Лариса Райт - Алая нить

– Поезжай, милая! Развеешься, отвлечешься, а вернешься, о маньяке уже никто и не вспомнит.

4

– Он забыл… – Лола задумывается. – Честно говоря, я не знаю, забыл ли он что-нибудь. Не думаю, чтобы люди уходили с мыслью, что все успели сделать и действительно настал их черед. С одной стороны, папа осуществил все, что задумал: открыл школу, которая стала известна, вывел на арену великолепных мастеров. Он сумел даже то, о чем никогда не мечтал: воспитал дочь. А с другой… говорят ведь, что в абсолютном счастье и согласии с собой могут пребывать только слабоумные, а дураком Хосе Ривера не был никогда.

– Большое спасибо. Напоминаю, дорогие слушатели, у нас в гостях прославленный матадор Долорес Ривера, известная всем как Лолита Ла Бестиа. Мы вернемся в студию через пару минут, а пока для вас поет неотразимый Иглесиас-младший. – Ведущая снимает наушники и оборачивается к гостье: – Ничего, что я расспрашиваю о вашем отце? Просто его масштабная фигура, безусловно, интересна людям.

– Да-да, конечно. Я рада, что народ помнит, кто такой Пепе Бальенте.

– Вы знаете, можно догадаться, что не удалось сеньору Ривере…

– Что же? – прищуривается Лола. Она редко дает интервью, не любит глупых вопросов и примитивных умозаключений.

– Увидеть внуков, – жалостливо сообщает акула радиоэфира, будто ее лицемерное сочувствие может смягчить жестокую бестактность обидных слов. Она снова наклоняется к микрофону, собираясь задать очередной нелепый вопрос, но Лола опережает ее:

– Я вспомнила, что не получилось у папы. Он создал из меня достойного матадора и, думаю, считал это самой своей большой неудачей, главным промахом. Ведь на самом деле он хотел совсем другого. Он ждал, когда я наиграюсь в корриду и превращусь в обычную женщину с выводком детей, довольным супругом и церковью по воскресеньям…

– Вы ведь были замужем, – довольная диджей подбрасывает дров в огонь разыгравшихся страстей.

– …Была любовь, багряная, как пламя… – усмехается Лола, ловит на себе непонимающий внимательный взгляд. Придется удовлетворить любопытство: – И сирый плач дохнул подобно ветру, сметая прах и пепел раздувая [97] …

– Бывает.

– Да. Часто. Но в нашем случае таким ветром оказалась я сама. Я не дышу в унисон с мужчинами, моя грудь вздымается в такт с трибунами. Мне не нужны человеческие страсти, голубиное воркование и поволока в глазах. Я хочу звериного рыка, дрожи в коленях и напора приближающихся рогов.

– Неужели на свете нет абсолютно ничего, что могло бы вас напугать? – кокетливо взмахивает ресницами интервьюер, словно перед ней и впрямь мужественный матадор.

– Почему же, есть. Считается, что я не особо балую своим присутствием телевидение. На самом деле я просто не люблю журналистов вообще, как класс. Я их боюсь. Если бы я была репортером, ни за что не стала бы рассказывать о больных и стареющих знаменитостях, о личной жизни звезд, об их провалах и срывах.

– На эти факты реагируют массы, а пресса существует за счет коллективного интереса. Не вижу ничего плохого в том, что звезда выставляет на продажу снимки своего ребенка, получает за них миллионы и жертвует эти деньги в благотворительные фонды.

– Наверное, это действительно неплохо. И все же если бы я стала журналистом, я бы постаралась направить людские интересы в сторону других вещей. На земле столько всего интересного помимо недвижимости Брэда Питта и цвета трусиков Пэрис Хилтон.

– Возможно, когда-нибудь вам это удастся, если вы займетесь журналистикой. Многие звезды спорта становятся комментаторами, а корриду ведь тоже можно причислить к этому роду деятельности.

– Сомневаюсь, что это может случиться со мной.

– Со мной? Он хочет сразиться со мной? Мне казалось, на аренах дерутся с быками. Лола недоуменно перечитывает приглашение, полученное ее «импресарио»:

Многоуважаемая, дражайшая сеньорита Ривера,

Не соблаговолите ли Вы почтить своим присутствием двадцать пятого июня сего года священный круг Бильбао, дабы в честном бою определить наисильнейшего и наихрабрейшего из нас двоих.

В ожидании скорой встречи

И с Вашим именем на устах,

Мигель Молино.

– Тоже мне Дон Кихот! Хитроумный идальго Ламанчский – ни убавить, ни прибавить. Даром что родом из Эускади. Господи, и что от меня надо этому мельнику? [98]

– Хочет доказать, что он лучше.

– А может, ну его, а? Пусть доказывает. Я уже устала это делать.

– Не поедешь – дашь ему повод трубить на всех углах, что ты испугалась. Получится, что общая любимица Лолита боится не только пиявок-журналистов, но и своих собратьев по цеху.

– Грозных акул-матадоров.

– Вот-вот.

– Так я не понимаю: он собирается заколоть меня? Тогда я, пожалуй, пойду в полицию. Это завуалированная угроза.

– Я понимаю, дорогая, тебе кажется, что за этим витиеватым текстом скрываются бредни полоумного, но не все так страшно. Стандартная коррида на обычной арене. Сначала ты, потом он – или наоборот. Вот и все.

– Неравные условия.

– Почему?

– Он дома. Его площадь, его стены, его публика.

– Проиграешь – устроим, как в Лиге чемпионов, ответный матч, а выиграешь – сможешь говорить, что он продул, даже имея неоспоримое преимущество.

Лола тоскливо вздыхает. Она надеялась задержаться в столице Арагона, побродить по тенистым берегам Эбро, подразнить душу воспоминаниями. Она всегда трепетно относилась к Сарагосе. Здесь прошла ее альтернатива, тут ощутила она бешеную энергию зрителя, сорвала аплодисменты, испытала восторг первой победы. В этом городе ее принимали так же тепло, как в Мадриде. После скандального выступления на радио в любой дыре находился доброжелатель, который считал своим долгом посоветовать ей податься в журналистику и утереть нос «этим грязным папарацци». И только в Сарагосе поймала она наконец сочувственные взгляды. Одна впечатлительная старушка даже обратилась к ней, ласково придержав за руку: «Не пугайся их, деточка! Никто тебя в обиду не даст». А остальной мир считает, что бояться матадору не пристало, его удел – устрашать.

– Значит, Бильбао? – вздыхает Лола.

– Бильбао.

Бильбао встречает туманом и не по-летнему прохладной погодой. Всегда, когда Лола попадала в эту часть страны, у нее невольно появлялась мысль, что в желании басков отделиться есть резон. Этому благоволит сама природа, наделившая край особо насыщенными красками: горы – бурной зеленью и шумными водопадами, города – дорожками каналов и нежнейшей козлятиной в меню ресторанов, море… А вместо моря здесь пенилась Атлантика.

«Атлант… Разве что курчавой бороды не хватает», – рассматривает Лола странноватого смельчака, бросившего ей вызов. Она наблюдает за тренировкой соперника. Движения быстрые, четкие, уверенные, без лишней суеты и паники. Техника северной школы – чуть более сдержанная, шаги менее разнообразные, амплитуда мулеты не такая широкая и изящная, как у нее. Мастерством она превзойдет его, без сомнений, но шанс завоевать сердца публики у парня, бесспорно, есть. «Мне еще повезло, что среди любителей корриды мужчин во сто крат больше, чем женщин, иначе можно было бы уже спасаться бегством. Меня просто выгнали бы с арены, чтобы я не мешала любоваться рельефом этого местного Аполлона». «Бог любви» замечает ее присутствие, подходит с ленцой, склоняется в почтительном реверансе.

– Сударыня!

«Моложе меня лет на пять-семь, не меньше. Значит, не дорос до меня не только мастерством. Жаль…»

– Сударь, – усмехается Лола.

«А она милая… Что же в ней такого звериного, хотел бы я знать?»

– Вы мне писали…

«С какой стати он меня так беспардонно рассматривает?» – Лола забыла, что минуту назад делала то же самое.

– Мой агент. Он странноватый.

«Как интересно. С забранными волосами она похожа на нашкодившего котенка, а на постерах у нее вид пантеры с развевающейся гривой. Обычно у пантер гривы нет, а у этой есть».

– Вы читали его послание?

«Надо было распустить хвост». Лола невольно встряхивает головой.

– Оригинальное, правда?

«И очами не сверкает. Скорее боится встретиться со мной взглядом».

– Интригующее.

«Хватит пялиться! Я сейчас превращусь в решето, просверленное его ореховыми глазами».

– Раньше были в Бильбао?

«Красивая, особенно когда краснеет».

– Выступала когда-то давно.

«До того, как ты в первый раз причастился. В общем, в прошлом веке».

– Отлично. Сейчас переоденусь и покажу тебе город.

«Сейчас надуется и скажет: «Зачем вы мне тыкаете?»

– Валяй.

«Быстрый малый, а я люблю гонки. Смотри не вылети на повороте, Шумахер!»

«Рубен Барикелла» возвращается из раздевалки с готовым планом действий:

– Сначала погуляем по старому городу, увидишь Сантьяго [99] , перейдем через Нервион [100] , побродим по Энсанче [101] , поужинаем где-нибудь, обсудим завтрашнее сражение.