Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том шестой. Для радости нужны двое

К лету 1943 года Алексей настолько окреп, что Глафира Петровна попросила Ивана Ефремовича взять его в колхозные пастухи вольнонаемным. Всем на удивление Алексей с первого же дня освоил свою новую работу и как будто стал больше понимать. Он никогда не бил коров и даже не замахивался на них, а те слушались малейшего его знака, не разбредались далеко, и не было случая, чтобы какая-то корова отбилась от стада.

Наверное, у него часто и сильно болела голова, но как проверишь… Только видели все, что глаза его в такие дни мутнели, он втягивал голову в плечи и наклонял ее чуть-чуть на правый бок. Наверное, так ему становилось легче. В ясные, солнечные дни приступы головной боли настигали его почти всегда, а в дождливую погоду он отходил… И тогда глаза Лехи-пришибленного светились таким же эмалево-синим цветом, как когда-то у Адама Домбровского.

Часть четвертая

Наш дом на чужбине случайной,где мирен изгнанника сон,как ветром, как морем, как тайной,Россией всегда окружен.

На подлете к Марселю было еще светло, но низкое зимнее небо постепенно темнело и все больше сливалось с морем, образуя как бы единое изогнутое пространство. Гул двигателей не давал разгуляться светской беседе между французской губернаторской четой и русской графиней. Так что волей-неволей, но пассажиры в основном помалкивали и думали кто о чем: генерал Шарль о возможности стать маршалом в будущей войне, Николь об ожидающих ее парижских визитах и светских раутах, Мария о том, как она ненавидела мужчин после Праги…

Да, после той страшной попытки изнасилования, пусть и окончившейся для нее сравнительно благополучно, она горячо возненавидела всех мужчин, кроме старенького доктора Юзефа Домбровского из больницы для бедных, да еще тех, что остались в ее памяти со времен Бизерты. В каждом мужчине, в каждом юноше она видела теперь потенциального насильника. Это тяжелое событие, пережитое в ранней молодости, во многом исказило ее отношение к мужскому полу хотя и не навсегда, но на долгие месяцы.

Раньше ей нравилось, когда на нее заглядывались мужчины, а после Праги это стало ей так противно, что на каждый оценивающий, а хуже того, раздевающий ее взгляд она отвечала брезгливым презрением, и возможные ухажеры отлипали мгновенно. А той весной, в Праге, она так и не купила, как мечтала, легонькие-легонькие бежевые туфельки под цвет своего берета. Во-первых, берет унесла Влтава, а во-вторых, чувство мести так жгло ее, так затемняло рассудок, что вместо легоньких туфелек она приобрела на барахолке тяжелейшие, крепкие, как железо, ботинки со стальными подковами на носках и каблуках. Как говорил когда-то в Морском корпусе старший наставник по рукопашному бою мичман Майданович: «Бой только называется рукопашный, а вся жизнь у человека в ногах и вся сила! Научишься правильно бить ногами – никогда сам не будешь битый!» Так что Мария знала, что делала, приобретая ботинки… Каждый свободный вечер в ту свою последнюю пражскую весну и в то лето она ходила к Карлову мосту в надежде встретить своих обидчиков… Но, увы, те сгинули безвозвратно. Так и пришлось ей уехать покорять Париж в тяжеленных ботинках, крепких, как железо, да еще подбитых стальными подковами.

Перед тем, как сесть на прибрежный военный аэродром, самолет сделал такой крутой вираж и пролетел так низко над марсельской бухтой, что Мария, Николь и генерал Шарль даже разглядели испуганные лица людей на корабле, направлявшемся в порт.

– Ах, какой у нас пилот! – перекрывая шум двигателей, вскрикнула Николь.

– Аж дух захватило! – поддержала ее Мария, которой настолько понравился лихой вираж, что у нее даже мелькнула мысль: «А не выучиться ли мне на пилота? Нет. Поздно».

– Хулиган! Я ему задам перца! – рявкнул генерал Шарль, но в его голосе совсем не было гнева, ни капельки.

Летчик посадил машину безукоризненно мягко.

– А я бы поблагодарила пилота… Это удобно, Николь? – спросила Мария, когда они вышли на летное поле.

– Нормально. Я с удовольствием присоединюсь к тебе. Он доставил нас просто замечательно!

Генерала Шарля встречали какой-то другой генерал и несколько старших офицеров. Беседуя со встретившими его военными, Шарль досадливо оглядывался на свою жену и Марию, зачем-то направившихся не к встречающим, а к носу самолета, который вдруг взревел и заглушил моторы.

– Нам придется чуть подождать, – сказала Николь.

Наконец пилот, бортмеханик и бортрадист спустились на землю.

– Кто из них пилот? – шепнула Мария.

– А вон тот, что пониже ростом.

Поравнявшись с дамами, все члены экипажа сняли шлемы и поклонились.

– Антуан, – обратилась Николь к коренастому темноволосому мужчине с большими залысинами над высоким выпуклым лбом. – Антуан, подойдите ко мне.

– Да, мадам?

– Я хочу вам представить мою кузину графиню Мари Мерзловска.

Мария протянула ему руку.

– Антуан, – вполголоса назвал себя пилот, едва прикоснувшись губами к ее протянутой руке. И по тому, как мимолетно и непринужденно он приложился к ее руке, Мария поняла, что, видимо, у Антуана большой опыт целования ручек.

– Вы первоклассный пилот! Я в восторге!

– Рад служить, – вяло отвечал Антуан, улыбнувшись лишь уголками губ, отчего его хмурое лицо стало еще более хмурым.

– Где вы научились так летать? – улыбнувшись пилоту лучшей из своих улыбок, не сдавалась Мария, задетая его холодностью.

– Как и все, в летной школе, мадам.

– Мадемуазель, – мгновенно поправила его Мария.

– Простите, мадемуазель. Я научился летать в летной школе, как, полагаю, и все другие пилоты Франции, – с явной иронией в чуть хрипловатом голосе отвечал Антуан.

– Еще раз огромное вам спасибо! – из последних сил просияла Мария, которую так и подмывало послать этого Антуана с его огромными залысинами, коротким носом и карими глазами чуть-чуть навыкате непосредственно к чертовой матери!

– Разрешите идти? – не обращая никакого внимания на Марию, пилот обернулся к губернаторше Николь.

– Конечно. Мы вас больше не задерживаем. Спасибо!

– Пожалуйста! – буркнул Антуан и, небрежно напялив на голову шлем, быстро пошел догонять своих.

– Довольно мрачный господинчик, – подытожила Мария, – но зато как летает!

– Просто спесивый. Я сейчас вспомнила, мне Шарль когда-то рассказывал, что новый пилот у него из героев прошлой войны. Двадцать лет пролетело, а они все не могут забыть о своих подвигах. У меня муженек такой же. И этому пилоту, наверное, обидно возить бывшую диву кордебалета.

– А откуда он знает, что ты бывшая дива?

– О-о, у нас в гарнизоне все знают всё про всех.

После мимолетной беседы с губернаторским пилотом в душе Марии остался неприятный осадок: чего греха таить, она не привыкла, чтобы на ее восхищение не отвечали взаимностью.

«Бурбон[33] несчастный!» – в сердцах подумала о пилоте Мария, садясь в машину.

Вскоре их привезли в гостевой дом армейского руководства, и Мария напрочь забыла о пилоте. Назавтра в полдень Николь и Шарль должны были отбыть поездом в Париж, а Мария переехать в заказанный для нее лучший отель Марселя. Мария намеревалась задержаться в городе на сутки, якобы для встречи с администрацией порта, а на самом деле для свидания с Михаилом, который еще и не подозревал об этом.

– А как ты это устроишь? – спросила у Николь Мария, когда они вошли в дом.

– Как дважды два! Теперь-то он не в подводном плавании.

– Тебе виднее, Николь.

– А-га-а, – сладко зевнула Николь, – мне виднее. Вечер чудный! Большая редкость для Марселя в декабре – ни дождя, ни ветра. Наверное, градусов двенадцать тепла по Цельсию… Как ты думаешь?

– Наверное, – автоматически ответила ей Мария. Она ничего не думала ни о Цельсии, ни о Фаренгейте, ни о Реомюре. Мысли ее были заняты совсем другим – как сказали бы карты, бубновым интересом. Впервые в жизни она сама собиралась достучаться до сердца мужчины… Конечно, можно вспомнить о дяде Паше, но то было совсем другое – она просто жила и дышала им и не то что не пыталась атаковать дядю Пашу, даже подумать об этом не смела. А тут совсем другой случай. Или блажь? Да нет, вроде не блажь. Она ведь помнит, как высоко взмыла ее душа год назад, когда Николь пыталась вытребовать для нее Михаила хоть со дна морского! Не получилось. Кто знает, как будет завтра?

Загородная вилла военного руководства находилась на берегу тишайшей бухточки, посередине которой для порядка все-таки стоял сторожевой катер. При вилле был парк с вековыми белокорыми платанами.

– Я пройдусь? – спросила Мария.

– Пройдись-пройдись. Ужин будет не раньше чем через полчаса, гости еще в пути.

– Какие гости?

– Как какие? Шарль приехал, они же должны приветствовать Шарля!

– Ну раз должны приветствовать, тогда пусть приветствуют! – засмеялась Мария и вышла в парк.