Натиг Расулзаде - В лесу
– Вставайте, – сказала она и сама поднялась с изножья кровати. – Хотите есть? Да что я спрашиваю, конечно, хотите. Идите за стол.
Он поднялся по привычке резко, вдруг и закружилась голова, пошатнулся, схватился за спинку кровати, постоял минуту, отдышался и пошел вслед за ней, в другую часть комнаты, разделенной большой печью. Она накрывала на стол.
– У меня сегодня уха, – сказала она. – Любите уху?
– Да, – сказал он, и снова глянув на ее лицо, он подумал, что несомненно она кого-то ему напоминает. Его взгляд задержался на ней дольше обычного мимолетного взгляда, и она спросила:
– Что вы так меня разглядываете?
– Вы удивительно похожи на одну женщину, – сказал он, – не могу вспомнить…
– Похожа на одну женщину? – спросила она. – Может, на свою мать?
– Наверное. А кто была ваша мать?
– Почему была? Она и сейчас есть.
– Извините, я хотел спросить, чем она занималась… занимается?
– Сейчас – ничем, на пенсии, болеет. А раньше была косметологом. Облагораживала внешности.
– Косметологом? – спросил он, и тут ярко, как вспышка вспомнилась женщина, которая выводила его юношеские прыщи. – Так вон оно что! – Воскликнул он облегченно, как человек решивший, наконец, трудную задачу, над решением которой долго ломал голову.
– А что?
– Я знал вашу маму.
– Правда? Вы уверены?
– Да. Почти. Потому что вы удивительно на нее похожи. Я приходил к ней. Мне было лет четырнадцать… Вы ведь тогда жили на седьмой параллельной, верно?
– Да, – сказала она. – Я жила там еще до школы. Потом мы переехали оттуда на новую квартиру…
– Вот видите! – обрадовано воскликнул он. – Я вспомнил.
– Я тоже помню, к маме приходили … В основном женщины, ну и мальчики были тоже, подростки… А вы не помните меня? Я обычно сидела в маленькой кухне, когда мама была занята с пациентами.
– Нет, – признался он с нотками сожаления в голосе, – не помню. А как вы сюда попали?
– Очень просто, – словоохотливо отозвалась она, – Вышла замуж. Мой муж был охотник. Профессиональный охотник. Видите эти медвежьи шкуры на полу? Ему нравилась такая жизнь. И я с ним привыкла. Так мы прожили восемь лет, пока он не погиб в прошлом году…
– А дети? – спросил он, немного помолчав. – Детей у вас нет?
– Нет, детей у нас нет… Так и жили, как старик со старухой. Только те – у самого синего моря, а мы в лесу.
– Какая же вы старуха? – усмехнулся он. – Вам лет тридцать наверно, да?
– Почти.
– Ну вот видите, – сказал он, не зная, о чем еще говорить.
– Уха простынет, – сказала она, кивнув на его тарелку. – Ешьте пока горячая.
– Да, – он стал есть и только теперь почувствовал, как он был голоден. – Очень вкусно, – пробормотал он с набитым ртом.
– На здоровье, – сказала она, с нескрываемым удовольствием глядя, как он ест. – Ешьте, вам нужно подкрепиться.
– Я уже нормально себя чувствую, – сказал он, продолжая есть. – Это кажется стерлядь?
– Да, – кивнула она. – Здесь их много в реке.
– Ух ты! Классическая уха. Не то что из каких-то непонятных рыбешек.
Она улыбаясь смотрела на него.
– Что? – спросил он, заметив ее взгляд и поняв, что слишком уж жадно он утоляет голод, положил ложку на край тарелки.
– Ешьте, ешьте, – торопливо проговорила она, – Мне нравится смотреть, когда ест мужчина.
Он ничего не сказал и подумал, что так же верно она смотрела, когда после охоты обедал ее муж.
– Скажите, а как отсюда выбраться? – спросил он. – Мне завтра необходимо быть в городе.
– Сейчас – никак. В такую метель лучше не выходить из дома.
– Я понимаю. Я вообще. Когда метель кончится.
– Погодите, – вдруг сказала она. – О каком городе вы говорите? Здесь нет никакого города.
– Как? Что значит?..
– До ближайшего города километров восемьсот. Тут поблизости есть село. Я вам говорила о нем… Есть дальние и ближние села. А город очень далеко.
– Как?! Как далеко? – удивился он. – Я ехал всего-то минут двадцать из города, когда попал сюда, в лес. Может, вы не поняли меня? Я говорю о городе, где жила… живет ваша мама, где она работала косметологом.
– О! – воскликнула она. – Так он вовсе далеко. Больше тысячи километров до него.
– Что вы такое говорите? – рассердился он. – Вы хотите сказать, что я прошел пешком по лесу тысячу километров?!
Она пожала плечами.
– Это невозможно.
– В том-то и дело, что невозможно.
– Он в растерянности замолчал, не зная, что возразить и подозрительно посмотрел ей в глаза, неосознанно ища в них выражения безумия.
– Хотите водки? – неожиданно спросила она.
– Водки? – он ушедший в свои беспокойные мысли, не сразу мог сообразить – о чем она, при чем тут водка.
– Ну да, водки, – повторила она. – Хотите?
– Хочу, – задумчиво ответил он.
Тогда она встала из-за стола, откинула ногой край ковра на полу, подняла крышку люка, при этом снизу, из погреба сразу повеяло в теплую комнату ощутимым холодом, взяла со стола горящую свечу в деревянном, по всей видимости, самодельном подсвечнике и со свечой в руке стала медленно осторожно спускаться вниз, в подвал. Через минуту она выбралась наверх с обыкновенной, весьма прозаической бутылкой водки в руках, что продают во всех магазинах, в том числе и сельских. А он-то уж представил себе, что достанет она из погреба какую-нибудь необычную водку, например, домашнего изготовления в запотевшем глиняном кувшине. Она поставила бутылку и свечку на стол, закрыла крышку погреба, аккуратно накрыла ковром, взяла из буфета два стакана и села за стол напротив него.
– Выпьем?
– Да, – сказал он, все это время следивший за ее действиями.
– Выпьем – забудемся, – сказала она полушутливо, умело разливая водку по стаканам.
Он не ответил. Забудемся так забудемся, – подумал он. И невольно стал прикидывать: если она права, и ему отсюда не выбраться, много ли он теряет в той, оставленной жизни?
Она протянула к нему руку со стаканом, до половины налитым водкой. Он рассеянно поднял свой стакан, легонько стукнул об ее, задержав взгляд на ее лице.
– Как вы на нее похожи, – сказал он. – Поразительно. Будто один человек.
– На маму?
– Да, очень похожи. Ваша мама в то время посещала мои юношеские сны, – признался он.
– Правда? – она коротко рассмеялась. – Тогда давайте выпьем за ее здоровье. Как раз этого ей сейчас не хватает.
– С удовольствием, – сказал он и залпом выпил водку в стакане.
Она посмотрела, как он выпил, поморщилась, поставила перед ним свой стакан.
– Если хотите, можете выпить и это.
– Почему? Пейте сами. Тем более, вы и тост сказали.
– Я не пью водку, – проговорила она, отведя взгляд, будто признавалась в чем-то постыдном.
– А зачем же тогда?.. – он не договорив показал рукой на бутылку, стаканы, – Зачем все это?
– Я хотела, чтобы вы выпили, – сказала она.
– Я мог бы выпить и без этого представления.
– Ну, я не знаю, – проговорила она устало, – считайте, что это моя ошибка.
Он ничего не ответил.
– Я давно уже так много не говорила за один вечер, – после непродолжительного молчания произнесла она.
Он посмотрел на нее, она задумчиво улыбалась.
– Это напомнило мне детство, – сказала она, – я, маленькая болтала без умолку, не знали, как от меня отделаться.
Он тоже улыбнулся ей в ответ, покивал – да, мол, в детстве такое бывает.
– Даже с мужем я так много не разговаривала. Он был молчун, скажет несколько слов за
день и все… Ему хватало. А когда я начинала говорить, просто уходил из дому, брал ружье и уходил, – она помолчала, о чем-то задумавшись, потом неожиданно спросила, – Как вы думаете, может, моя вина в том, что он погиб на охоте?
Он растерялся, не зная, что сказать, потом что-то промычал неопределенное, ну что было ответить на такой вопрос?
– Я знаю, – вдруг резко, сердито произнесла она, не дождавшись ответа, – Вы тоже считаете меня виновницей его гибели.
– Да что вы! – возразил он. – А кто еще считает?
– Я сама.
– И напрасно, – не очень уверенно произнес он, но она с радостью ухватилась за это слово.
– Правда вы так думаете?
Он покивал. Он вдруг почувствовал внезапно навалившуюся смертельную усталость, накопившуюся за весь этот сумасшедший вечер, когда он шел через снежный лес, падая и ушибаясь на каждом шагу, когда замерзал, потерял сознание от чрезмерного для него, городского человека утомления, когда поддерживал совершенно ненужный ему сейчас пустой и никчемный разговор. Он не мог сдержать зевоту, судорогой сводившую челюсти, откровенно широко зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Извините, я заговорила вас, – сказала она. – Забыла, как вы устали. Ложитесь спать. Не сердитесь на меня, иногда хочется поговорить, а не с кем… Вас мне Бог послал.
Он поднялся из-за стола, уже почти засыпая, подошел к кровати и почти упал на нее, провалился в сон.
Она подошла к печи, подняла одно из поленьев, аккуратно сложенных возле нее, положила в печь, прямо на огонь, подавив его на минуту, но потом пламя в печи разгорелось с новой силой, стало больше прежнего, и было уютно и покойно смотреть на этот огонь среди снежной метели в лесу, за окном. Он спал тихо, почти не слышно было его дыхания, спал, как ребенок. Она поправила на нем одеяло, отошла к окну и стала смотреть на круживший среди деревьев снег.
