Анна Эккель - Иллюзия (сборник)
Нюрины родители познакомились на одной из комсомольских строек. Поженились, но проживали в разных общежитиях, родилась доченька, Анечка. А так как детей в общежитии иметь не разрешалось, то перед молодой мамой встал вопрос, куда девать новорожденную дочку. Возвращаться к себе в маленький южный городок не хотелось, да и риск мужа потерять был очень велик. Тогда она приняла решение отвезти дочурку к своей бабушке, так как ее мама еще работала.
Бабушка жила одна в большой добротной, построенной на века и для большого семейства, деревянной избе. Их заброшенный хутор расположился среди богатых лесов вдалеке от города. Старый, давно установившийся уклад деревни, до сих пор сохранял все накопленные за века традиции и обычаи.
Анфиса была высока, худа и полна жизненных сил. Так что когда ей передали на руки маленький сверток с младенцем, она расцвела улыбкой, словно на руки получила не правнучку, а родную дочь.
Женщины навезли всякого разного добра для малышки: питания и одежку. Прочитали Анфисе длинную инструкцию по правильному уходу за младенцем и с тем отбыли на телеге, через лес, к станции.
Как только за ними закрылась дверь, бабка, необыкновенно воодушевившись, схватила веник и с наговором замела их следы, чтобы они больше не возвращались. Тем самым закрыла им дорогу в этот дом раз и навсегда.
Анфиса очень обрадовалась нежданному счастью. Теперь она не одна, теперь ее существованию придали смысл – она будет растить и воспитывать Нюрочку, как самую любимую и дорогую доченьку свою, есть у нее для этого и силы, и горячее желание и богатый опыт.
Она подошла к кровати, где посередине, вся обложенная подушками, крепко спала малышка. Бабка, не теряя ни минуты, поспешила на кухню, там у нее в дальнем уголке было спрятано новое ведро. Перекрестившись, она взяла его и огородами, чтобы никого не встретить, быстрым шагом пошла в гущу леса на Святой родник.
Родник находился далеко от деревни, но она даже не заметила дороги, так быстро оказалась там. Это было не простое место. Густой лес вдруг неожиданно расступался, и на образовавшейся большой поляне, точно посередине возвышалась гора, вся поросшая небывалой для этих мест растительностью. Даже рядом, у самого подножья не росли такие травы и цветы, как на ней самой. И вся гора словно не отсюда, а из джунглей или вообще из рая!
Местное население Святой родник берегли пуще глаза, чужаков не водили без надобности, а только если по крайней нужде. Вода в нем была не простой, она имела свойство исцелять. Однажды здесь был один ученый, ничего не смог объяснить про это чудо, только бросил непонятную фразу, назвав гору – «местом силы».
Деревенские называли родник просто – Урочищем. Вся гора была покрыта вечнозелеными растениями. Снег до нее не долетал, а падал как-то против всех законов физики по касательной.
Подняться на нее можно было только с одной стороны – с Восточной, там, словно специально были вырублены огромные ступени, которые вели вверх, где бил родник. Вода пробивалась из несколько мест прямо из-под камней и, сливаясь в один мощный поток, с грохотом и шумом срывалась вниз, и также уходила в землю под камни, не образовывая никакого водоема или речки.
Когда находишься на горе в серебристом облаке мельчайших капель, тебя накрывает необыкновенное чувство радости и просветления.
Но хождением на Урочище местное население не зло употребляло.
Вот и Анфиса пришла за необыкновенной водой для своей Нюрочки. Встав на первую ступеньку, почувствовала мощный прилив сил, словно ей шестнадцать, и глаза острее стали видеть эту пышную растительность. Цвета приобрели необыкновенную яркость. Силушки прибавилось, и она даже не заметила, как оказалась на самой вершине, у истока. Упала на колени, начала молиться. После осторожно, не вставая на ноги, на коленях медленно стала подползать к одной из струй, подставляя пустое ведро. Постоянно твердя, пока набирала воды:
– Здравствуй, вода Татьяна, земля Ульяна, а ключ Иван!
Дайте мне воды от всякой беды!
Набрав заветной воды, Анфиса также быстро пошла нехожеными тропами к своей избе, чтобы случайно не встретить кого-нибудь и не заговорить, иначе вся силушка непростой воды пропадет. Домой надо было вернуться непременно другой дорогой.
Когда она пришла и плотно закрыла за собой дверь, с облегчением вздохнула и, перекрестясь, поставила ведро с водой на стол, так как если ненароком опустишь его на пол или тем более на землю, вся чудесная сила воды пропадает сразу. Тихонько, чтобы не разбудить, подошла к кровати, взглянула на малышку, та по-прежнему крепко спала. Было ощущение, что Анфиса отсутствовала от силы где-то минут десять, не более!
Ну, а теперь задело. Вытащила эмалированный тазик. Налила в него воды. И направилась к ребенку, чтобы начать потихонечку будить ее для купания. Но не успела она нагнуться, как Нюрочка резко открыла глаза. От неожиданности Анфиса отшатнулась, глаза у девочки были разного цвета, один голубой, а другой карий, и смотрела она как-то совсем не по-детски. Бабка ахнула, и, всплеснув руками, начала судорожно раздевать ребенка. Скинув одежонку, она сразу же увидела на маленьком тельце «ведьмину отметину».
От бессилия она села и начала плакать причитая.
Время шло. Нюра росла смышленой и послушной девочкой. Бабка очень внимательно следила за внучкой, но она ее не огорчала и никаких заметных поползновений в сторону колдовства не проявляла. Анфиса, каждый вечер молясь перед сном, страстно вымаливала душу ребенка.
Вот и опять зима. Святки.
Да, как-то не вовремя умер дед Никифор. Жил бобылем на отшибе от всех. Его ветхая избушка, наполовину вросшая в землю и покосившаяся на один бок, стояла прямо на берегу речки. Хоронили всем малочисленным сходом.
Анфиса тоже должна была пойти туда, помня, как молодой и красивый Никифор ухаживал за ней, как бросал охапки цветов в открытое окно, не могла забыть пьянящего запаха цветущей черемухи. Но не судьба была им пожениться. Ее выдали замуж за другого, нелюбимого.
Анфиса заканчивала причесывать внученьку, та уже не могла справляться сама со своими роскошными волосами. Они были иссиня-черные, воронова крыла, блестящие и длинные. Коса получалась толстой, одной ладонью не обхватить. Мыть и чесать одно мучение, но на все предложения бабки укоротить волосы Аня наотрез отказывалась. Долго провозились и впопыхах побежали к избе Никифора.
В этот год зима расщедрилась на снег. Сугробы доходили до окон. Мужики общими усилиями расчистили маленькие дорожки. Когда идешь по ним, впечатление такое, словно по снежному лабиринту блуждаешь, ничего не видно, кроме синего неба над головой.
Быстро пробежав по белому коридору, они вышли на открытый, крутой берег. Там внизу у самой воды увидали маленькую избушку.
Все происходящее как в черно-белом фильме, ни одной яркой краски. Светло-серые стены избушки, белый снег и черный лес за рекой. В доме ничего не было, кроме серого от времени сколоченного из досок стола и скамейки. На столе одиноко стояла покореженная от времени алюминиевая кружка.
Вот и все, что осталось от жизни Никифора.
Они опоздали. Бабушка присела на скамейку и всплакнула, а внучка стала медленно обходить избушку, в надежде увидеть хоть что-то для нее интересное.
Посидев немножко, Анфиса глубоко и горестно вздохнула о нескладной судьбе когда-то любимого ею Никифора, взяла Аню за руку и отправилась домой.
В эту ночь Анфисе снился страшный сон, а можно сказать, что и не снился вовсе, а все происходила наяву. Посередине комнаты во всем черном, с распущенными волосами стояла покойная Марфа – деревенская ведьма, когда-то она жила в лесу и занималась своим черным делом. Вся деревня страдала от нее. И то, что у Анфисы не сладилась с Никифором – это тоже были ее проделки.
Ведьма умирала в страшных муках. Она никак не могла уйти, никто не хотел забирать ее «наследство», а без этого ее не отпускали отсюда. Стоны и крики мучили деревню целую неделю, пока местные мужики по совету батюшки не прорубили на крыше у Марфы отверстие, и тогда что-то со свистом вылетело оттуда и хозяйка наконец-то отошла в мир иной. Долго никто не хотел заходить в избу. Потом решили, что пойдут те, у кого не было семьи – Никифор и Василий. Похоронили ведьму за деревенским кладбищем. После этого Василий сошел с ума и умер, а Никифор с тех пор стал угрюмым молчуном.
Вот и сейчас посередине комнаты стояла Марфа, словно живая, она исподлобья смотрела на Анфису и глухим голосом говорила:
– Вот я и дождалась свою доченьку. Анфиса, возьми это, и передай Анне, – с этими словами она протянула руку, на ладони которой лежал необыкновенной красоты крест. Бабка начала неистово креститься и с дрожью в голосе сказала:
– Не отдам девочку!
На что Марфа спокойно ответила:
– Если не отдашь, будешь хоронить ее через неделю! Повернулась и исчезла.
Анфиса очнулась вся мокрая от пережитого страха. Включила свет. Осмотрела всю комнату. Ничего не напоминала о страшном визите. Девочка крепко спала в своей кровати.
