Татьяна Булатова - Ох уж эта Люся

– Вы уж это… – смущаясь, говорил глава парткома-профкома. – На жену повлияйте, Игорь Петрович. Нехорошо. Не первую жалобу разбираем.

– Разумеется, – заверял обманутый муж и сминал в руках исписанный каракулями мамы Лены тетрадный листок.

– Э-э-э, вы зачем его мнете? – пытался навести порядок уполномоченный следить за нравственностью глава профкома.

– Простите, – извинялся Веденеев и клал в карман то, что раньше называлось официальной бумагой, принятой к рассмотрению.

– Позвольте? – недоуменно вскидывал брови боец идеологического фронта.

– Глупости все это, – твердо говорил Игорь Петрович и протягивал главе профкома руку.

И тот пожимал и бумагу обратно не требовал, потому что отчаянно робел перед спокойствием главного инженера участка, неуязвимого в своем нежелании выносить сор из избы.

– Игоречек, – замурлыкала Наташа, разочарованная неудачным соитием с Жебетом, – прости меня. Я плохая. Я гадкая.

– Ты глупая, – уточнил инженер Веденеев и снял с ножки любимой жены пыльную туфельку.

– Нет, я плохая, – кокетничала Наташа и подставляла вторую ножку.

– Ты глупая, – устало повторил Игорь Петрович и залюбовался вспыхнувшим на щечках румянцем.

– Плохая…

– Глупая…

– Прогони меня, – ласково просила обманутого мужа нечестная жена.

– Куда? – кряхтел Веденеев и шел на кухню разогревать ужин.

В тот вечер Наташа к еде не притронулась, зато постель стелила с особой тщательностью. К утру от постигшего ее разочарования не осталось и следа: все растворилось в аромате свежесваренного кофе. На работу супруги отправились вместе, что привело Павлика в неописуемое бешенство, а маму Лену – в чрезвычайное благодушие.

Через три дня Павлик позвонил Петровой и спросил, как чувствует себя Светка.

– Она тебе сама скажет, – сунула Люся трубку рассвирепевшей дочери.

– Не буду говорить, – заорал ребенок, и трубка повисла рядом с телефонным аппаратом.

– Света… Светочка… – доносились из нее рваные звуки, на что старший Жебет не преминул заметить:

– Люда, зачем вы даете ребенку телефон?

– Я не даю, – соврала Петрова и аккуратно водрузила трубку на место.

– Мама давала, – поспешила признаться малолетняя предательница и унеслась из коридора в комнату.

Именно там Светка пряталась от круглоглазого дядьки с пшеничными усами, назвавшегося папой.

– Вот папа, – не соглашалась девочка, тыкая пальцем в висевший на стене портрет Хемингуэя.

Павлик раздражался и громко говорил по слогам:

– Твой па-па – э-то я.

– Нет, – спорила Светка и в очередной раз ссылалась на симпатичный портрет.

– Черт-те что! – визжал Жебет, выкатив глаза.

– Не кричи, – попросила его Люся и взяла Светку на руки.

– Пусти, – потребовала девочка и ущипнула мать с недетской злостью.

Первой не выдержала Люся. Ей стало жалко Павлика, потом – Светку, потом – себя.

– Может быть, хватит? – обратилась она к вернувшемуся мужу и предложила поговорить.

Разговор не клеился. Вечер провели на набережной, сидя на скамейке и не решаясь посмотреть друг на друга.

– Я виноват, – вдруг неожиданно произнес Павлик, наблюдая за движением баржи по реке.

Петрова молчала.

– Я виноват, – повторил Жебет и развернулся в Люсину сторону. – Это была ошибка.

– Ошибкой было мое замужество.

– Ты пожалела?

– Пожалела.

– Тогда что делать? – растерянно спросил Павлик.

– Развестись по-человечески.

– Я не согласен, – засопротивлялся Жебет.

– Ты уже был один раз не согласен – и вот что из этого вышло.

– Теперь все будет по-другому, – пообещал муж.

– Что-о-о? – не поверила Петрова.

– Все, все будет по-другому. Мы заживем все вместе, как и хотели: ты, я и Светка. Ты сможешь мне доверять. Я буду о вас заботиться, – воодушевлялся Павлик с каждой секундой.

– Я не смогу тебе доверять. И я, – Петрова подумала, – и мы не нуждаемся в твоей заботе.

– Это нечестно, – сник Жебет.

– Что нечестно?

– Так поступить со мной нечестно.

– А как я с тобой поступаю? – изумилась Люся.

– Ты бросаешь меня, лишаешь меня дочери, оставляешь без семьи.

– Минуточку… Это ты бросил нас, если мне не изменяет память.

– Я не бросал. Я регулярно высылал тебе деньги на Светку. Просто у меня были особенные обстоятельства.

– Просто у тебя была Наташа.

– Наташа была ошибкой. Я думал, мы созданы друг для друга. А она меня предала.

– А ты нас предал. Неизвестно еще, что лучше.

– Вас было двое, а я один. И сейчас вас двое, а я снова один. Ты лишаешь меня последнего шанса. У тебя нет на это прав.

– Это у тебя нет права давить на меня, – разозлилась Петрова.

– Ну и что? Сдержал клятву?

– Сдержал. Но не стал ни хорошим мужем, ни хорошим отцом.

– Может, надо было поискать?

– Искала.

– Не нашли?

– Не нашла.

– Может, искали не в том месте?

– В разных искала. Все равно не было. Мужчины были, а отцов среди них не было.

– Ни одного?

– Ну, по определению, не было. Я же не способность к зачатию имею в виду.

– В общем, на поиск отца для Светки вы потратили так много времени и сил, что не заметили повторной беременности.

– Почему не заметила? Я хотела.

– Зачем?

– Ну ты же видела Розу, разве ее можно не хотеть? – недоумевала Люся.

– В готовом виде – понятно, но ведь она не сразу такой получилась.

– Сразу, – улыбнулась Петрова.

– Кстати, почему такое имя?

– Оно ей очень подходит.

– Замечательно! – орал Павлик. – Ты в своем репертуаре! Приняла решение, не посоветовавшись со мной.

– Предыдущие два раза, посоветовавшись с тобой, я сделала аборт, – спокойно ответила Люся.

– Не ты первая, – начал, как обычно, наступать Жебет.

– И, бесспорно, не я последняя, – на полном серьезе изрекла Петрова.

– Ты что? – Павлик разошелся не на шутку. – Издеваешься надо мной?!

– Почему?

– Зачем нам второй ребенок? У нас есть сад.

– Это у тебя есть сад, бабушка и ставка в стационаре. А у меня – Светка, твои родители и восемь недель беременности.

– Ско-о-олько? – изумился Жебет.

– Восемь, – повторила Люся и улыбнулась.

– Если бы ты хотела… – начал Павлик.

– Я не хочу, – оборвала Петрова не сформулированное открыто криминальное предложение.

– Но это глупо, – подытожил Жебет и заходил по комнате взад-вперед.

– Папа, нога сломата, – просунула голову в приоткрытую дверь Светка.

– Не сломата, а сломана, – в раздражении поправил дочь Павлик.

– Чини, – приказала девочка.

– Не чини, а почини, пожалуйста. – Папаша ни на секунду не желал приостанавливать воспитательный процесс.

– Все равно чини, – настаивала дочь.

– Сама почини.

– Пожалуйста, – добавила Люся, наблюдавшая за их общением.

– Ей пятый год! – возмутился Жебет.

– Ну и что? – парировала Петрова.

– Ну и то!

Светка наблюдала за родителями, переводя взгляд с одного на другого. При этом девочка не двигалась и по-прежнему стояла на границе комнаты и прихожей. Она выбирала.

– Тогда ты чини, – обратилась девочка к матери.

– Давай, – согласилась Люся и потянулась за расчлененной игрушкой.

– На! – Светка добилась своего и перевела взгляд на Павлика. – Дай сяду.

– Сядь на диван, – Жебет пытался остаться хозяином положения.

– Не хочу на диван. К тебе! – в который раз скомандовала Светка.

– Попроси, как положено, – настаивал Павлик.

Светка прищурилась и подошла к отцу:

– Зачем?

– Воспитанные люди говорят «пожалуйста», – продолжал процесс обучения Жебет.

– Все? – уточнила Светка.

– Все.

– Нет, не все, – не согласилась с отцом девочка. – Ты не говоришь.

– Я-я-я-я? – изумился дочерней наглости Павлик.

Светка только было открыла рот, чтобы подтвердить слова отца, как разгневанный Жебет побагровел и заорал:

– Пошла вон, маленькая дрянь! Ты с кем разговариваешь?!

Девочка побледнела, но взгляда не отвела. В вытаращенные глаза отца она смотрела прямо и не по-детски вызывающе. Павлик задыхался от бешенства, Петрова с тоской наблюдала за происходящим, а Светка сохраняла какое-то невообразимое олимпийское спокойствие.

– От-вер-н-и-и-ись! – завизжал Жебет, и усы его распушились от покрывшей их слюнной влаги.

Девочка молчала, крепко сжав губы, от чего личико ее превратилось в старушечье и злобное.

– Я сказал тебе: от-вер-ни-и-ись! Дря-а-ань!