Владимир Козлов - Свобода
Белорусская. Эскалатор движется вверх. Оля – на несколько ступенек выше. Между нами – три цыганки. Одна держит ребенка. Оглядываюсь. Блондинка грызет шоколадку. Шелестит фольга. Шоколад на губах.
Купе. Сидим молча. Как будто не знаем друг друга. Ждан с «Коммерсантом». Оля с «дискменом». Четвертый пассажир: гастарбайтер. В руке – бутылка пива. Допивает. Ставит на пол. Достает еще одну. Подцепляет крышку зажигалкой. Крышка падает. Катится по грязному половику. Мужик присасывается. Рыгает. Начинает говорить:
– Ну и что это делается, а? Развалили колхозы, и теперь что? А я скажу вам, что. Все закупаем за границей, поддерживаем ихних фермеров. А наших кто поддержит? Вот вы мне скажите, а?
Дверь купе. Щель. Мелькает ментовская форма. Вздрагиваю. Жду. Ничего. Менты проходят мимо.
– Вот вы мне скажите, а? Почему российское государство не защищает своих фермеров? А я вам сам скажу, почему. Это называется са-бо-таж!
Поезд трогается.Часть четвертая Мы
I
Утреннее солнце спряталось за облако и тут же выглянуло снова. По привокзальной площади катилась, выливая на асфальт две струи воды, поливальная машина. Я вошел в пустой «Макдоналдс». Ждан и Оля сидели за столиком в углу. На столике перед ними стояли картонные стаканчики с кофе.
– Есть квартира в Малиновке, – сказал я. – Трешка. Хозяйка сейчас там. Можно ехать смотреть.
– Поехали, – сказал Ждан. – Это далеко?
– Полчаса или, может, меньше – если на такси.
* * *Окна выходили на кольцевую дорогу. За ней начиналось поле, потом – лес и трубы ТЭЦ.
– …Со своей девушкой и ее отцом, – говорил я хозяйке, тете лет сорока с небольшим, ухоженной, хорошо одетой. – Он развелся с ее матерью, а квартира у них однокомнатная, некуда податься…
Тетя покивала головой. В комнату зашли Ждан и Оля.
– Ну, если вас все устраивает… – сказала тетя.
Ждан достал из кошелька зеленые купюры, отдал хозяйке. Она сложила их, сунула в сумочку.
– Ну, располагайтесь…
Хозяйка вышла в прихожую. Дверь захлопнулась.
– И что сейчас? – спросила Оля. – Сколько мы здесь будем?
* * *– Вы в школе ездили в колхоз – работать? – спросил я. – Осенью, вместо уроков?
Мы с Олей сидели на балконе на ободранных табуретках.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
– Так просто, вспомнилось… Помню, однажды мы долго ждали автобуса, чтобы ехать назад, а он все никак не приезжал. Зато приехали на мотоциклах «кресты» – человек, может, десять или больше. Они стали в стороне, метров двадцать от нас, достали бутылку сивухи и пили, передавая друг другу. Все в телогрейках и танковых шлемах. У одного на глазу была повязка – но не черная, а отрезанный карман от джинсов, маленький, который для ключей… У другого вместо кисти руки – крюк, и он им цеплялся за руль мотоцикла…
– Как такое может быть? Как он закреплен?
– Не знаю… Как протез, наверно… Они допили сивуху и стали кричать всякую фигню моим одноклассницам. Ну, ты понимаешь, что они им кричали. А когда физрук – у него была кличка Куцый – им что-то сказал в ответ, они на нас «прыгнули». Мне повезло, меня сразу сбили с ног и только надавали по ребрам. А Синявскому сломали руку, Куцему проломили череп куском арматуры. Он потом долго в больнице лежал…
– У нас колхоза не было. У нас был «герыч». В десятом классе пришли прямо в школу мужики, нормального вида… Почти как бизнесмены – в костюмах, с дипломатами… Мы сидели на заднем крыльце, курили… Они предложили вмазаться. Бесплатно, «просто попробовать». Некоторые отказались, а несколько человек попробовали, в том числе я. Мне все было интересно…
Я наклонился, взял бутылку пива, сделал глоток. По кольцевой, одна за другой, проехали три фуры с белыми буквами «Белтрансавто» на синих тентах.
– А потом, чтобы заработать деньги на дозу, я работала на трассе. Ты понимаешь, как работала… Двести рублей – минет. Но только это, ничего другого… Мне было шестнадцать, и я была одна из самых старших… Там были девчонки и по тринадцать – четырнадцать…
Внизу «завелась» автомобильная сигнализация, потом звук резко оборвался. Оля допила свое пиво, встала с табуретки, поставила бутылку в угол балкона. Там уже стояло несколько десятков бутылок.
– Если бы не родители, я ни за что бы не «соскочила»… Папа тогда еще жив был… Я им благодарна, но я их ненавидела… И твердо решила, что уеду. В Москву, больше некуда… Потому что в России можно нормально жить только в Москве. Весь одиннадцатый класс я сидела дома – на дискотеки никакие не ходила, никуда… Сидела и смотрела фильмы – брала в видеопрокате… Разные фильмы, любые. И комедии, и боевики, и «ужастики»… Мама очень не хотела, чтобы я ехала… Тем более что папа только три месяца, как… Но я сказала, что поеду – и все…
II
Я взял со стола бейсболку и солнечные очки, надел, отодвинул стул, поднялся, вышел из Интернет-кафе. В кармане лежала дискета, на ней – несколько писем для Ждана, отправленные на «секретный» ящик на usa. net и подборка упоминаний о нем и о ПСЛ в Интернете. Упоминаний было мало: за три с лишним месяца о нем и о партии начали забывать.
На другой стороне улицы мужик в черной джинсовке выбросил сигарету, посмотрел на меня. Я пошел к метро «Якуба Коласа», оглянулся. Мужик шел в ту же сторону. Я ускорил шаг. Он тоже пошел быстрее.
Я свернул во двор дома, пробежал мимо гаражей, перелез через забор. За забором тоже были гаражи. У открытых ворот одного три дядьки пили водку. Они молча поглядели на меня. Где-то гавкнула собака.
Я пробежал еще один двор, пересек улицу, вскочил в автобус. Двери захлопнулись. Я протиснулся к заднему стеклу. Мужика не было видно.
* * *– …Скорей всего, это все – твоя паранойя, – сказал Ждан. – Но она вполне объяснима.
Мы сидели на кухне. Оля раскладывала по тарелкам пельмени. Она практически не умела готовить, и мы чаще всего ели пельмени или разогретую в духовке замороженную пиццу.
– Паранойя – нерусское слово, – сказал я.
– А как тогда сказать по-русски? – спросила Оля.
– Страх, – сказал Ждан. – Навязчивый страх.
Как и Ждан, Оля почти не выходила из квартиры, днями сидела у телевизора или читала книги, найденные на полках «стенки». Только иногда мы с ней ходили «гулять» – в лесополосу за кольцевой. Там мы находили укромное место и торопливо трахались, боясь, чтобы нас никто не увидел, и еще больше от этого возбуждаясь.
* * *Небо над кольцевой дорогой посинело. Из труб ТЭЦ валил серый дым.
Я и Оля сидели на балконе с бутылками пива. Ждан был в своей комнате. Он целыми днями сидел за ноутбуком: что-то писал, читал тексты, которые я скачивал для него в Интернете.
– Как ты думаешь – все эти письма, которые ты отправляешь, это что-то даст? – спросила Оля.
– Думаю, нет…
– И что мы будем делать?
– Подождем… Еще немного…
Оля встала с табуретки, наклонилась к моему уху.
– Я знаю, где лежат все «кредитки»… И знаю, где пин-коды к ним – записаны на листочке…
* * *«Единица» свернула на улицу Есенина. Лицо девушки, сидевшей впереди, лицом ко мне, показалось знакомым. Она напомнила мне Снежану из моей школы. Снежана училась на класс старше меня, была отличницей и, по слухам, «ебалась». В начале седьмого класса я был в нее влюблен. Она была первой девушкой, в которую я был влюблен и на которую дрочил.
В принципе, Снежана могла сейчас жить в Минске. После десятого она поступила на филфак нашего пединститута. А когда я сам поступил в институт, осенью, я однажды увидел ее в троллейбусе. Я ехал из института, и она, наверное, тоже. Я хотел подойти к ней, но стреманулся.
«Единица» остановилась. Девушка вышла. Я подумал, что никогда не узнаю, Снежана это или нет.
* * *В магнитофоне играл альбом новой группы «Zемфира»:
Но у тебя СПИД – и, значит, мы умрем.
У тебя СПИД – и, значит, мы умрем…
– Меня удивило, когда ты рассказала про его счета за границей, – шепотом сказал я. – Я не мог поверить, что он работает на свой карман…
– Не знаю, – сказала Оля. Мы сидели на диване в гостиной. – Может быть. Может быть, не только… Или здесь вообще что-то другое. Может, он планирует потратить эти деньги на партию, когда все уляжется…
– Ты в это веришь?
– Не знаю… Но теперь все равно… Что бы ты делал, если бы остался в Москве, не поехал сюда?
– Вернулся бы в газету. Если бы взяли. Или нашел бы новую работу.
– Ты бы этого хотел?
– Нет.
* * *Я стоял на остановке у метро «Институт культуры». Был теплый приятный вечер, еще почти летний. Я оглянулся по сторонам. У киоска Коля жевал хот-дог. Я сделал шаг в сторону, но он меня заметил, махнул рукой. Я остановился. Он выбросил в урну салфетку, подошел, сунул руку. Мы поздоровались.
– Привет, а что ты делаешь в Минске? Может, вернулся?
– Нет, временно.
– А чего не позвонил?
– Номера твоего нет – блокнот старый потерялся…
– А-а-а… Когда обратно в Москву?
