Александр Чернов - Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога
Держа маску с кислородной смесью над лицом пациента, он наблюдал за постепенным угасанием сознания мужчины.
– Релаксанты, – маякнул врач Анне, когда зрачки сузились, а челюсть безвольно отвисла.
Плотно прикрыв маской рот и нос больного, он сделал несколько медленных, не слишком глубоких, вдохов, вогнав умеренные порции воздуха в легкие расслабившегося организма.
– Интубация. Аня, трахею придержи. – Николай ввел клинок ларингоскопа в ротовую полость. – Отпускай. Так, трубку. – Длинный надгортанник слегка портил впечатление от манипуляции, закрывая вход в трахею. Но двадцать пять лет практики даром не проходят. Пять секунд – и готово. – Аня, проводник. – Придержав рукой трубку, врач подсоединил ее конец к шлангу наркозного аппарата. – Можете работать, – кивнул он хирургам.
На отдирание повязки больной больше не реагировал. Рана была довольно широкой.
– Прям тесак какой-то, – заметил Павел.
– Да уж, не перочинный ножик, – усмехнулся Олег. – Обрабатывай, чего стоишь.
– Кто это его так? – Николай проконтролировал фонендоскопом наличие аппаратных шумов над легкими пациента, выпрямился и, упершись большими кулаками в изголовье операционного стола, хмуро разглядывал рану. – Ты же его принимал. Анамнез известен?
– Какое там… Соседские разборки… Это все, что удалось выяснить. Привезен родственниками. С ним какая-то перепуганная бабенка. С виду славянка. А висюлек как на цыганке. Плакала все время…
– А ты уверен, что здесь проникающее? – спросил Олег молодого напарника. – Ревизии-то не было.
– Олег Степанович, да какая ревизия?! – умеренно обиделся Павел. – Живот как барабан, кровищи лужа. Да и не дался бы он, сами видели.
– Ладно-ладно. Это я так, для проформы, – снисходительно согласился Масяненко. – В конце концов, городской я хирург или нет!..
– Вот и покажи пример подчиненным. – Рассветов кивнул на Павла и операционную медсестру. – Спаси цыгана. И побыстрее.
– Спасатель-реаниматолог у нас как раз ты. А мое дело – режь и зашивай. Скальпель!
Сделав широкий срединный разрез верхней половины брюшной стенки пациента, Олег произвел ревизию затронутого лезвием пространства.
– Так, печеночка задета. Она и кровит, родимая. Впрочем, не сильно. Соси, Паша, соси! – подбодрил он ассистента, орудовавшего длинным наконечником осмоса. Двусмысленность фразы в который раз позабавила присутствующих. – Натекло прилично.
– Так, может быть, аутопереливание крови сделаем? – поинтересовался Николай.
– Поздновато кинулись, здесь уже полно сгустков. Паша, отодвинь кишку. Так… – Олег методично копался в правом подреберье пострадавшего. – Благо ранка по касательной. Иначе мы бы его уже не поймали. Давление держит?
– Сто двадцать на семьдесят, на гормонах. Пока терпимо, – кивнул Рассветов. – Юля, ставь коллоидные, чего там в аптечке имеется. С заказом плазмы и крови пока повременим.
– Шить! – Масяненко взял протянутую операционной медсестрой иглу с ниткой и начал осторожно зашивать подкравливающий угол печени.
Павел терпеливо растягивал ранорасширитель. Несмотря на поджарую комплекцию, представитель кочевого народа обладал развитой мускулатурой.
– Николай Васильевич, добавьте релаксанты, руки отваливаются, – взмолился ассистент.
Анестезиолог проверил глазные рефлексы, тонус конечностей.
– По нашим данным, все в норме, в смысле в полной атонии. Слабеешь, Паша, – он сделал знак анестезистке ввести миорелаксанты. – Ну так и быть, только ради предстоящего ужина. Но смотри, после дежурства сразу в спортзал, а не по бабам.
– Ты, Коля, мне молодежь с пути истинного не сбивай, – вступился за подчиненного Олег. – Отношения с противоположным полом тоже неплохо тонизируют. Важна умеренность. Иначе тонус обернется бессилием.
– Не видать тебе Гераклов среди ординаторов с таким подходом, – махнул рукой Рассветов. – Я – про физкультуру, он – про секс-культуру. Сравнил член с пальцем.
– Ну иногда и палец полезен бывает, – ухмыльнулся Масяненко. – Стоп! – Он склонился над раной. – Паша, поднажми. Свет наведите.
Низкорослая санитарка кинулась в угол за подставкой. Без нее она не могла дотянуться до операционного плафона с гроздью встроенных стоваттных ламп. Но Николай, проявив спонтанную галантность, избавил женщину от утомительной манипуляции. Длинной ручищей он резко обернул плафон вокруг вделанной в потолок оси и навел яркий пучок на указанный хирургом участок.
– Так?
– Нормально. – Олег, пристально вглядываясь, начал медленно перебирать петли кишечника. – Твою мать, задета! – Он продемонстрировал любопытствующему Павлу сантиметровый надрез.
– Проникающее? – с угрюмой досадой поинтересовался Николай. Если ранение проникало в полость кишки, операция грозила затянуться еще на пару часов.
– Сейчас выясним.
Из вестибюля донесся шум распахиваемой двери оперблока.
– Доктор! Доктор! – Сопрано звонким эхом разнеслось по операционной.
– О, у нас, похоже, гости. – Масяненко продолжал осматривать внутренности пациента.
– Это та женщина. Которая с ним была. – Павел кивнул на распластанное тело.
– Беспокойная. Любит, наверное, – хмыкнул Николай. – Славянка, говоришь?
– А так шумно только славянки и умеют любить, – не отвлекаясь, вставил Олег, – ну, может быть, еще цыганки.
– Да ладно, Степаныч, любви все возрасты покорны, – парировал анестезиолог. – Итить твою…
– Доктор! Есть кто-нибудь? – Голос женщины начал приближаться.
– Выйди, скажи ей, что идет операция, пусть ожидает в коридоре, – поручил городской хирург санитарке. – А то она сейчас в оперзал припрется. Концерта нам не хватало…
Младшая медсестра поспешно вышла. С полминуты до врачей доносилось агрессивно-оскорбительное шушуканье. Затем в операционную вновь прошмыгнула маленькая фигурка сотрудницы:
– Олег Степанович, она рвется посмотреть на мужа, – сердито сообщила женщина. – Я ее почти до выхода вытолкала, но она назад лезет. Пришлось пообещать, что схожу, у вас разрешение спрошу, а то в глаза бы мне вцепилась.
Николай, будучи не занятым ручной работой и единственным, кроме анестезистки, не облаченным в стерильный костюм, нехотя поднялся со стула.
– Коля, скажи ей пару ласковых, – поддержал инициативу коллеги Масяненко. – Я бы и сам вышел, но ты же видишь… – Он вновь погрузился в созерцание раны.
В предбаннике Рассветов снял маску и с открытым лицом направился к выходу из оперблока.
Она действительно была славянкой. Белая кожа, дородная фигура, круглое, с озерами голубых глаз лицо – все свидетельствовало об этническом родстве цыганолюбивой посетительницы и вышедшего к ней доктора.
К тому же она была не одна. Возле стены, почти сливаясь угловатыми контурами худощавого тела с зеленоватой краской, стоял пожилой мужчина. Изюминкой его облачения выступала салатного цвета куртка, отороченная вычурным узором со множеством мелких выпуклых силуэтов и контуров, заключавших в себе, по всей видимости, некий сакральный смысл. Широкоскулое лицо старика казалось высеченным из темного мрамора, а глаза опаловым блеском сверкнули в лицо Николаю.
Перехватив взгляд Рассветова, женщина поспешно сообщила:
– Доктор, это наш барон. Очень уважаемый человек. – Она словно присела в неуклюжем реверансе. – Патриарх всего рода. Он пришел, чтобы лично выразить надежду на удачный исход операции.
Они обменялись несколькими короткими фразами. Неизвестный язык был тягуч, но по-своему мелодичен. Барон чинно кивнул, и женщина продолжила:
– Он благословляет ваши усилия по спасению своего племянника. В случае удачного исхода вас ожидает достойная награда. – Женщина умолкла и выжидающе посмотрела на Николая.
Анестезиолог замешкался с ответом. Слишком уж сильно увиденное отличалось от ожидаемого. Никакой истерики, полное отсутствие предполагавшихся соплей, слюней, бабских причитаний и прочих обязательных атрибутов неуемного горя.
– Я очень польщен столь высоким доверием. И обязательно передам ваши слова коллегам, делающим сейчас все необходимое для спасения вашего родственника.
Женщина приблизилась к старцу и негромко забубнила тягучий текст ему на ухо.
Несколько оскорбленный подобным невниманием к своей персоне, Николай запнулся и хотел было импульсивно хлопнуть дверью перед неблагодарными слушателями, но сдержался, пронзенный догадкой:
– Вы ему переводите?
Она искоса взглянула на Рассветова и, договорив очередную фразу, коротко ответила:
– Да.
– Но… – Растерянность врача сменилась элементарным любопытством. – Разве барон не знает русского языка? – Он едва не улыбнулся.
– Знает, – так же коротко отрезала она. И, предвосхищая дальнейшие расспросы, поставила точку: – Так положено.
Охлажденный суровостью славянской чавеллы, но ничего толком не понявший, Николай вспомнил о своих профессиональных обязанностях по отношению к лежащему в наркозе больному: