Линор Горалик - …Вот, скажем (Сборник)

…Вот, скажем, дородная книгоиздательница объясняет покупательнице в больших розовых очках: «Это книга про главную дилемму Господа нашего Иисуса Христа: как выжить в современном мире».

…Вот, скажем, художник Ф. получает письмо от неизвестного поклонника. Письмо очень длинное, с минимумом запятых и большим количеством троеточий. Начинается словами: «Каждая ваша картина радует меня на 9 – 12 часов».

…Вот, скажем, шотландский писатель К. рассказывает на круглом столе, посвященном вопросам идентичности, об особенностях жизни шотландских писателей. «Вообще-то, – говорит он, – очень странно считаться шотландским писателем. Все ждут от тебя какого-то особенного шотландского писательства, а ты чувствуешь себя просто писателем, писателем как таковым». «Вот и с шотландскими котами так», – внезапно поддакивает один из участников круглого стола. Шотландский писатель К. внезапно напрягается. «У меня, кстати, есть шотландский кот, – говорит он. – Я часто с ним разговариваю. Я с ним разговариваю на нормальном литературном British, а он почему-то всегда отвечает мне очень обиженно и непременно на Black American English. И я не понимаю почему».»«Cos he ain’t yo bitch, man!» – тут же отвечают из публики.

…Вот, скажем, дама объясняет своему спутнику, что «первый блин положено было отдавать нищим на помин усопших». «Так что, – говорит дама, – его специально делали таким поганым: чтоб нищие к дому не прикармливались». «И усопшие не расслаблялись», – тихо говорит мужчина.

…Вот, скажем, двое молодых офисных людей обсуждают в кафе на Покровке приобретение кем-то из знакомых чудовищно дорогого мотоцикла. «…Ну ладно, но почему белый?! Почему при всем этом он должен быть еще и белый? Почему человек решает купить себе белый мотоцикл?!» – «Слушай, ну не может же стоматолог купить себе желтый мотоцикл!»

…Вот, скажем, за столиком довольно пафосного ресторана ужинают две молодые дамы: очень, очень полная и довольно худая. Очень, очень полная дама не спеша ест красивый зеленый салатик, а довольно худая дама ест, обернув в салфетку и взяв обеими руками, огромный гамбургер. Время от времени довольно худая дама поливает свой гамбургер кетчупом и майонезом, покладая ношу только затем, чтобы утереть салфеткой уши, перехватить освободившимися руками пару картофельных чипсов или обмакнуть в сырный соус луковое колечко. Ее очень, очень полная подруга наблюдает за ней с ласковым интересом. Добив гамбургер, довольно худая дама тяжело вздыхает и откидывается на спинку стула. «Ужас, – говорит она. – Вот свинья!» «Бедняжечка!» – говорит очень, очень полная дама с плохо передаваемой интонацией.

…Вот, скажем, в кафе «Стрелка» хрупкая девушка неторопливо переговаривается с подругой поверх «макбуков»: «…А вы?» – «А мы ему подарили кожаную куртку и заказали профессиональную фотосессию». – «А-а… А Катя с Пашей?» – «А они ему принесли какой-то гаджет, так он от счастья чуть с ума не сошел. А вы-то сами что?» – «А мы его накурили». Подружка аж захлопывает ноутбук от изумления: «А?» – «Мы, говорю, его травой накурили». – «…» – «Слушай, а что еще подарить на день рожденья коту, у которого абсолютно все есть?..»

…Вот, скажем, бойкая интеллигентная богомолка торгуется на подворье Лавры за шитый красивою гладью белый платочек. Продавец платочка, матерый человек с марксовской гривой и маслеными глазами, чувствует, что платочек богомолке очень нравится, и поэтому просит за него большую цену – тысячу двести рублей. Богомолка тоже не лыком шита и старается как может: «Уступи триста рублей, батюшка, я за тебя в Успение помолюсь!» – «Не могу, матушка, у меня чада малые пропитания просят». – «Уступи, батюшка, хоть двести, на поклон к мощам пойду, свечечку за твое здравие поставлю». – «Рад бы, рад бы, матушка, да только какие мои доходы? Еле перебиваюсь, уж не обидь человека». – «Ну так уступи, батюшка, хоть сто, порадуй бедную женщину платочком к празднику, а я за твои грехи помолюсь!» – «Марина Викторовна, да, в конце-то концов, я тут что, индульгенциями торгую?!» – «Не надо на меня огрызаться, Юлиан Семенович! Вот же человек! Был в НИИ фарцовщик – и здесь остался фарцовщик!»

…Вот, скажем, пасмурным утром понедельника мрачный посетитель московского зоопарка, одетый в строгий костюм с галстуком, пытается дразнить палкой совершенно равнодушных обезьянок бонобо. При этом мрачный человек печально говорит в телефон: «Да просто так устроил себе праздник, гуляю вот, сосиску какую-то съел. В остальном – как в офисе».

…Вот, скажем, в одном большом торговом центре, на этаже с вредной едой и гламурными девушками, стыдливо прячущимися у дальних столиков «Макдоналдса», проходят одновременно два детских дня рождения. Один день рождения – для богатых детей: именинница, с длинными светлыми волосами, в простом-простом платье до самого пола, яростно дерется айпадами со своей лучшей подружкой; снисходительные родители в очочках «Paul Smith» (vintage) тяжело вздыхают: «Боже мой, Кристина, с завтрашнего дня – одна морковка; мы хотели устраивать в „Эларджи“, но пусть уж дети оторвутся один раз в году…» Другой день рождения – для бедных детей: именинник сосредоточенно возится с игрушками из «Киндер-сюрприза» в кругу приятелей, усталые мамы в широких черных, синих и красных кофтах тяжело вздыхают: «Боже мой, Катя, с завтрашнего дня – одна морковка; мы хотели устраивать дома, но пусть уж дети оторвутся один раз в году…» На богатом дне рождения – похожий на свадебное платье веганский торт с марципановой фотографией именинницы; на бедном – ярко-розовые пончики, присыпанные ярко-розовыми конфетами. На богатом дне рождения играет «детский джаз» – новая разновидность лабухов, адаптирующих хиты сада «Эрмитаж» для самых маленьких. На бедном дне рождения большой магнитофон играет песню «Учат в школе». На богатом дне рождения смешарики в полном составе тяжело пыхтят, пытаясь оторвать детей от телефонов, чтобы увлечь их веселыми играми и занимательными конкурсами. На бедном дне рождения переодетый ослом папа именинника катает детей на загривке – к всеобщему счастью. Словом, все идет своим чередом, пока богатые родители внезапно не обнаруживают удивительный феномен: их дети постепенно слились в сторону бедного дня рождения, несмотря на заполошные вопли смешариков, и детские джазисты, не переставая лабать, уже бросают на родителей вопросительные взгляды: может, мы выйдем на сигареточку, раз так?.. Богатые родители с интересом следуют за детьми: там веселый визг, все, кажется, счастливы, бедные мальчики потрясенно глядят на длинноволосых принцесс в платьях до пола тем взглядом, который в зрелые годы позволяет человеку стать довольно успешным, но очень невротизированным художником. Родители именинницы с интересом спрашивают сильно растрепавшуюся дочь: «Лилечка, ты не хочешь торта?» – «Нет!» – «А ты, Пашенька, не хочешь поиграть со смешариками?» Пашенька, дожевывая розовый пончик: «Н-н-н-нет!» «А ты, Катенька, не…» Но Катенька уже держится обеими лапками за уши вспотевшего, но выносливого осла. Тогда папа именинницы с интересом спрашивает младшего сына: «Санечка, а почему вы пришли играть здесь, а не там?» Санечка с удовольствием оглядывает обалдевших от айпадов бедных детей, потом своих длинноволосых подруг, сосредоточенно отрывающих ноги каким-то несчастным «киндер-сюрпризам», и, наконец, отвечает басом: «Нас тут уважают, папа».

…Вот, скажем, зубной техник Н. в середине девяностых выдрессировал свою собаку так, что, когда он шел в районный магазинчик за хлебом и кефиром, собака шла рядом и несла в зубах пустую хозяйственную сумку. Это всех умиляло, а зубному технику Н. было приятно. Потом он научил собаку нести сумку с хлебом и кефиром обратно домой, а сам шел рядом со свободными руками. Потом он смекнул, что можно просто класть в сумку десять рублей, сумку давать собаке, и девочки в магазине, всегда восхищавшиеся умным песиком, будут брать из сумки эти десять рублей и класть в сумку половинку нарезанного хлеба «Берегиня», трехпроцентный кефир и сдачу. Это сработало, и вся система доставляла участникам огромное удовольствие. Пока зубной техник Н. не обнаружил, что в сдаче каждый раз не хватает семидесяти копеек. Он тайком проследил за девочками в магазинчике: нет, они ссыпали собаке в сумку всю положенную сдачу до копеечки. Он раз за разом шел следом за собакой, но так и не понял, куда каждый раз девались эти семьдесят копеек, и почему семьдесят копеек, и вообще что это все такое. Но еще больше, чем любопытство, зубного техника Н. мучила горькая обида. Потому что если бы собака сказала, что ей нужны деньги, – он бы дал, не задумываясь и ни о чем не спрашивая. Потому что друг. А так вся ситуация оказывалась болезненной и унизительной для него. Так что когда начался кризис 1998 года, он ничего собаке не сказал.