Сергей Шаргунов - 1993
– Одиннадцатый час, а она копается.
– Это я-то копаюсь? На себя посмотри, беспомощный.
Наконец они покинули дом и, сопровождаемые надрывными криками козы из сарайчика, вышли за калитку.
Таня смотрела на родителей в открытое окно и чуть покачивалась в такт телевизору: включила музыкальный канал.
– Всё хорошо будет, – сказал Виктор убежденно.
– Чего хорошего? – спросила Лена.
– Хороший будет день.
– Почем ты знаешь?
Он таинственно сощурился:
– Так птички напели…
– Какие птички?
– Воробушки.
– Какие еще воробушки?
– Я тебе никогда не говорил? Примета есть. Мне в детстве бабушка рассказала, всегда сбывается. Вышел из дома, и воробушки поют. Если слева поют и сердито, значит, ничего хорошего не жди, день будет тяжелый. Но если справа и радостно, всё будет хорошо…
– А разве они поют сейчас? Где ты видишь здесь воробушков? – Лена закрутила головой.
– Глухая, уши разуй, – Виктор схватил ее за руку; остановились, и действительно, это было странно, Лена даже поморщилась: справа с чужих огородов, из-за заборов, из гущи зарослей слышалось бодрое чириканье.
Ближе к лесу сбавили шаг. Лена подняла из травы обломок ветки и теперь то и дело перешагивала канавы, выискивая грибы. Она села на корточки и срезала две сыроежки – красноватую и мглисто-серую.
– В лесу искать надо… Это всё баловство… Теряем время… – бубнил Виктор.
Он наткнулся на огромный мухомор, в котором внезапно уловил издевку над своей внешностью – на корабле первый год дразнили “мухомором” – замахнулся ногой, но бить передумал.
Опушка встретила их обильной и раскидистой свалкой с ржавым остовом инвалидной машины, торчавшим с незапамятных времен. За свалкой открывалась широкая лесная дорога в тяжелых комьях земли и следах от трактора.
Они шли по этой дороге, пока слева не показалась их любимая поляна с поваленной сосной. Тут был их привал, где они, чуть помолчав, входили в общение с лесом. Вот и сейчас присели; Лена как-то боязливо посматривала вбок на разумную суету черных больших муравьев. Потом встала и зашла в малинник. Вернулась к мужу, выставив ладонь, на которой багровели разбухшие ягоды:
– На – самые сладкие!
За ельником, весело разговаривая, тенями прошли люди, ребенок звонко повторял: “А его жарят или солят?”
Виктор равнодушно, точно бы слепо, взял ягоду, отправил в рот и даже не шевельнул челюстями.
– Чем-то недоволен?
– Все грибы проворонили.
– Себя вини. А я иду искать.
– Ну так вперед!
Они полезли в чащу, раздвигая завесы елей и под их сумеречными шатрами исследуя пространство, густо засыпанное рыжими иголками. Грибов в ельнике не было, время опят еще не пришло, местами бледнели следы от срезанных неизвестных, да запорошенная иголками попалась большая темная свинушка, но ее отвергли – недавно по телевизору передавали: свинушки лучше не есть.
– Потише, эй! Веткой в лицо ударила! – жалобно окликнул Виктор. – Зачем вперед меня поперлась? Глаз чуть не выбила. Надо было по дороге идти. К переправе бы вышли. А тут болото дальше…
– Хнычь, хнычь…
Но и правда: они угодили в плотные камыши и рослую осоку, пришлось обходить болото по краю, чтобы вернуться к дороге, концом упиравшейся в мостик. Мостик – три бревна и стальной лист – лежал через вязкую грязь, которую рассекал мелкий, но проворный и чистый ручей.
За мостом слабая тропинка угасала в лесной сумятице. Лена нагнулась, присела и ловко замелькала пальцами.
– Ты по грибы или по ягоды? – проворчал Виктор.
– Будешь нависать, не поделюсь… – она положила в рот горсть земляничин.
– Как я это переживу! – Он решительно, правое плечо вперед, ринулся в лиловую тень, захрустев ветками. Отшатнулся, будто бы выброшенный обратно вражьей силой, и спросил через плечо: – Лен, ты со мной или куда?
– Нет, не с тобой, знаешь. С дядей Петей… – рассмеялась она.
Виктор нырнул в чащу, зажмурившись и пригнув голову. Навстречу пахнуло сыростью, зазвенели комары. Паутина облепила лицо и волосы.
– С каким еще дядей Петей? А, всё с тобой понятно!
– Куда погнал? Так ничего не найдем. Ай! Больно же! Больно, твою мать!
Теперь он шел впереди и раздвигал ветви, их не придерживая.
– Всё с тобой понятно, говорю!
– Не ори, идиот. Все грибы от голоса твоего злобного попрятались.
– Ты себя слышала, лягушка?
Лена шла уже не следом за мужем, а поодаль, с ним вровень, сама раздвигая ветки. Виктор вооружился крепким кривым суком, который с трудом отвинтил у ели. Брянцевы смотрели в землю, шарили в траве, среди извивистых корней, подземных осиных гнезд, сокровенных холмиков и ямок. Там и тут вольно жили причудливые поганки, зловеще-заманчивые, одновременно притягивавшие и отталкивавшие взгляд. Виктору попался растоптанный гриб, и было непонятно, то ли он был добрым и невинно казнен, то ли ядовитым, вызвавшим чью-то ярость.
– Сырка! – сообщила Лена и, присев, срезала розовую сыроежку. – Еще сырка! – встав, помахала корзинкой. – Меня грибы любят!
– Сырки, – передразнил Виктор, – несерьезные грибы!
– Может, ты и к грибам меня ревнуешь?
– Да кому ты нужна, кроме грибов.
– На этот счет есть и другие мнения.
– Ты что несешь? – Он сгреб из-под ног несколько шишек, метнул в нее, промахнулся, и одна, срикошетив от сосны, попала ему в голову. Охнул, встал, потирая висок. – Всё из-за тебя, гадина тупая! – простонал он со смешком. – Как будто пуля попала!
– Ты гадина! – живо отозвалась жена и опять присела.
Виктор сделал несколько широких шагов и вступил на просеку, сквозившую между лесными стенами. Свет голого, освобожденного, незаслоненного неба опрокинулся на него и ослепил.
– Мой! – сорвался он вдруг.
– Белый! – закричала Лена, ликуя, как будто отзываясь на белый свет.
Они увидели белый гриб с разницей в долю секунды, но Виктор, первым достигнув высокой и одинокой березы, спортивно нагнулся, полоснул лезвием, спрятал ножик в карман и обернулся к жене. Он держал гриб у лица и долгим засосом ноздрей нюхал шоколадную шляпку.
– Дай! – Лена подошла, недоверчиво всматриваясь. – Вить! – Она встала на цыпочки и дернула за локоть. – Не червивый?
– Сама ты червивая. Не лезь. Сломаешь. – Он опустил гриб в корзину, качнул ее плавно, как люльку, и блаженно произнес: – Дома насмотришься. Надо дальше искать…
– Может, дух переведем?
– Бездельница… – Виктор покрутил пальцем у ноющего виска. – В аварийке сидит, баклуши бьет. По лесу ходить – чем тебе не отдых? У меня, например, от этого силы прибавляются.
В небе загудел самолет, и, переча ему, наставительно отозвался дятел.
Пошли дальше.
– Ищи-свищи… Ищи-свищи… – приговаривал он, косясь на жену.
Наверное, белый гриб был таким ценным призом, что Виктору больше не везло. Он на ходу вдарил палкой по березе, сбивая наросшие каменные грибы.
– До нас всё смели… Ничего не оставили… Время… Потеряно время… Давно потеряно… Потеряно давно… С кем я связался?
Он перелез бесконечное поваленное дерево, поставил корзину на землю, выбрал линию полета и метнул сук: палка пролетела, красиво крутясь, пока не тюкнулась о строгий ствол сосны. Лена, что-то напевая, срывала ягодки и несколько раз нагнулась, подрезая новые сыроежки. Потом обнаружила укромную семейку лисичек. Виктор загорланил по складам:
– А я хочу быть похожим на Ленина! На Владимира Ильича!
– Певец нашелся! – подколола Лена. – А что ты еще можешь, кроме песен?
“Ау-у-у!” – раздался далекий тревожный зов.
“Ау-у-у!” – позвали опять, ожидая ответа.
– Я многое умею, – пробурчал Виктор.
– Ага, умеет. До аварийки докатился.
– Я, что ли, виноват…
– Другие мужики деньжищи зашибают. А ты привык, чтоб тобой командовали. Каждый сам себе капитан.
– И я капитан.
– Капитан. С трубой подзорной… Подзорной-позорной! Из консервных банок.
– Что? Что ты сказала? Повтори! Нет, что ты сказала? – Задыхаясь, он ринулся на нее, перекинув корзину через локоть, и она, пугливо хихикая, побежала. – Повтори-ка! – Сквозь шуршание и хруст он слышал, как мягко колотится большой гриб в его корзине.
– Белый! – прокричала Лена. – Ура, еще один!
Она сидела, согнувшись над грибом, и бережно отпиливала его у основания. Гриб был малого росточка, и, возможно, поэтому весь какой-то нахохлившийся и высокомерный, с обидчиво надутой глянцевитой шляпкой.
Виктор мгновенным движением вырвал гриб у Лены из рук и разломил, отделив шляпку от ножки.
– А! – закричала она с болью. – Ты что творишь?
– Он червивый! – Виктор смял и уронил ножку, разорвал шляпку напополам и тоже отшвырнул.
– Всё ты врешь! Ну и где здесь черви? Покажи хоть одного! – Лена присела, собирая гриб из травы. – Где, я тебя спрашиваю? – Подняла лицо, столкнулась с его взглядом, показавшимся ей жестоким и тупым. – Скотина! – Она вскочила и полоснула по воздуху раскрытым перочинным ножом. – Давай мне сюда свой гриб! Я его тоже покрошу! Приятно тебе будет?
