Таня Кадзи - Русская гейша. Секреты обольщения

Появились десять девушек, почти вкатившись в комнату своей семенящей походкой. Они были полностью облачены в церемониальные одежды, а их лица и шеи фарфорово отблескивали пудрой – спутником их профессии. Некоторым из гостей они вообще не показались женщинами; несопротивлявшаяся служанка игриво взвизгнула, когда один из гостей схватил ее.

Танцующие девушки двигались медленными, покачивающимися движениями, в которых, казалось, было больше усилий, чем страсти. Внезапно музыка прекратилась. Все девушки замерли, и лишь одна, замешкавшись, сделала небольшое движение. Все засмеялись; гости закричали. Не сумевшая вовремя остановиться девушка принялась развязывать пояс. Без малейшего выражения на лице она бросила его на пол. Музыка возобновилась; все ждали; она прекратилась вновь. Теперь другая замешкавшаяся сняла пояс. Одна из девушек лишилась кимоно, затем нижней накидки и стояла полуголой, глядя на мужчин. Комнату заполнило возбужденное дыхание, запах от пролитого саке и разгоряченных танцующих тел. Кто-то немного приоткрыл раздвижное окно. Низкорослая девушка стягивала с себя нижние штаны, демонстрируя бедра, розовую плоть…

Танцовщицы уже не выглядели одинаковыми. Их тела, не покрытые пудрой, были желтыми и коричневыми, в родинках и со странно подбритыми лобковыми волосами. Между их грудей струился пот. Некоторые из них были еще молодые – лет десяти-двенадцати – и имели маленькие, твердые груди. Другие были постарше, и их груди непристойно болтались. Игра продолжалась; гости хлопали друг друга через стол, били чашки из-под саке и кричали, подобно животным в гоне, обнажая зубы. Они отгребали падающие на глаза волосы жирными пальцами и издавали храпящие звуки.

Самая высокая девушка теперь была совершенно нагая. У нее были красивые ноги и тонкие руки; дышала она несколько с трудом. Девушка ростом поменьше становилась все возбужденнее, цепляясь за последний прикрывавший ее предмет одежды, но вскоре и он упал на пол. Женщины более не выглядели как куклы: кто-то был спокоен, кто-то забавлялся. Одну, казалось, опьянила музыка: она делала странные жесты и прыгала туда-сюда, широко раздвинув ноги, с большими бедрами и хлопающими по туловищу грудями, все ближе и ближе приближаясь к гостям.

Их жесты больше нельзя было назвать ни танцем, ни даже игрой; это было сумасшествие – соблазнительное, сексуальное и все же грациозное.

Гости пошатываясь вскакивали на ноги, присоединялись к танцующим, начинали освобождаться от своих мечей, сбрасывая с себя одежду. Широкогрудые, коротконогие, с мощными руками; лица ярко-красные, они терзали вскрикивавших возбужденных девушек. Барабан продолжал стучать не переставая. Некоторые лампы погасли…»

Мы вышли из клуба около полуночи. Дождь прекратился, но на улице сильно похолодало. После жаркой атмосферы клуба воздух показался ледяным. Мы одновременно бросились к машине Инги. Забравшись внутрь, рассмеялись.

– Ну и холодина! – громко сказал Тим.

– Мало выпили, – ответила Инга.

– Так ты и в рот не брала! – возмущенно заметил Тим.

И мы дружно расхохотались над двусмысленностью этого замечания.

– Я вообще-то за рулем, – улыбнулась Инга, заводя мотор. – Но в рот я сегодня действительно пока не брала.

Она остро глянула на пьяного возбужденного Тима, сидящего рядом с ней.

– Мы, в принципе, можем воспользоваться такси, – пробормотала я.

– Вот именно, – добавила Лиза.

Инга развернулась к нам.

– Еще чего! – строго сказала она. – Я вас развезу. А потом Тима доставлю.

– Куда? – тут же испугался он. – Я к Ирке не поеду! Надоели эти сцены!

– Но ведь ты пока живешь у нее, – заметила Инга и сурово на него посмотрела, включая зажигание.

– Да?! – взвился он. – А где я должен жить? Она пообещала, если я перееду к тебе, нанять киллера и пристрелить нас обоих. Забыла?

– А ты больше слушай бредни сумасшедшей бабенки, – язвительно сказала Инга.

Машина тронулась с места. Но Тим продолжал бесноваться в узком пространстве салона. Он ерзал на сиденье и размахивал руками, быстро говоря:

– Ты ее плохо знаешь! Она на мне помешалась! Я – ее «идея фикс», ее пунктик. Ирка уверена, что я должен принадлежать только ей или никому.

– Вот до чего доводит полное безделье и хорошая жрачка, – холодно заметила Инга. – Послать бы ее канавы рыть или кирпичи на стройке укладывать, сразу бы мозги на место встали.

– Да замолчите вы оба! – неожиданно взвизгнула Лиза.

И мы все с изумлением на нее посмотрели. Она сидела с широко раскрытыми глазами, полными слез.

– Извини, – тут же успокоилась Инга и стала смотреть на дорогу в лобовое стекло.

– Лизонька, деточка, – залепетал Тим. – Что с тобой?

– Надоели вы оба со своими разборками! Совсем с ума посходили. Перечитали бы лучше «Ромео и Джульетту», – после паузы тихо сказала Лиза и отвернулась к окну.

– И кто бы говорил… – озадаченно начал Тим, но я больно ущипнула его за плечо.

И он тут же замолчал.

Когда мы подъехали к моему дому, я, почувствовав внезапную усталость, быстро со всеми попрощалась и открыла дверь машины.

– Хочешь, я останусь сегодня у тебя? – предложила Лиза, но я отрицательно покачала головой.

Тим вышел раньше меня и галантно протянул руку. Когда я подошла к подъезду, достала из сумочки ключи и обернулась, он почему-то все еще стоял у открытой дверцы машины. Я махнула ему и вошла в подъезд. Тут же меня кто-то сильно схватил за руку, и, обмирая, я увидела перекошенное злобой лицо Степана и расширенные черные зрачки его светло-карих глаз. Я закричала что есть силы и попыталась вырваться. Дверь подъезда резко распахнулась, и влетел Тим. Степан тут же меня выпустил и ошарашенно на него уставился.

– Ага, – угрожающе сказал он, – у тебя все тот же сладенький дружок!

– А ты, ублюдок, снова возник на моем пути? – спокойно спросил Тим, но я увидела, как все его тело подобралось, а глаза глядят холодно и оценивающе.

Тим занимался шуайцзяо, китайской борьбой, и Степан уже один раз убедился, что его голыми руками не возьмешь.

– Воркуйте, голубки, – неожиданно миролюбиво сказал он и, стремительно обогнув Тима, выскочил из подъезда.

– Таня! Я думал, что ваши отношения давно закончились! – огорченно сказал Тим.

– Я тоже так думала, – нервно ответила я. – Он работал в Токио год, вот мы с ним и не сталкивались.

Я сдержала невольный порыв все рассказать Тиму и замолчала. Пусть продолжает думать, что все дело только в ревности моего бывшего любовника.

– Надо же какой Отелло, – заметил он. И после небольшого раздумья решительно проговорил: – Вот что, подруга, я у тебя останусь. Придется вновь тебя защищать, если что. Сейчас я Инге скажу.

– Только Лизе ничего не рассказывай, – быстро предупредила я. – Она не в курсе. Зачем ее зря травмировать?

Тим вернулся буквально через минуту. Мы поднялись ко мне в квартиру, и я сразу отправилась в ванную. Когда вышла, Тим сидел на кухне. Он уже снял одежду и вольготно развалился на стуле. Кроме трусиков-стрингов, на нем ничего не было. На столе возле раскрытой коробки с шоколадными конфетами дымились две чашки кофе.

– Как в старые добрые времена, – довольно ухмыльнулся он, беря конфету и отправляя ее в рот.

Из черной записной книжки с изображением красного дракона на обложке:

Новый мир обещан.Однако перед этим потребуется много жертв.Пришел с Небес Света и Звука,Пришел с Небес АхураМахатама Истины.

Адептам приходилось за все платить, платить за участие во всех видах ритуальных действ, если денег не было, то адепты должны были отрабатывать «ступени посвящения». Имелся специальный прейскурант: чудотворный «пруд» – 200-граммовая бутылочка грязной воды из ванны, где изволил искупаться Асахара, – 200 долларов; «шактипат» – ритуал, в основе которого лежит следующее действо: один член секты дотрагивается до лба другого, с более высоким запасом «духа», – идет «перекачка духа». Стоило это 500 долларов. «Пуруша» – маленькая булавка со знаком секты – стоила уже 1000 долларов. «Озарение Бардо» – внутривенная инъекция неизвестного снадобья – 5 тысяч долларов. Сеанс телепатической связи, когда адепт «подключается» к одной из «волн, испускаемых мозгом самого учителя», стоил 10 тысяч долларов. И, наконец, посвящение, «кровавый ритуал», при котором пили кровь якобы самого Асахары. За «кровопийство» следовало заплатить опять же 10 тысяч долларов.

Уже после запрета «Аум Синрикё», по сообщению Комитета по спасению молодежи от псевдорелигий, среди ее адептов прокатилась волна непонятных смертей, когда скоропостижно умирали мужчины 28–36 лет, и самоубийств, например, с балкона выбросился 12-летний мальчик, вовлеченный в «Аум Синрикё» своей матерью».