Надежда Залина - Линия Маннергейма
– А дальше?
– Лидочка как очнулась, так оказалось, что у нее там что-то нарушилось в голове. Такая, как я, стала. Только еще хуже. Не узнавала никого, не понимала вовсе, где она и что происходит. Мать поначалу в деревню ее привезла, я за ней ухаживала, как за ребенком. Так жалко было ее. И показала ей фотографию дочки. Она как глянула и давай кричать. Вспомнила что-то, наверное. Я же хотела, как лучше, а вышло совсем худо. Забрали Лидочку в больницу какую-то для ненормальных. И залечили бы совсем, если б не Федор Иванович. Он-то ее и спас от всего этого кошмара.
– Я тогда жила у деда, – сказала Лера. – Мы там и познакомились. Она везде лилии сажала, а потом гадала на них, интересно было.
– Она говорила, что как пришла в себя, видеть стала по-другому. Не как все люди. А ее считали ненормальной, потому что человек ничего такого не должен видеть. Это все, мол, видения невзаправдашние, так, мерещится ей что-то. А Федор Иванович научил, как с этим жить. И она стала предсказывать и лечить.
– А ее предсказания сбывались?
– Она дневник вела, что сбылось, что нет. Говорила, восемьдесят три процента у нее показатель. Это много или мало?
– Это очень много.
– Но она не за все бралась. Многим отказывала. Говорила: не могу, не просите.
– А много народу к ней ходило?
– Раньше больше было, а как переехала сюда, человек двадцать осталось постоянных. Ну, еще иногда кого-нибудь возьмет.
– А когда она сюда переехала? И зачем?
– Ой, это целая история. Мы же сначала жили в родительской квартире.
– Чьих родителей?
– Да Лидочкиных же. Пока она по больницам лежала, они бабку забрали-таки к себе. А потом у отца инсульт случился. Да и бабка тоже расхворалась. И Лидочкина мать разрывалась совсем между ними, тяжело ей было – не передать. Вот тогда к ней приехала родственница какая-то, не то сестра, не то тетка, не знаю точно. Она ей и помогала. А потом, когда бабка умерла, а с Лидочкой все неясно было, они ее прописали в Лидочкину квартиру. Родственницу эту. Мало ли что, вдруг Лидочка не оправится, а квартира пропадет.
– Я уже совсем запуталась. Получается, у Лидии Сергеевны есть какие-то родственники в городе?
– Они переехали уже.
– Кто – они?
– Сын этой родственницы со своей семьей. Лидочка как оправилась, не захотела возвращаться в свою квартиру, стала жить с матерью и отцом. Отец после инсульта долго не продержался, не мог жить как инвалид. Вот тогда Лидочка меня и позвала. Мать у меня заболела, и брат решил забрать ее к себе. Он в Крыму живет. Воздух, мол, там целебный, климат хороший, фрукты всякие. А я им вроде как ни к чему. Лишний рот только. Так и попала я в Ленинград. Лидочкины родители прописали меня к себе, а Лидочка осталась прописанной на своей старой квартире, где они с мужем жили. А потом уже эта история с переездом сюда, в эту квартиру, вышла.
– Так когда же вы переехали?
– Лет пять назад. Лидочка где-то узнала, что эта квартира продается, и говорит, что надо бы нам здесь поселиться. В агентство обратилась, они всем и занимались. Тогда и выяснилось, что Лидочку из ее квартиры давно выписали и она несколько лет без прописки живет. У нас в Питере, оказывается, такое вовсю практиковалось в те годы. Пока нашли родственников, пока оформили… В общем, они не в лучших отношениях расстались.
– Но все удачно разрешилось в итоге?
– Кто-то помог. Из клиентов, наверное. Потом она меня на курсы массажистов отправила, чтобы я могла сама зарабатывать. У меня же руки сильные, массаж хороший получается. Я поначалу обиделась – думала, надоело ей со мной возиться.
– А почему она решила вдруг подарить квартиру мне?
– Ну что же тут непонятного? Она же уезжать собралась.
– Куда?
– Лидочка в последнее время вела себя как-то не так. После того как приехал тот молодой человек, она сильно переменилась. Я уж по-всякому пыталась выспросить, но она ни в какую. «Уеду, – говорит, – так надо. Прости, но не могу взять тебя».
– Что за молодой человек? Тот самый родственник?
– Нет, другой. Она очень обрадовалась. Сказала, что давно ждала, когда он объявится. И после стала оформлять дарственную на квартиру.
– А как его звали?
– Лидочка нас не познакомила. Он пришел, я ему дверь открывала, еще не хотела пускать, раз не записывался. Но он настойчивый оказался, прорвался. Они с Лидочкой разговаривали на кухне, меня не пустили. Потом Лидочка сказала, чтобы я все отменила на сегодня, она занята будет. Такая счастливая была, наконец-то, говорит, дождалась.
– Как он хотя бы выглядел?
– Высокий. На Штирлица похож.
– На артиста Тихонова?
– Нет, волосы совсем темные и глаза другие.
– Чем тогда похож?
– Не знаю. Я как увидела его, сразу подумала: ну прямо Штирлиц.
– По таким приметам сложно будет его разыскать. А что еще говорила Лидия Сергеевна? Не могла же она не объяснить, почему приняла такое внезапное решение. Вы же близкие люди были, почти родственники.
– Ой, Лидочка мне ближе была, чем все родственники, – вздохнула Анна Ивановна. – Если бы не она, не знаю, что бы со мной было… А как он ушел, Лидочка сказала, что должна будет уехать. Далеко.
– И вы не спросили, куда? А вдруг это авантюрист какой-нибудь?
– Как же не спросила, еще как спросила! И отговаривала, и пугала, и просила объяснить. Но она смеялась да отнекивалась. Прости, Аннушка, сказала, не могу с тобой поделиться. Это, мол, не только меня касается, а еще и других людей.
– Значит, получается, подбили ее уехать, а потом убили, – медленно подытожила Лера. – Вы не думаете, что это может быть как-то связано?
– Не знаю, – развела руками Анна Ивановна. – Я в милиции все сказала. Может, они разберутся. Только не похож он на преступника.
– Вы думаете, преступники как-то необычно выглядят? Если бы все так обстояло, у милиции проблем бы никаких не было.
– Нет, это не он.
– Может быть, вы знаете, кто?
– Не знаю, но не он, – твердо заявила женщина.
– А сколько лет этому вашему Штирлицу? Двадцать?
– Нет, что вы? Больше.
– Тридцать?
– Может, и тридцать, а может, и еще больше.
– Какой же он молодой человек? Взрослый мужчина, если ему за тридцать.
– Для вас, может, и взрослый, а для меня – молодой.
– А роста какого? Как я или выше? А то окажется, что и не высокий вовсе.
– Я ему где-то по плечо.
– Значит, где-то в районе метра девяноста, – прикинула Лера. – Вы правы – высокий. А что-нибудь еще вы запомнили? Может, примета какая есть или голос…
– Спину он прямо держал, не сутулился. Я же автоматически на позвоночник смотрю, есть ли проблемы. И вообще двигался как этот… тренированный. Тихо так, плавно.
– Накачанный был?
– Скорее, сухощавый, жилистый.
– А одет как? Может, на нем форма была, отсюда и ассоциации со Штирлицем?
– Не было формы… Ой, погодите, вспомнила, точно!.. На нем плащ был кожаный. Я потому и подумала, что… Как же я забыла!
– Длинный черный плащ?
– Выше колена… А может, это куртка была?.. Не помню. Но кожаный, точно.
– Значит, тренированный мужчина в кожаной куртке. Высокий, волосы темные, глаза… Какие глаза? Тоже темные?
– Он поначалу в очках был, вот как вы. А в прихожей темно, я не разглядела. Но, по-моему, светлые глаза.
– А голос?
– Говорил хорошо.
– Что это значит?
– Грамотный. Речь такая… правильная. Он еще так вроде веселился. Мол, не бойтесь, не съем я вашу гадалку, у меня намерения самые что ни на есть серьезные. – Тут Анна Ивановна даже улыбнулась.
– Час от часу не легче, – покачала головой Лера. – Вы смогли бы его узнать?
– Конечно.
– А в пятницу он не звонил? Может, это она к нему на встречу собиралась?
– Не знаю я. Она вообще никуда не собиралась. Ждала фрау Бергер. Но я так поняла, что ушла, не встретившись с ней. А почему – бог весть. Меня же она отпустила в пятницу рано.
– Кто приходил в пятницу?
– В двенадцать Воронины были. Мама с дочкой. Девочка болеет, я ей массаж делаю, а Лидочка потом уже как-то по-своему лечит. Потом в три часа должен был Саныч появиться, он обычно раз в две недели приходит. Постоянный клиент. Но он позвонил и сказал, что не сможет.
– А кто этот Саныч?
– Бизнесом каким-то занимается.
– А имени тоже не знаете?
– Привыкла как-то – Саныч, и все. Он давно ходит. Я так и писала в книге: Саныч – во столько-то. Он чудной. С Лидочкой все советовался по бизнесу.
– Значит, он не пришел в пятницу?
– Позвонил и сказал, что проблемы у него. Попросил на другой день назначить. Я на понедельник записала. И стала звонить журналистке немецкой, что она может раньше встретиться с Лидией Сергеевной, раз уж окно образовалось. Ей на шесть назначено было, но очень уж просила поскорее. Часам к четырем обещала быть. Лидочка меня отпустила, потому как с журналисткой только разговаривать надо было, и я не нужна.
– А чего хотела эта фрау Бергер?
– Ой, я же не сказала! Она приехала материал собирать о Федоре Ивановиче.
– О моем деде?
