звуки комнаты перестали для него существовать, они доносились из-за какой-то пелены, тумана, занавеса. Удар правой, удар левой. Только ярость и безумие. Сашу пытались оттащить Паша и Виталик, но не могли, он словно слился с избиваемым Борькой. У того уже все лицо превратилось в месиво, а Саша все бил и бил. Откуда-то справа – он успел заметить краем глаза – на него обрушилась шахматная доска, и мир погрузился во тьму.
Саша открыл глаза и увидел лампочку Ильича, покачивающуюся в сигаретном дыму. Потом пришли голоса – Паши, Виталика, Соловья, визгливые интонации Кузи, стон Борьки.
– Этот пусть очухается, – разбирался Виталик. – Деньги заплатят поровну – потому что получил говнюк этот мелкий за базар. Картонный, ты слышишь?
– Д-да, – прошелестел забившийся в угол Картон.
– Подотри тут все. Так, остальные на выход, а то еще мусоров не хватало. Заберите этого… – распорядился Виталик насчет Бори, сидящего на полу и утирающего кровь. – Санек, ты как?
Саша отмахнулся. Он легко поднялся с пола, отряхнулся, будто и не был без сознания. Та же ловкость в движениях, никакой заторможенности и кряхтенья. Как ни в чем не бывало закурил, сплюнул на пол, лег на койку. Тем временем Кузя и Соловей подхватили Борьку и вывели за дверь. Картон оттирал с пола кровь.
– Да, браток… Ты где так бить научился? Боксер, что ли? – поинтересовался Виталик.
– Боксер, – усмехнулся Саша, давая понять, что нет, конечно, не боксер. Потрогал разбитую доской бровь, удивился при виде крови и больше не обращал на повреждения никакого внимания, хотя кулаки были разбиты.
– Тебе бы в бои без правил. Бабло бы срубал…
– Мне, понял, и вором хорошо.
День в разгаре. Доносился визг бензопилы, чьи-то окрики: ремонтировали второй барак, красили здание администрации. Саша расхаживал по поселку, насвистывая мелодию. Он по своему обыкновению был обнажен по пояс, руки небрежно сунуты в карманы штанов. Кого бы из зэков он ни встретил на пути, все тут же начинали перешептываться и провожали его взглядом, уважительным и немного подобострастным. Саша был доволен.
Так же вразвалочку, чиркая зажигалкой, он подошел к небольшой беседке с висящей на ней лохмотьями облупившейся краской. Там, под ее навесом, сидел и рисовал что-то худой мужчина средних лет, с умным и приятным лицом. На шаги Саши он обернулся и продолжил рисовать. Саша долго стоял рядом, глядя, как тот рисует морду оскалившегося волка. Рядом лежал перочинный нож и стружка от простого карандаша, видимо, только что заточенного, и ползал заблудившийся майский жук. Саша закурил.
– Так это ты тот страшный Саша Рок, про которого все гудят… – негромко утвердительно проговорил художник.
– А что тебе не нравится? – набычился сразу Саша.
Художник пожал плечами:
– Да мне вообще все равно.
Помолчали еще.
– Сегодня только и разговоров, как ты вчера дрался. Видимо, зрелище и впрямь незабываемое. Уже трое или четверо подходили рассказать. Даже кто не видел. Все в восторге… – со странной полуулыбкой добавил Художник.
– А ты, значит, нет?
– Да я просто не боюсь тебя.
– А надо бы. – Саша вдруг сменил свой тон на миролюбивый. Художник взглянул на него весело:
– Может быть.
Коля-Художник продолжал рисовать. Саша потянулся через него, взял перочинный ножик и принялся подгонять им майского жука.
– Что у тебя на руке? Следы… – не отрываясь от рисунка, спросил Художник. Саша машинально потрогал круглые шрамики на тыльной стороне левой руки и вдруг затушил об них сигарету. На коже остался еще один такой же след, только красный. Коля, видев это искоса, покачал головой:
– Зачем…
– Что зачем?
– Ну зачем ты это сделал? Мог бы просто мне сказать.
– Да мне все равно не больно… Я бы тебе сказал, ты бы не поверил, понял. Все не верят, «да ну, чё гонишь, покажь…».
– Я бы не попросил. А впрочем, как знаешь. – Речь у Художника была какая-то ненавязчиво-правильная.
– Ты на чем погорел? Вроде не из наших, я же вижу, понял, – заинтересовался Саша. Лезвие ножика в его руке вычерчивало круги по столу.
– Наши, ваши… Все мы общие. Вся страна по зонам, какие тут ваши-наши.
– Ну ты давай это, братву-то с говном не мешай…
– Далась тебе братва, – вдруг в упор посмотрел на него Коля. Саша оторопел. – Что тебе они, ты же сам за себя, ты же вот как этот. – И Художник ткнул пальцем на оскалившего пасть волка с собственного рисунка. И тут же продолжал без паузы: – Этого, кстати, Паша Железняк нарисовать заказал. Наколку бить. А сел я, ты спрашивал, сел за то, что на принцип пошел. Смешно звучит «честь защищал»?
Саша насмешливо присвистнул:
– Бабы какой-то, что ли?
– Свою, – просто ответил Коля. – Жену поймал, с другом.
– Убил? – загорелся Саша. Нож вонзился в столешницу в миллиметре от ползавшего там майского жука. Коля мягко вытащил лезвие из дерева и положил подальше, а жука накрыл ладонью.
– Не успел.
– Ну выйдешь-то – добьешь? – как само собой разумеющееся уточнил Саша.
Художник покачал головой:
– Зачем?.. Понимаешь, это теперь главный вопрос, который я себе задаю. Не потому, что сожалею, раскаиваюсь, а просто – зачем? Смысл вообще? Вот говорю – а зачем? Живу – а зачем? Нужно просто чаще – стоп! И думать, вокруг смотреть, слышать. Лишний раз подумал – может, счастливее будешь.
Саша поморщился, Коля понимающе улыбнулся и погрузился в работу. Саша, видя, что разговор окончен, встал.
– Если ты боли не чувствуешь, то как дальше? – обронил вдогонку Коля, размышляя вслух.
– Я подумаю, – усмехнулся Саша и направился к бараку. Только теперь Коля убрал со столешницы левую руку, которой накрыл жука. Тот барахтался на спине, не умея перевернуться. Коля подцепил его пальцем, перевернул. Майский жук улетел.
Тем временем на тропинке два зэка, несшие длинные доски, посторонились, чтобы дать Саше пройти. В этот момент мимо шла Вера с пустой миской в руках. Она явно только что покормила дворовую собачонку, которая теперь вилась у ее ног, мешая идти. На Сашу Вера даже не посмотрела.
– Сучка… – обронил Вере Саша. Вера вздрогнула.
– Лучше не надо так, – посоветовала она.
– А то что? – прищурился Саша пренебрежительно.
Вера посмотрела на него спокойно, хотя вид у Саши был грозный. Потом молча развернулась и пошла к санчасти. Собачонка требовательно залаяла.
– Больше нет, маленькая! – как ни в чем не бывало засмеялась Вера, потрепала ее рукой по холке и скрылась в дверях. Саша тяжело смотрел ей вслед.
Солнце уже клонилось к закату, было часов девять. Саша лежал на койке в хате № 15, на соседней кровати храпел Картон.
– Эй ты! – двинул рукой по ножке его кровати Саша. Картон испуганно открыл глаза и привстал. – Харэ там храпеть, а то сейчас урою, понял?!
Картон спросонья мелко закивал головой и перевернулся на бок. Саша встал с кровати и взял с пола две гантели. Начал качать мышцы рук. Дверь приоткрылась, и в комнату зашел Соловей.
