Инна Тронина - Постумия
– Мы с твоим братом в девяностые годы уже всё понимали, продолжал Даниил, играючи управляясь с «Хаммером». Он явно превысил скорость. Джип летел, как стрела, сквозь туман и снег, потому что мы уже опаздывали. Помним всё – и голод, и страх, и бандитские разборки. Ваш отец погиб тогда, и многие другие тоже. И всё-таки, поверь мне, жизнь была более честной, естественной. Ну, вроде войны. Есть явный враг, и с ним можно бороться. А рядом с тобой – уж точно друзья, соратники. Предательства тоже есть, но они единичны.
– Отец как раз и пал жертвой такого предательства! – едко заметила я. – Дядя рассказывал, как телефонистка слила бандитам информацию, и те устроили задачу…
– Да, конечно, но это было ЧП! – горячо возразил Шипицын. – Весь Главк на уши поставили. Тут же вычислили эту суку – буквально за два часа. А теперь столько всякой дряни вокруг, и никто ни в чём не виноват. Вот я о чём говорю! Нас успокаивают – мол, в моде теперь «тихий криминал». Никто особо не стреляет. Вроде как мы радоваться должны. Ну, там неуплата налогов, коррупция, мошенничество… Это ведь не бои на улицах. Терпеть можно, и ладушки. Но ведь за многими, с виду вегетарианскими случаями тоже стоят трагедии, кровь. А мы об этом и не подозреваем. Главное – скрыть, наврать, увести в сторону, улучшить статистику. Изобразить, что стало намного лучше, порядка больше. Взятки, конечно, берут, деньги отмывают. Но вроде как грабежей и разбоев меньше. Всё теперь культурно – через компы, банкоматы, терминалы. А ведь это значит, что кругом орудуют свои. Те, кто в «доле». Случайный человек может напасть в подворотне, но он никогда незаконно не возместит НДС без содействия изнутри системы. Рука руку моет. Все скользкие, как угри. Выворачиваются, зубы заговаривают, свои заслуги щитом выставляют. И потому мы уже сами себе не верим, кругом ищем подвох. Вот это страшно, Марьяна, понимаешь? Все кругом такие правильные – аж слеза прошибает. Родину любят до инфаркта. А на деле… Преступления против стариков и детей, педофилия, невыплата зарплаты, некачественные врачебные услуги – это ведь часто даже хуже, чем те перестрелки на «стрелках». И за жабры фиг их возьмёшь, особенно если «крыша» надёжная. А то и сам схлопочешь, вовремя не раскусив намёк. Вот докажешь всё, как положено, – и наркоторговлю, и махинации с жильём, и хищение денег с карт… От последнего масса народу погибла, пострадала! Одних суицидов немеряно. Бывает, что последнего люди лишаются. Раковые больные стреляются, вешаются, потому что их бесплатные обезболивающие препараты на сторону толкнули. И никто ни за что не отвечает. У всех инструкции – не подкопаешься. Чиновники вообще сплошь святые – только о народном благе радеют. Но тронуть их не моги! Сразу же дорогой адвокат подаёт «летучку». И очень вежливо напоминает суду, на что тот должен обратить внимания. И попробуй не обрати – сразу же у судьи грехи сыщутся. Про оперов вообще молчу. Вот везу тебя сейчас и Богу молюсь. Лишь бы не пришлось в понедельник отпустить всех тех, кого сегодня, в пятницу, взяли…
– Ничего себе! – Я только сейчас заметила, как сильно стиснула кулаки – даже пальцы посинели. Еще подумала, что коралловая помада и такой же лак на ногтях не идут к простенькой курточке и потёртым джинсам. Ладно, перетерпим. – И такое может мыть?..
– Ещё как может! – горько усмехнулся Шипицын. – Разве Богдан тебе не рассказывал? Впрочем, наверное, не захотел расстраивать. Слишком самому тошно. Он ведь лично разработал и осуществил операцию по пресечению деятельности нескольких подставных автосалонов. Конечно, Всеволод Михайлович его курировал…
– Да помню я! Сама работала в баре – в рамках этого проекта. И что? Получился пшик? Конечно, брат не скажет, пожалеет меня. И дядя тоже.
Разумеется, я ничего не сказала Даньке о том, что ещё и танцевала в стриптиз-клубе – чтобы накрыть всю эту сеть. А потом посылала кодированные эсэмэски на смартфон брата – прямо как радистка Кэт. И, получается, всё это было зря? Если бы Даня знал, ЧТО мне пришлось пережить в этих вертепах разврата, наверное, не стал бы сыпать соль на свежие раны. Но он ничего не знает – в отличие от дяди и брата…
– Понимаешь, Марьяна, не было в городе ветви власти, представитель которой не вступился бы этих проходимцев. Разумеется, всё делалось через референтов и помощников. Смольный, Мариинский, судейские, даже наши из Главка ненавязчиво просили не поддаваться на провокации, разобраться объективно. Выходило, что перед «клофелинщиками» ещё и извиниться нужно. А наказать нас – чтобы не совались, куда не следует. Халецкий сгоряча уволиться хотел, потому что честь потерял. Так он считал, во всяком случае. Всеволод Михайлович еле его отговорил. Если с «клофелинщиками» не свезёт – обещал рапорт написать железно. Одного из последних профессионалов потеряем. Но, кроме Грачёва, это никого не колышет. Раньше, говорят, за подвиги в ментовке ордена давали. А сейчас дают только в морду. Героями стали другие. Нужно только правильные слова говорить – как «Отче наш» каждый день. Но это только между нами, Марьяна…
«Хаммер» уже нёсся по Невскому, который светящимся мечом пронзал ночную стылую мглу. Мы будто попали внутрь северного сияния. И авто все под стать – «Шевроле-Камаро», «Форды» дорогих моделей. Разноцветные «Феррари» – красные, жёлтые, чёрные.
Всё правильно решил Богдан с билетом. А ведь я сначала собралась закатить ему сцену. Ведь даже не позвонил, не спросил, согласна ли я ехать «Стрелой». А потом вспомнила, что выключила телефон, когда вошла в «Полёт». Получается, сама во всём и виновата.
– Мог бы не предупреждать! – Я обиженно поджала губы. – Когда я тебя сдавала?
– Да никогда, конечно! – смутился Даня. – Прости – с языка сорвалось. А мне и поделиться не с кем – разве что с Богданом. Так ведь прослушать могут, между прочим. Только на рыбалке, когда мы вдвоём, можно быть спокойным. А за других уже не ручаюсь. Вот в джипе Халецкого говори, что угодно. Полковник сам такого же мнения. А мои мать и жена только расстроятся, но ничему не помогут. Сыну всего шесть лет. Нескоро он ещё сможет стать мне другом!
– Всё понимаю, Даня. И очень сочувствую. – Я ласково похлопала Шипицына по плечу.
Мне же не сочувствовал никто – ни дядя-генерал, ни брат-майор. Они оба прекрасно помнили мою прошлую жизнь. И, вероятно, считали, что я ещё не до конца замолила свои грехи.
Даниил зарулил на парковку у вокзала, открыл дверцу, помог мне выйти. «Стамеска» торчала в середине площади Восстания, как гигантская свеча. Со всех сторон её обтекала автомобильная река. Снова завертелась метель. Ветер захлопал то ли баннерами, то ли флагами – в темноте было не разобрать. Я опять посмотрела на часы. Потом – в низкое, тёмное, беззвёздное небо. И подумала, что завтра надо мною небо будет совсем другое. И тучи другие, и растущий месяц, и запах ветра. И ночные огни на главной улице города. Или мне только так кажется? Просто хочется оказаться там поскорее?..
Даня одной рукой подхватил сумку, другой взял меня под локоть. Мы были странной парой. Шипицын остался прежним – высоким, стройным, ярким. Вылитый Дима Билан – только без бородки. Салон джипа в момент пропитался запахом его туалетной воды – с аккордом цитрона и дорогой кожи. Даню часто отправляли на задания в рестораны, ночные клубы, отели консульства. Он выглядел респектабельнее всех в отделе.
А я сняла норку, модные ботильоны и английское платье «под кольчугу». Натянула джинсы, свитер и скромную курточку в талию. Длинные волосы – каштановые, с вишнёвым отливом – скрутила в узел. Сверху прикрыла их кокетливой подростковой кепчонкой. Сначала хотела надеть кроссовки, но потом выбрала сапожки на меху, с «молнией».
И сейчас рядом с модельным Шипицыным вышагивала хорошенькая грациозная нимфетка, словно сбежавшая из школы. Никто никогда не дал бы её двадцать три года. И уж совсем дикой показалась бы мысль о том, что сыну этой девочки уже восемь лет…
– Десять минут осталось – бежим! – Даня толкнул меня в бок. – Какой вагон у тебя? Где билет? Я же тебе его отдал – ещё в кафе…
– Да здесь он, не волнуйся!
Я и сама испугалась, потому что не сразу нащупала визитницу в сумке-грыже. Но потом облегчённо вздохнула, вытащила билет и поднесла его к глазам. М торопливо шли по залитому светом перрону, вдоль карминно-красных вагонов легендарного поезда. Навес пока прикрывал нас от снега. Лично я видела «Красную стрелу» впервые в жизни.
Нас то и дело обгонялись припозднившиеся пассажиры. Кое-кто трусил далеко сзади. Многим в такое время элементарно хотелось спать.
– Дань, ты выпей успокоительного на ночь, ладно? Нервишки у нас обоих развинтились. Так ведь и машины ломаются, а мы – живые люди. И не надо думать о плохом. Оно само придёт…
– Типун тебе на язык! – Испугался Шипицын.
Мы как раз подбежали к моему вагону, у дверей которого стояла шикарная проводница. Это была блондинка в белых перчатках, тёмно-розовой форме с жёлтым галстуком. Даже ночью, при сомнительном освещении, я оценила её макияж и поняла, что путешествие будет приятным.
