Маша Трауб - Вторая жизнь
Не забывала Валентина Даниловна и о сыне – пекла, парила, жарила. Рома не хуже Даши на глазах стал округляться, забросил спортзал, ложился на диван и уминал пирожки. Лиза надеялась, что свекровь скоро устанет. Невозможно столько времени стоять у плиты, каждый день варить обеды и ужины. Невозможно кормить младенца и здорового мужика. Да еще успевать бегать с коляской за продуктами, на рынок, тащить на себе пакеты, снова вставать к плите. Лиза отдавала себе отчет в том, что она бы так не смогла, не выдержала. Да и зачем? Ради чего? Можно ведь дать Дашке магазинную банку, а Рома пусть поест на работе. Ради чего так убиваться? Но Валентина Даниловна оказалась не двужильной, а трехжильной. Она не уставала, не жаловалась. Вставала раньше всех, ложилась позже всех. Позволяла себе вздремнуть в середине дня, когда спала Дашка. Но полчаса, сорок минут, не больше, и снова тягала, двигала, поливала цветы, таскала Дашку, раскатывала тесто – духовка, как и стиральная машинка, работали на износ, не остывали.
Самое удивительное, что свекровь тщательно все подсчитывала: сколько пельменей налепила, сколько съел Рома, сколько съела она и сколько Лиза. Лучшие куски мяса свекровь готовила для Ромы, потом шел кусочек для Даши, оставшиеся обрезки она оставляла для себя. Лиза в расчет вообще не принималась – она доедала то, что не доели Рома с Дашей. Лизе было все равно, что есть – к еде она потеряла всякий интерес и даже вкуса не чувствовала. Ела, потому что так было нужно, положено, чтобы свекровь опять не начала приставать с разговорами про ее худобу. Но Лиза не могла понять этих скрупулезных подсчетов – пирожков с капустой столько-то, с повидлом столько-то, Рома съел три, хотя на тарелке было четыре.
Эта продуктовая математика никак не клеилась с внезапно проявившейся расточительностью, даже транжирством Валентины Даниловны. Когда свекровь переехала к ним, Рома стал оставлять деньги на хозяйство матери, а не Лизе. Если он оставлял пять тысяч, Валентина Даниловна шла и тратила все пять – на всякую ерунду, на то, что сгниет, пропадет и будет выброшено. Она покупала впрок гречку, муку, крахмал, соль, мыло. Это называлось «наскуплялась». Если же Рома оставлял, например, тысячу, то Валентина Даниловна тратила ровно тысячу. Несмотря на тяжелую жизнь, она вдруг разучилась откладывать, экономить – затаривалась так, будто завтра денег не будет. И послезавтра тоже. При этом искала, где дешевле. И не брезговала просроченными продуктами. Из просроченного кефира жарила оладьи, из творога – сырники. Валентина Даниловна была убеждена, что то, что пожарено, – безопасно. Она могла себе позволить купить самый лучший творог на рынке, самый свежий кефир, но все равно охотилась за «просрочкой». Радовалась:
– Только сегодня срок годности истек. Так на завтра блины будут!
– Валентина Даниловна, это же выброшенные деньги, – удивлялась Лиза, – лучше купить меньше, но качественное.
– Я ж не свои деньги трачу! А твои! – шутила свекровь. – Ты меня еще куском хлеба попрекни!
Ничего удивительного, что в шкафу, в котором дверца не закрывалась от припасов, спустя короткое время завелись жучки, которые поели всю крупу.
– Надо все выбросить и помыть шкаф, – сказала Лиза.
– Тебе лишь бы выбросить, – буркнула свекровь и полночи пересыпала крупы, раскладывала по пакетам, искала жучков и просеивала муку. Жучки снова заводились, и она снова пересыпала, перебирала.
Даже засохшие, наполовину сгнившие и почерневшие зерна кукурузы, которые свекровь заготовила с осени на зиму, чтобы варить внучке кукурузную кашу, она не смогла выбросить. Сидела на кухне и причитала. Лиза ушла спать. Утром она вышла на кухню и остолбенела. На стене, на самом видном месте появился портрет, который Валентина Даниловна за ночь выложила из кукурузных зерен. На Лизу смотрел толстый страшный кукурузный ребенок из фильма ужасов.
– Правда, похожа? Это лучшая моя работа, – с гордостью прокомментировала кукурузное творение Валентина Даниловна.
– Кто похожа? – не поняла Лиза.
– Это Даша! – обиделась Валентина Даниловна.
– А ему обязательно здесь висеть? Может, вы себе увезете? На дачу, – предложила Лиза.
И свекровь снова обиделась.
– Вот поэтому у тебя фикус чахнет, странно, что еще не сдох, – огрызнулась она. – Цветок врать не будет!
Кукурузный шедевр она все же увезла в Заокск.
Раз в две недели Валентина Даниловна уезжала на дачу. Там было хозяйство, которое она не могла бросить. Пока она находилась в отъезде, за домом и огородом присматривала соседка, отвечавшая за георгины, и соседкин сын, который занимался огородом – поливал, перекапывал грядки, полол и следил за парником. Но Валентина Даниловна, которая платила и соседке, и соседкиному сыну за пригляд, все равно волновалась. Лучше, чем она, никто землю не знает. Да и георгины ее ждут. Рома отвозил маму на дачу и возвращался с набитым багажником. Валентина Даниловна везла морковь, болгарские перцы разных цветов, свеклу, зелень. То, что морковь была размером с мизинец, а свекла – с детский кулачок, свекровь не огорчало. Она гордилась урожаем и рассказывала, как Рома заказал еще землю – почва-то хоть и хорошая, но присыпать надо постоянно. Уже у всех соседей газон и цветочки, только у нее – огород. Да, овощи мелкие, зато экологически чистые, свои, родные. Вот кабачок – просто загляденье. А патиссоны! Это ж просто картина, а не патиссоны! И ведь никто не оценит. Никто! Роме проще на рынок съездить и все купить, на Лизу вообще никакой надежды. А если бы невестка землю любила, так она была бы спокойна – есть кому огород оставить. Да, картошка мелкая, да и той радоваться надо. Рома купил на рынке – за пятьдесят рублей аж – то ли египетскую, то ли еще какую. Чистенькую, клубень к клубню, противно. Это что нужно с картохой делать, чтобы она такая ровная уродилась? Наверняка пестицидами поливали!
Лиза помнила, что в то время ей по-прежнему вообще было все равно. Врач, вызванная по настоянию Полины, прописала таблетки. Лиза от них была как под водой. Когда свекровь с мужем уезжали, оставляя ее с дочерью, Лиза даже не гуляла с Дашкой. Она сидела и смотрела, как ребенок возится в кроватке с игрушками. Или доставала ее из кроватки и пускала на ковер. Снимала с дивана подушки и закладывала так, чтобы образовывался бортик. Дашка, правда, была очень спокойной и не по годам сознательной девочкой – за заграждение не лезла, могла подолгу возиться с пирамидкой или кубиками, не просилась к матери на ручки, не требовала внимания. Лиза сидела на диване и смотрела на дочь. Потом опять укладывала ее в кровать и снова садилась на диван. Если Дашка плакала, Лиза ее кормила – дочка сразу успокаивалась.
– Как у вас дела? – спрашивал Рома, когда звонил.
– Все хорошо, – отвечала Лиза.
– Что делаете?
– Играем.
Лиза не могла заставить себя сползти с дивана и хотя бы лечь рядом с Дашкой – помочь ей сложить пирамидку или раскрутить юлу. Юлу, старую, из Роминого детства, Валентина Даниловна привезла из Заокска. Уж где она ее нашла… Дашка как завороженная смотрела на эту юлу. У Лизы начиналась головная боль от любых звуков, но юла ее доводила до истерики. Дашка же требовала крутить снова и снова. Если Лиза прятала игрушку, Дашка плакала и не могла успокоиться, пока мать не выдавала ей юлу. Иногда, тайно от свекрови и мужа, Лиза вызывала на помощь Полину.
– Я не могу. Понимаешь? Я не знаю, что с ней делать, – жаловалась Лиза.
Полина приезжала, забирала Дашку, уходила с ней гулять или уносила в другую комнату, где делала массаж, гимнастику, звенела погремушками.
Лиза ложилась спать и проваливалась в глубокий сон. Могла проспать восемнадцать часов и уснуть снова. Так она никогда не спала, когда дома были свекровь и муж.
– Тебе со мной спокойнее, – улыбалась Полина, – ты мне доверяешь, потому и спишь.
– Это ненормально. – Лиза переживала. – Я же должна заниматься собственным ребенком. Я же должна с ней что-то делать. Почему я не могу?
– Не знаю. Ты не умеешь получать от ребенка удовольствия. Попробуй, поиграй с ней, потанцуй, попой. Делай то, что тебе нравится. Да хоть йогой с ней занимайся.
– Полин, она мне не нравится, понимаешь? Она не моя. Я ее не чувствую. Она толстая и совсем некрасивая. Ты же видишь.
– Дети все красивые, – пыталась убедить подругу Полина.
Лиза уходила и ложилась спать.
Свекровь возвращалась с дачи перепуганная, счастливая, возбужденная. И каждый раз удивлялась, когда находила внучку в добром здравии и вполне сытую, даже не похудевшую, а квартиру – в чистоте и порядке. На невестку она смотрела с подозрением, но Лиза давала полный отчет – что ели, как спали, как гуляли. Конечно, Лиза была в состоянии накормить и искупать ребенка. Она могла проследить, чтобы Дашка не упала и не засунула в рот мелкую игрушку. Она могла убрать квартиру, погладить белье. Иногда она даже могла заставить себя выйти гулять с коляской. Но на большее – быть счастливой мамой – оказалась не способна.
