Владимир Гой - Записки современного человека и несколько слов о любви (сборник)
На это раз мне повезло, ко мне направлялся мой приятель, бывший одноклассник и однопартник, известный на весь город фотограф и бабник.
«А, попался, двоечник! Ничего так смотришься в бабочке на пляже, и морда у тебя такая не очень интеллигентная», – с довольной рожей, но несколько завистливо сказал Юрка. – «В «перлушнике» отрывался, сразу видно, даже форму официантскую не снял! А ничего, похож на заблудившегося дипломата. Пошли пивком оттянемся, выставляю».
Я смотрю на него влюбленным взглядом, и мы направляемся обратно к ресторану-кораблю, на верхней палубе которого расположился открытый буфет.
Как приятно сидеть с бокалом, смотреть вдаль и ни о чем не думать, наслаждаясь мгновением. Это вчера за столом я с кем-то спорил неизвестно о чем, что-то доказывал, умничал изо всех сил, а сегодня другое. Это то, что лучше любой тусовки, это кульминация вчерашнего вечера. Правда, есть в этом одна вечная проблема – плавный переход в новый праздник.
Первые дни лета – прекрасное время, все вокруг наливается жизнью, теплый ветер, стук волейбольного мяча, шум моря и много солнца… Как мы мечтаем об этом своей сырой и не слишком морозной зимой! А сейчас женщины скинули с себя «шкуры» и прогуливаются вдоль берега по пляжу, выставляя на всеобщее обозрение свои разнообразные формы. Тут есть дамы на любой вкус, однако те, что покрупнее, не дефилируют, они расплылись на подстилках у кустов, пытаясь расплавить лишнее, изредка протягивая руку к пакету с бутербродами. Дети стараются вырваться из-под опеки своих мамаш и поскорее залезть в еще не прогревшуюся воду. Надоедливые, но ожидаемые многими крики «Мороженое! Кому мороженое?!» раздаются со всех сторон. Все вокруг все время мажутся и мажутся кремами, кто для загара, а кто против него. Кипит обычная пляжная жизнь.
Смотрю сверху на этот человеческий муравейник и радуюсь вместе со всеми.
Что такое был у нас официант в начале восьмидесятых? Это западная душонка, случайно воплотившаяся в чьем-то теле на территории Советского Союза и пытающаяся всеми правдами и неправдами жить за счет трудового (и не очень) народа. Когда мой отец узнал, какую профессию я выбрал, его рука потянулась к месту, где в свое время крепилась кобура. Ему очень хотелось, чтобы я был достойным сыном отечества и на благо страны встал к станку или к прессу, повышая всеобщее благосостояние. Но, к его сожалению, я напялил на себя «халдейскую» официантскую форму, нацепил на шею черную бабочку и, перекинув через руку белую салфетку, рванул за нетрудовыми.
Первые дни я убирал со столов грязную посуду и учился обаятельно улыбаться. В награду после рабочего дня мои учителя вручали мне пятерку, чему я был жутко рад. Уже через месяц мне доверяли отнести заказ к какому-либо столу, где чаевых не светило. А через три месяца я полноправным членом влился в братство официантов.
Семь человек с высшим образованием под неусыпным оком метрдотеля Бусуркина денно и нощно дурили рабочий класс и интеллигенцию страны всеобщего благоденствия, выдавая дешевое пиво за дорогое и продавая одну порцию сухарей за три. Улыбки и обходительное отношение должны были чего-то стоить для тех, кто хоть на мгновение хочет почувствовать себя барином. Поэтому лакеи и назначали себе компенсацию за моральный ущерб. Если кто-нибудь позволял себе щелкнуть в воздухе пальцами и призывно крикнуть: «Эй, ты, подойди быстрей!», то его счет моментально возрастал на несколько литров пива и порций закусок.
Официанты – это была своя каста, с ними многие хотели быть знакомы, чтобы можно было заказать заранее хорошие места в ресторан, и сами же этого знакомства стыдились – все же «халдей». Но это компенсировалось большими деньгами и разными маленькими приключениями.
* * *Метрдотель Стас Бусуркин, как и многие другие из его сословия, терпеть не мог милицию. Но по роду своей профессии с ее разносторонними отклонениями от норм закона при виде знакомой физиономии работника внутренних органов у стеклянных дверей ресторана улыбался так, словно встретил родного брата после долгой разлуки и вот-вот поцелует его чуть ли не взасос. Тот снисходительно отстранялся, позволял стащить с себя плащ, и, наслаждаясь мгновением своей значительности в этом мире, направлялся к столу в сопровождении полусогнувшегося метрдотеля.
Занимаясь сексом со своей любовницей, чтобы больше себя возбудить, Стас надевал ей на голову милицейскую фуражку, забытую подвыпившим стражем закона, и отрывался на своей подруге по полной программе. Ему казалось, что вместе с ней он имеет всю милицию города Юрмалы.
Посетительница была необычайно хороша собой, официанты обменивались многозначительными взглядами, о чем-то шептались. Она это замечала, и ей это нравилось.
Стас на правах метрдотеля несколько раз подошел к ней, поинтересовался, как ей здесь, все ли хорошо, и пригласил вечером зайти поужинать, послушать, как поет в ночном баре известная местная певица. Она посмотрела на него и, немного помедлив, сказала: «Почему бы и нет, обязательно приду».
С шести до семи во всех ресторанах обычно перерыв для сервировки столов на вечер. И всегда находилась лишняя минутка для того, чтобы сбегать на море и охладиться.
Незнакомка из ресторана медленно входила в воду, наслаждаясь ее вечерним теплом. Купальник красиво обтягивал ее тело, подчеркивая правильные линии. Это заметили многие мужчины на пляже, оставив на ней отпечатки своих взглядов к неудовольствию и зависти спутниц.
Стас, рассекая руками воду, быстро нагнал ее возле самых буйков, подплыл поближе и спросил: «Ну, так как, вас сегодня ждать?». Она испуганно на него посмотрела: «Вы кто?». Мокрые волосы совершенно изменили его внешность: «Я Стас, из ресторана». Она облегченно улыбнулась: «Ну, вы меня напугали! Я же сказала, приду!» – «Тогда до встречи», – он развернулся и поплыл к берегу.
«Мест нет!» – твердым голосом врал швейцар Лаймонис. «А почему тогда у вас так много пустых столов?» – напирал занудливый клиент. «Повторяю, все заказано, ничем не могу помочь!»
В конце концов голос клиента менял интонацию с требовательного на просительный: «Ну, может, как-нибудь можно договориться?» – «Ладно, пойду поговорю», – обещал Лаймонис, закрывал дверь на ключ, шел за угол, выкуривал сигарету и с озабоченным видом возвращался: «Вроде, можно с ним договориться», – намекал он неизвестно на кого: «Но – сам понимаешь!» – и вскидывал брови вверх, что означало – без десятки не пройдешь. Потомок красных латышских стрелков знал свое дело. Довольный клиент уже не мог ненавидеть швейцара, он его уже просто любил – за то, что тот ему так помог. Следующий! «В ресторане мест нет, все заказано!»
Святая святых для любого официанта – это мойка, где можно в коротком перерыве между беготней выкурить сигарету и «накатить» пятьдесят грамм, а заодно обменяться информацией – кто что заказывал, или просто поболтать: «Янка, за четвертым столом, кажется, проверка. Не нравятся мне их рожи, будь начеку», – вещал метрдотель. «Не, Стас, все нормально, я их уже хлопнул, еще пятерку на чай дали», – успокоил метра один из самых маститых старых официантов: «Я ж их, голубков, насквозь вижу, могу на спор определить, кто из них первым отлить пойдет».
Все быстро скинулись по рублю, Янка вышел в зал и кивком головы указал на тощего светловолосого парня: «Вон тот недоделанный ариец скоро обоссытся». И точно, тощий поднялся, направившись к дверям с заветными буквами. Довольный предсказатель собрал рубчики и, снисходительно посмотрев на молодых коллег, заметил: «Этот ссыкун запивает водку, как лошадь, чего ж тут не догадаться! Учитесь, салаги!» – и пошел убирать грязные тарелки. «Ставлю еще один рубчик, что твоя мама была Мата Хари, а папа Джеймс Бонд или разведчик Абель», – бросил ему в след метрдотель.
Она пришла около десяти вечера, когда Стас уже начал понемногу о ней забывать. Но когда увидел, очень обрадовался и мысленно стал уже примерять ей милицейскую фуражку.
Что такое поздний вечер в летнем ресторане «Лидо»? Вначале публика до изнеможения извивается в танце, обливаясь потом, а в конце медленная музыка всех так сближает, что в мыслях появляются определенные планы на ночь. Некоторые официанты разделяют общее настроение, их бабочки спрятаны в карманы, и они ведут своих новых подруг танцевать. На следующий день они будут наказаны рублем, а сегодня – это сегодня.
Но чтобы танцевал сам мэтр, было большой редкостью, и все подчиненные с любопытством наблюдали, как под итальянскую музыку он крепко прижимает к себе воображаемого «работника милиции», покрывая нежными поцелуями ее шею за ушком.
Летнюю дачу в виде одной комнаты без удобств, с туалетом на улице и скрипящей водяной колонкой можно было снять за небольшие деньги и без особых проблем. В такой «дом отдыха» набивалось множество народу, и тонкие стены позволяли без особого напряжения слуха уловить, во сколько пришли соседи, кто о чем говорит, кто чем занимается. А утренний свист чайника заводским гудком поднимал всех на ноги.
