Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика
– Если только около двенадцати дня, между приемом и вызовами. Я детский врач, участковый.
– Правда? – улыбнулся милиционер. – Здорово. У меня мама – детский врач, правда, не в нашем районе. Так что приходите. Моя фамилия Кротов. Андрей Алексеич, старший оперуполномоченный. Ага? Ну, все. Пойду. Дворами не ходите. Отвез бы вас, но у меня машина в ремонте.
– Да мы прогуляемся.
У меня осталось очень приятное ощущение от общения с Кротовым Андреем Алексеевичем. Правда, трудно было представить его за письменным столом, как он сядет и аккуратно запишет мои полубредовые показания. Но зато я очень легко могла себе вообразить, как он дерется, бежит, догоняя преступника, заламывает ему руки… А потом подходит к пианино, открывает крышку и вот так проводит рукой… Я улыбнулась про себя и покрепче сжала руку совсем притихшего Гриши.
Глава 11
Взглянув на мальчика, я увидела, что он идет, отвернувшись от меня и неотрывно глядя куда-то в сторону. Заметила я это, только когда он споткнулся и чуть не упал.
– Что там такое, Гриша?
– Ничего… – ответил мальчик и опустил голову.
Да как «что»! Мы же прошли практически мимо его дома! Он ведь уже большой малыш и район свой хорошо знает.
– Пойдем. – Я покрепче взяла его за руку. – Я сейчас тебе сделаю любимые блинчики моей дочки, с изюмом и сахарной пудрой. Ты любишь блинчики?
– Не знаю, – равнодушно ответил Гриша.
Не удивлюсь, если он никогда их не пробовал. Что не мешало ему любить Лилю и скучать о ней. И правда – разве в блинчиках дело? Дело даже и не в отношении. А в сильнейшей энергетической связи, явно существующей между матерью и детенышем, и существующей долго, иногда всю жизнь. И нужно очень-очень сильно постараться, чтобы эта связь прервалась или хотя бы ослабла.
Я взглянула на часы – половина одиннадцатого. Да, погуляли. Ну, ничего. Сейчас покормлю Гришу и уложу его. Да и сама лягу. Хорошо, что завтра не идти на работу. День сегодня был какой-то бесконечный…
Только я подогрела молоко и насыпала в миксер блинную муку, раздался звонок. Если не Ирка, то наверняка пациенты. Ладно, я ведь сама многим даю домашний телефон и не говорю, что мне звонить можно только строго до десяти вечера и кроме выходных, праздников и тяжелых дней.
– Да, – ответила я, плечом прижав трубку к уху и при этом наливая теплое молоко в муку.
– Александра Викторовна? – довольно напористо произнес мужской голос.
– Витальевна, – машинально поправила я.
– Вы хотели к нам сегодня зайти… или вчера… – Мужчина в трубке кашлянул. – Это папа Владика. Вы мне звонили, я тогда отвлекся, извините, а вы что-то не зашли. Гм… да.
– Ничего. Как Владик? Ему лучше?
– Да, в общем лучше. Но тут такая загвоздка. Сейчас я выгнал няню… То есть…
– То есть выгнали. Хорошо, так…
– А бабушка Владика, моя мать, на конференции в Стамбуле. Она могла бы побыть с Владиком, пока я… и… В общем, я заплачу вам. Мне несколько неловко, но…
– Я слушаю вас, папа Владика. Не смущайтесь, говорите.
– Мне надо срочно лететь в Тамбов, на пару дней или даже меньше, если получится обернуться. У меня там сделка накрылась и денег куча пропадает, по телефонам и факсам не разберешься. Надо самому. У меня там филиал фирмы.
– Ясно… – осторожно сказала я.
– Мне сейчас просто не на кого оставить Владика, понимаете? А вы мне показались очень порядочным человеком. И потом – он же болеет. На соседку не оставишь, и с собой брать нереально. Завтра суббота, вы же не работаете. Если дежурите, возьмите отгул. Я вам компенсирую…
– Так. – Я попыталась собраться с мыслями. – У него есть температура?
– Гм… Не знаю. Кажется, нет. Он играет весь вечер. И ел что-то… из банки…
– А никакой сыпи, покраснений, пятнышек на коже нет?
Я спрашивала на всякий случай – непонятно, чем болеет мальчик, хотя я была практически уверена, что он просто пережил нервное потрясение. Но я не могла подвергать опасности Гришу. А так – им даже весело будет. Наверно.
– Да вроде нет… – немного напрягся папа Владика. – А что?
– Вы посмотрите, пожалуйста, прямо сейчас. Я потом вам объясню, почему спрашиваю. Вам когда надо лететь?
– Чем раньше, тем лучше. Гм… Например, сегодня ночью, чтобы утром там уже всем навставлять… то есть…
– Понятно. Тогда не будем терять времени.
Папа Владика с телефонной трубкой пошел к сыну, я услышала, как он разговаривает с мальчиком.
– Покажи мне свой живот. Это у тебя живот? Ты что, совсем уже? – мужчина разговаривал нервно, но не грубо. И все равно мне захотелось вмешаться и напомнить ему, что это он совсем уже – в половине одиннадцатого ночи ищет, кому оставить сына на пару дней.
Я не стала спрашивать, почему он выгнал няню. А какая, собственно, разница? Плохая няня, вот и выгнал.
– Ничего нет, – бодро доложил мне папа Владика.
– Прекрасно.
– Так вы согласны? Я компенсирую все расходы…
– Соберите мальчика.
– Не понял. Вы не приедете к нам?
– Я не могу. У меня дома… – Я замялась. Как объяснять ему про Гришу? И стоит ли? – У меня ребенок.
– И что? Приезжайте с ребенком.
– Есть причины, по которым я не могу везти его в другое место.
– Он болен? – вдруг не по-мужски встрепенулся папа Владика.
– Нет. Я скажу вам, когда вы приедете…
Папа Владика напряженно молчал, и поэтому мне пришлось объяснить:
– Он у меня в гостях. И… и для него это было бы непросто. Из дома в дом…
– Ясно. Я… не знаю. Хорошо. У меня нет выхода. Что взять для Владика?
Я вздохнула:
– Возьмите ручку, бумагу и пишите. Две, нет, лучше три пары колготок. Несколько футболок…
– Сколько? – уточнил папа.
– Четыре.
– Да я вернусь послезавтра утром!
– А Владик успеет как минимум четыре раза поесть и перепачкаться. Кладите, кладите! Четыре или пять. Дальше. Куртку, шапку легкую и потеплее…
Папа Владика записал, с невероятной быстротой все собрал и перезвонил мне, чтобы уточнить адрес.
– У вас есть отдельная кровать?
– Есть, не волнуйтесь. У меня и кровать есть, и нет тараканов, и течет из крана горячая вода.
Я положила трубку и огляделась. Что ж, ничего не поделаешь, придется все-таки одного из малышей положить на Ийкину кровать.
Папа Владика приехал через двадцать минут, с тепло одетым Владиком и большим пакетом вещей и игрушек. Я заглянула в пакет, который он небрежно поставил у двери. Игрушек можно было бы взять и побольше. У меня остались Ийкины игрушки, но у нее-то были одни куклы и зверюшки.
Маленькая Ийка могла часами сидеть на полу, на ковре, и, тихо приговаривая за каждого, устраивать им свадьбы – это была ее любимая игра. Кукол-мужчин всегда не хватало, поэтому принцами и женихами становились бегемоты, мишки, даже ужасный зверь неизвестной породы – зеленый, с клочковатой бородой, красными оттопыренными ушами и тонкими лысыми лапками, которого Ийке как-то подарили в цирке. Этому зверю с полустертой надписью Dino на круглом выпирающем животике часто доставалась самая красивая невеста – нежная кукла Ася, разумеется, белокурая и голубоглазая. Ийка страдала за Асю, могла даже заплакать. А я тайком наблюдала за ней и никак не могла понять – маленькая ли актриса сидит внутри моей дочки и очень хочет выступать на людях со своими страданиями, или же просто это какие-то невостребованные рычажки в ее душе, ведь ребенку надо как смеяться, так и плакать…
Папа Владика огляделся в нашей прихожей и ничего не сказал, хотя хотел, я видела. Ничего хорошего, видимо, сказать он не мог, поэтому и промолчал. Но что уж так-то? Он ведь тоже где-то жил до своих нынешних хором в новом доме. Хотя, возможно, он жил с родителями в большой сталинской квартире где-нибудь на Ленинском проспекте и с трудом представляет себе, как можно уместиться вдвоем на площади тридцать восемь метров. Как, например, мне трудно себе представить, как можно жить впятером в одной юрте. Зимой умываться снегом, его же пить, растопив в огромном черном котелке, варить на нем суп из жесткого, чуть солоноватого мяса любимого коня, отбегавшего свое, постоянно пользоваться открытым огнем, верить, что в нем живут могучие духи, очень редко мыться, особенно зимой, и быть при этом абсолютно счастливым.
– Я могу посмотреть, где Владик будет спать? – чуть суховато спросил меня мужчина.
– Пожалуйста.
Я никак не могла избавиться от ощущения, что папа Владика разговаривает со мной, как барин. Я не часто испытываю такое неприятное чувство, может, оттого, что работаю в бесплатной поликлинике и родители крайне редко смотрят на меня сверху вниз. Они могут негодовать, орать, требовать, но всегда с некоторой оглядкой и опаской.
Я провела папу Владика в комнату, которая тут же наполнилась запахом его одеколона, сегодня показавшегося мне резковато-экстравагантным.
– Вот здесь, наверно, на кровати моей дочери… На диванчике, вернее.
– А ваша дочь, простите, где? Она не придет? – спросил папа Владика, с сомнением оглядываясь на притихшего Гришу. Мальчик сел у закрытого пианино, положил руки на крышку и так сидел, глядя перед собой.
