Юлия Монакова - Артистка
– Не беспокойся, Викуля, – ободряюще говорила Клавдия Михайловна, отчаянно жалея осиротевшую девушку. – Всё пройдёт на уровне!
Вика же мечтала только об одном: поскорее бы это закончилось. Всё, всё: бесконечные соболезнования, слёзы, похороны, поминки… Ей хотелось, наконец, остаться одной в своей квартире и подумать. Поразмыслить обо всём… Она не ассоциировала маленькую усохшую старушку, лежащую в гробу, со своей ласковой, доброй, тёплой и любящей бабушкой Варварой Романовной. Это были два разных человека…
– Что с квартирой будешь делать, Викуль? – спросила Клавдия Михайловна. – Продашь и насовсем в Москву переберёшься? Ты же теперь, по сути, единственная наследница, тётя Варя и завещание давно на тебя оформила…
Вика пока не задумывалась об этом всерьёз и сейчас только пожала плечами:
– Не знаю… Сразу продавать точно не стану. Может быть, буду сдавать… Вот закончится сессия, вернусь на каникулах сюда и поищу квартирантов.
– А вот это правильно! – горячо одобрила Клавдия Михайловна. – Тебе лишние несколько тысяч в месяц не помешают. И район тут хороший, спокойный, и квартира в приличном состоянии – думаю, за арендаторами дело не станет. А я помогу, чем смогу, по-соседски, присмотрю тут за ними, чтобы люди приличные попались и не безобразничали.
– Спасибо, тёть Клав, – от души поблагодарила Вика. – Что бы я без вас делала…
– И… вот ещё что, – замялась соседка. – Я тут подумала… У меня где-то был телефон твоего отца записан. Может, позвонить ему? А вдруг приедет на похороны? И на поминки бы остался…
– Да вы что! – возмутилась Вика. – Даже не думайте! Слышать ничего про него не желаю…
– Ты сейчас сгоряча говоришь. Остынь, поразмысли хорошенько… Ведь, по сути, он тебе не чужой человек.
– По сути – как раз чужой, – отрезала Вика. – Я даже не знаю, как он выглядит. И знать не хочу… Я не могу и не буду уважать человека и считать его своим отцом только за то, что он оплодотворил мою мать.
– Ай, детка, опомнись, что ты такое говоришь! – отшатнулась Клавдия Михайловна. – Ну, дело хозяйское. Я только спросила…
Бабушку похоронили тридцатого декабря. На кладбище приехало человек пятьдесят – Вика даже удивилась, что собралось так много. На поминальный обед в столовой остались только самые близкие друзья. Вика машинально жевала традиционную еду – кутью и блины, хлебнула пару ложек борща, отпила глоток компота из сухофруктов… но при этом совершенно не чувствовала вкуса.
Столовая была по-новогоднему украшена: вырезанные из белой бумаги снежинки на окнах, нити серебряного дождя, свисающие с потолка, наряженная куцая сосенка с красной звездой на макушке… Вика с ужасом поняла, что отныне Новый год перестанет быть для неё праздником – он неизменно будет отдавать горьким вкусом и запахом смерти.
– Мне побыть с тобой, детка? – деликатно и ненавязчиво спросила незаменимая Клавдия Михайловна после того, как гости разошлись и они с Викой приехали домой.
– Спасибо, тёть Клав, но сейчас я хотела бы остаться одна, – сдержанно поблагодарила Вика.
Когда соседка ушла, Вика добрела до спальни и рухнула на бабушкину кровать. Подушка до сих пор хранила родной запах – лаванды, мяты и валерьяновых капель. Вика уткнулась лицом в наволочку, закусила зубами уголок подушки и тоненько заскулила, как раненый волчонок.
Это был самый странный Новый год в её жизни. Моральных сил оставаться дома перед телевизором с неизменно-дебильными голубыми огоньками у неё не было. Вика купила бутылку «Российского полусладкого» и поехала к Волге. Стоя на льду, на середине замёрзшей реки, она поёживалась от пронизывающего ветра, пила шампанское из пластикового стаканчика и чувствовала себя одной в целой Вселенной.
Все эти дни её мобильный был выключен – не хотелось ни с кем разговаривать. Теперь же, в преддверии Нового года, Вика решила включить телефон. Он тут же ожил и запищал, принимая кучу пришедших смс-ок, а следом моментально зазвонил.
– Алло, – откликнулась Вика, даже не глядя на определившийся номер. Ей было абсолютно всё равно, кто звонил, просто уже захотелось услышать живой человеческий голос, а то и впрямь можно было уверовать в то, что она находится в постапокалиптическом пространстве.
– Малыш, ну наконец-то, слава Богу! – выдохнул в трубку Данила. – Я уже не знал, что и думать, где тебя искать… Ты куда пропала?
– Я в Самаре сейчас, – отозвалась она, делая очередной глоток ледяного шампанского: ох, не заболеть бы…
– В Самаре?! Вот чёрт!!! – выругался он.
– А в чём дело?
– Да я, понимаешь, решил устроить тебе сюрприз, вырвался со съёмок на Новый год, чтобы встретить его вдвоём с тобой, примчался в Москву… А тебя в общежитии нет, телефон отключён, никто тебя не видел и где искать не знает. Господи, если бы ты знала, чего я только не передумал за эти пару дней… Завтра хотел бежать с заявлением в милицию… – Он выдохнул, но всё равно по голосу было слышно, что напряжение его ещё не окончательно отпустило. – А ты почему так внезапно сорвалась? Ты же не собиралась на Новый год уезжать…
– Дань, у меня умерла бабуля, – сказала Вика и расплакалась. Вновь стало пронзительно жалко себя, и мучительная тоска по бабушке пронзила сердце…
– Малыш… девочка моя… – выдохнул он расстроенно. – Соболезную, я и подумать не мог… как же ты там сейчас одна? Господи, да я сейчас же прилечу, ближайшим рейсом!
– Не надо, Данечка. Спасибо тебе, мой хороший, – всхлипнула Вика. – Но не стоит ради меня срывать график съёмок. Всё самое страшное уже позади. Вчера были похороны. Завтра мой поезд в Москву. У меня же сессия, и я не собираюсь её профукать, несмотря на… несмотря ни на что.
– Ты уверена? – спросил он с состраданием в голосе. – Малыш, я действительно могу отменить съёмки в ближайшие дни, чтобы побыть с тобой.
– Не надо, – твёрдо возразила она, постепенно успокаиваясь и утирая слёзы варежкой. – Я сейчас… дышу свежим воздухом, прихожу в себя. Всё в порядке, честное слово. Жизнь продолжается. У меня к тебе будет только одна просьба…
– Всё что угодно! – горячо заверил он.
– За пять минут до боя курантов снова набери меня, хорошо? Я же сейчас не дома, но очень хочется послушать, как часы на Спасской башне пробьют Новый год.
– Конечно, малыш, я перезвоню, – пообещал он. – Только ты береги себя и не шатайся ночью одна по городу.
Не успела она закончить разговор, как мобильный снова затрезвонил – на этот раз на дисплее определился номер Фунтика. Жизнь действительно продолжается, поняла вдруг Вика совершенно отчётливо. Более того – она не просто продолжается, но и требует Викиного активного в ней участия. А значит… Значит, надо жить.
Вернувшись в Москву, Вика снова погрузилась в привычный бешеный ритм – институт, репетиции, общага… Словно ничего и не случилось.
Она отлично сдала свою первую сессию, что позволяло ей надеяться в будущем на повышенную стипендию. Материальный вопрос стоял по-прежнему остро, несмотря на периодическую подработку. Однако в начале февраля, когда Вика поехала в Самару на сороковой день после бабушкиной смерти, её ждало приятное известие: расторопная Клавдия Михайловна уже подыскала ей квартирантов. Это были её дальние родственники из Кинеля, бездетная пара средних лет. Оказывается, муж с женой работали в Самаре и каждое утро мотались в город на электричках, что им обоим уже порядком надоело. Они согласились платить за квартиру баснословно большие, по Викиным меркам, деньги – пятнадцать тысяч рублей ежемесячно, а Клавдия Михайловна гарантировала их порядочность и чистоплотность.
– Вы, главное, ничего тут не выкидывайте, даже если оно покажется вам старым и ненужным хламом, – попросила Вика, встретившись с будущими жильцами. – А в остальном – делайте, что хотите. Я не так часто смогу приезжать…
– Ничего, – подбодрила её Клавдия Михайловна, которая, конечно же, тоже присутствовала на встрече, – я возьму весь контроль на себя! И ежемесячный расчёт тоже.
Деньги Клавдия Михайловна обязалась отправлять Вике почтовым переводом. В общем, всё устраивалось как нельзя лучше…
Тоска почти не давала о себе знать. Правда, бабушка всё ещё приходила к Вике во сне, что-то ласково рассказывала, утешала, подбадривала и обнимала… И Вика всякий раз просыпалась с мокрыми от слёз щеками. Но сны эти становились всё реже и реже.
А в одну из ночей ей внезапно приснился Белецкий. Она совсем о нём не думала – то есть действительно не думала, она очень устала в тот день и уснула с абсолютно пустой головой, без каких-либо размышлений. Сон был странным, нелепым в своей неправдоподобности, но Белецкий там вышел совершенно реальным – Вика чувствовала его запах, как наяву, слышала такой знакомый волнующий голос, улыбалась, глядя в его глаза… Во сне её и Белецкого пригласили для участия в спектакле знаменитого московского театра. Они должны были исполнить главные роли. Вика и Александр смеялись, перекидывались шуточками и обсуждали предстоящие совместные репетиции. Правда, до них так и не дошло – Вика проснулась. Ещё несколько минут, специально не открывая глаза, она прижималась щекой к подушке и тщетно пыталась заснуть вновь, чтобы увидеть продолжение волшебного сна… но у неё ничего не получилось. Белецкий бесследно растаял в тумане грёз. Это было горько и сладко одновременно…
